— Я всегда хотела заниматься подобной работой, — уклончиво ответила она.
— Тогда почему ты бросила ее?
— Моя жизнь изменилась.
К счастью, он не стал настаивать на подробностях.
— Тебе нравилось работать с умственно отсталыми детьми?
— Они не были… Они не были умственно отсталыми.
— Прости, — он явно сожалел о своих словах.
Искренность, прозвучавшая в его голосе, подтолкнула ее к ответной откровенности лучше, чем это могли бы сделать комплементы или улыбки.
— Они просто другие. Они познают мир иным способом. Быть среднестатистическим, нормальным человеком — не единственный путь существования. — Она остановилась, заметив, что он закрыл глаза. — Тебе скучно?
Его веки медленно поднялись.
— Мне просто нравится слышать твой голос.
У Мэри перехватило дыхание. Его глаза были неоновыми, светящимися, переливающимися.
Это должны быть контактные линзы, подумала она. У людей просто не бывает глаз столь пронзительного цвета.
— Отличие от других людей тебя не очень беспокоит, так? — Прошептал он.
— Нет.
— Это хорошо.
Она вдруг поняла, что почему-то улыбается ему.
— Я был прав, — прошептал он.
— Насчет чего?
— Ты прекрасна, когда улыбаешься.
Мэри отвела взгляд.
— В чем дело?
— Пожалуйста, давай без попыток очаровать меня. Лучше уж светский разговор.
— О, я не из тех, у кого есть шарм. Я всегда говорю только правду. Спроси моих братьев. Моя честность часто приводит к неловким ситуациям.
Есть еще такие, как он? Боже, это, наверное, семья как с рождественской открытки.
— Сколько у тебя братьев?
— Пять. Теперь. Мы потеряли одного. — Он сделал глубокий глоток воды, прикрывая стаканом лицо, словно не хотел, чтобы она видела его глаза.
— Я сожалею, — тихо сказала она.
— Спасибо. Никак не могу смириться. И мне чертовски его не хватает.
Подошла официантка с большим подносом. Когда тарелки были расставлены вокруг него, и салат Мэри тоже оказался на столе, официантка задержалась у их столика до тех пор, пока не услышала многозначительное «спасибо» от Хела.
Сначала он принялся за Альфредо. Погрузив вилку в клубок феттуччине,[55] он покрутил ее, чтобы зацепить достаточное количество макарон, и отправил их в рот. Осторожно прожевав, он добавил щепотку соли. Потом он перешел к стейку, поперчив его. Затем взял чизбургер, почти поднес его ко рту, но, нахмурившись, снова опустил на тарелку. Ножом и вилкой отрезал себе кусочек.
Он ел изящно как настоящий джентльмен.
Неожиданно он взглянул на нее.
— Что?
— Извини, я, э-э-э… — Она поковырялась в своем салате, а потом снова начал наблюдать, как он поглощает пищу.
— Если ты продолжишь глазеть на меня, я начну краснеть, — чуть растягивая слова, произнес он.
— Мне жаль.
— А мне нет. Мне нравится, когда ты на меня смотришь.
Тело Мэри вздрогнуло. И она отреагировала на это, грациозно уронив сухарик из салата себе на колени.
— Ну так на что ты смотришь? — Спросил он.
Она взяла салфетку, чтобы стереть пятно со своих брюк.
— На то, как ты ешь. Твои манеры поражают.
— Едой нужно наслаждаться.
Ей стало интересно, чем еще он наслаждается также. Медленно. Вдумчиво. Боже, она могла хорошо представить себе его половую жизнь. Должно быть, он великолепен в постели. Большое тело, золоченая кожа, длинные, тонкие пальцы.
В горле стало сухо, и она отпила из стакана.
— Но ты всегда… столько ешь?
— Вообще-то, я просто очень проголодался. Наверстываю упущенное. — Он еще немного подсолил феттуччине. — Так ты занималась с аутичными детьми, а теперь работаешь в юридической фирме. Чем ты еще занимаешься? Что тебя интересует? Какое-нибудь хобби?
— Я люблю готовить.
— Правда? А я люблю есть.
Она нахмурилась, стараясь не представлять его за своим столом.
— Ты снова недовольна.
Она махнула рукой.
— Да нет.
— Да, недовольна. Тебе неприятна мысль о том, чтобы приготовить что-то для меня, так ведь?
Его честность поразила ее. Мэри начало казаться, что расскажи она ему все, в ответ она узнает, что именно он думает или чувствует по этому поводу. Будет ли это что-то хорошее или плохое. В любом случае.
— Хел, у тебя, что, нет вообще никакого фильтра между мозгом и ртом?
— Вообще-то, нет. — Он покончил с Альфредо и отодвинул пустую тарелку в сторону и принялся за стейк. — А что насчет твоих родителей?
Она глубоко вздохнула.
— Моя мама умерла четыре года назад. Моего отца убили, когда мне было всего два года. Он оказался не в то время не в том месте.
Он помолчал какое-то время.
— Это тяжело. Потерять обоих.
— Да, тяжело.
— Мои родители тоже умерли. Но, по крайней мере, они оба дожили до старости. У тебя есть сестры? Братья?
— Нет, были только я и мама. А теперь есть только я.
Снова повисла тишина.
— Так откуда ты знаешь Джона?
— Джона… А, Джона Мэтью? Бэлла рассказывала тебе о нем?
— Некоторым образом.
— Я не так хорошо знаю его. Он только недавно появился в моей жизни. Я думаю, он особенный ребенок, хотя, судя по всему, ему нелегко приходится.
— Ты знаешь его родителей?
— Он сказал мне, что у него их нет.
— Ты знаешь, где он живет?
— Я знаю район. Не самый лучший.
— Ты хочешь спасти его, Мэри?
Какой странный вопрос, подумала она.
— Не думаю, что он нуждается в спасении, но мне бы хотелось стать его другом. По правде говоря, я едва его знаю. Он просто появился у меня во дворе однажды ночью.
Хел кивнул, как будто она дала ему ответ, который он ждал.
— Откуда ты знаешь Бэллу? — Спросила она.
— Тебе не нравится твой салат?
Она посмотрела в тарелку.
— Я не голодна.
— Уверена?
— Да.
Закончив с бургером и картошкой, он потянулся к маленькому меню.
— Может, десерт тебе больше понравится? — Спросил он.
— Не сегодня.
— Тебе нужно больше есть.
— Я плотно пообедала.
— Это неправда.
Мэри сложила руки на груди.
— Откуда тебе знать?
— Я чувствую твой голод.
Она перестала дышать. Его глаза снова заблестели. Такие голубые, такие чистые… как морские глубины. В которые можно окунуться. В которых можно утонуть. В которых можно умереть.
— Как ты узнал, что я хочу есть? — Спросила она. У нее было такое ощущение, что мир уходит из-под ног.
Его голос стал ниже, пока окончательно не стал похож на урчание.
