Пока я жду возвращения Джакса, продолжаю подбадривать себя. Джакс может быть непредсказуемым, когда дело доходит до секса, но единственное в чем я уверена, это что могу рассчитывать на то, что он всегда будет спокоен, вежлив и почтителен. Я горжусь тем, что до сих пор не сделала ничего слишком смущающего или не сказала что-то слишком глупое рядом с ним, но я постоянно борюсь сама с собой. Покусываю губы, когда хочу что-то сказать — не уверена, как это прозвучит — и теперь мне необходима хорошая гигиеническая помада.
Звучание старой музыки неожиданно пронизывает до глубины души, и когда Джакс возвращается, я решаю спросить:
— Это пластинка?
— Да, — отвечает он, замерев на середине шага, и всего на долю секунды я замечаю, что его безжалостная уверенность дрогнула. Но затем все возвращается обратно, и он одаривает меня еле заметной улыбкой.
— Если ты ожидала, что будет играть группа музыкантов, то предполагаю, ты выбрала не тот дом.
Я хихикаю, и это неловкий звук. Тьфу, ненавижу звук своего голоса.
— Нет. Я имею в виду, виниловая пластинка… как в настоящем проигрывателе.
Джакс слегка кивает, пока передает напиток мне, после чего садится рядом со мной. Он близко. Достаточно близко, чтобы почувствовать его запах. Он был и ближе, конечно же, но не тогда, когда мы просто разговаривали.
— Вот это по-настоящему круто, — говорю я, смутившись.
Я делаю глоток своего напитка, а затем еще один, надеясь, что алкоголь превратит меня в сексуальную стерву, которой я была в баре. Я чувствую себя, как Халк, который пытается стать злобным монстром, но в окружении пушистых котят и воздушных шаров ничего не получается.
Я смело бросаю взгляд на Джакса, но быстро отворачиваюсь. Черт побери, Лиззи. Не отступай. Ты сосала его член, посылала ему сексуальные фотографии, трахалась с ним на вечеринке — почему ты не можешь сидеть в пяти сантиметрах от него и не чувствовать себя так, словно находишься на выпускном вечере со школьным квотербеком?
Джакс наклоняется, чтобы посмотреть мне прямо в глаза, и я вновь смотрю на него, хотя прячусь за по-настоящему долгим глотком своего напитка.
— Ты нервничаешь, Лиззи?
Я фыркаю и надеюсь, что это похоже на возражение, но вместо этого звучит, словно я сплюнула.
— Почему я должна нервничать? После…
— После того как я поедал твою киску?
Я все же давлюсь своим напитком, прикрываю рот и откашливаюсь, пока не восстанавливаю дыхание. Джакс тихо смеется, забирает стакан из моей руки и ставит его на стол.
— Правило номер, без разницы какое, никогда не уклоняйся от непристойного разговора. Я думал, ты усвоила это. Возможно, нам следует поработать над этим еще немного? Ты явно очень нервничаешь.
— Я не нервничаю. Просто…
— Так и есть.
— Почему я должна нервничать? Мы выпивали и раньше. Мы занимались… таким раньше, — даже для моих ушей данное отрицание звучит слабенько.
— Каждая ситуация уникальна, — говорит он, пожимая плечами, — полагаю, что ты сегодня немного на взводе.
Я фыркаю снова, в этот раз мягче, но все равно звучит ужасно.
— Нет. Я знаю, для чего нахожусь здесь.
Он приподнимает бровь, и распутно-сексуальное выражение на его лице поражает меня, как укол адреналина в вену.
— Серьезно? — спрашивает он, дразня. — Ты знаешь, что произойдет?
— Ну, да.
— Ты уверена в этом?
— Да, — говорю я, бросая на него растерянный взгляд. Он заставляет меня думать, что не следует быть такой уверенной.
— Знаешь, у меня есть для тебя подарок, — говорит Джакс, протянув руку за диван и вытащив коробку, обернутую в черную упаковочную бумагу и тщательно завязанную розовой лентой.
Он протягивает ее мне, и я смотрю на нее с глупой широкой улыбкой на лице. Знаю, это глупо, но кто не любит подарки?
— Ладно, — говорю я, кивая, — возможно, я не ожидала подарка.
— Открой его.
Медленно, я кладу коробку на журнальный столик перед собой, затем развязываю бант и снимаю верхнюю крышку. Я не знаю, чего ожидаю. Действительно, не знаю.
Но чего уж точно я не ожидала, так это длинный, изящный, дорого выглядящий…
— Вибратор? — восклицаю я, больше для себя, чем для Джакса.
— Заряжен и готов к применению, — говорит он, и я слышу властность в его голосе.
Я пытаюсь сказать хоть что-то, но когда смотрю на Джакса, все, что могу сделать, это скорчить лицо в полнейшем замешательстве. Его член уже идеален, и именно его я хотела сегодня вечером. Так, для чего мне это?
Как будто читая мои мысли, Джакс отодвигается на другую сторону дивана так, чтобы наблюдать за мной с противоположной стороны журнального столика. Он кладет руки на спинку дивана и скрещивает ноги.
— Легко быть сексуальной в баре, — говорит он медленно, понизив голос так, что приходится вслушиваться в его слова, — легко быть сексуальной, когда ты рядом с кем-то, кто нравится тебе. Но ты должна быть сексуальной и для себя. Тебе необходимо завести себя. Если хочешь трахнуть кого-то по-настоящему хорошо, ты должна знать, как трахнуть себя.
Я беру вибратор и щелкаю переключателем, на котором находится мой большой палец. Это приводит его в движение, и на низкой скорости он вибрирует в моей руке. Я быстро выключаю его.
— Ну, спасибо, — говорю я, наклоняясь, чтобы положить его обратно в коробку.
— Не убирай его, — говорит Джакс таким тоном, который заставляет меня оставить вибратор в руке.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спрашиваю я, но это скорее похоже на просьбу, чем на реальный вопрос.
Джакс наклоняет голову набок и говорит.
— Я хочу, чтобы ты сняла свою одежду и использовала его. Прямо здесь. Передо мной.
Я хихикаю, но мой смех прерывается от осознания того, что он сказал. Я ласкала себя раньше — иногда во времена длинных командировок Броуди — и, конечно, использовала вибратор пару раз. Но это находится совсем на другом уровне.
— И ты собираешься просто сидеть там и смотреть?— спрашиваю я, надеясь на отрицательный ответ.
— Раздевайся, — говорит Джакс, не обращая внимания на мой вопрос.
Я смотрю на вибратор в руке и тяжело дышу.
— Мне нужен еще напиток, или два, или семь.
Джакс качает головой. Он не позволит мне так просто сдаться.
Я с трудом сглатываю, кладу вибратор на диван рядом с собой и встаю. Глаза Джакса сосредоточены на мне, когда я снимаю свою одежду перед ним. Он изучает каждый мой жест, как детали на своих картинах.
С каждым снятым предметом одежды открывается все больше моей обнаженной кожи, и я чувствую все сильнее и сильнее, что нахожусь под контролем его пронизывающего взгляда. Он смотрит на мое тело так, словно я последняя женщина на земле, и я чувствую, что его воображение разыгралось от каждого движения, каждого жеста.
