— Пусть принесут ужин в комнату, — мотнула головой в сторону хозяина, не отрывая глаз от моего лица. — Да пообильнее, я голодна. — Тут подошел ее слуга с дорожными сумками. — Оставь здесь, Вей. Разносить вещи по комнатам — дело гостиничной прислуги. А ты отдыхай. Ешь, пей и ложись спать.
— Я донесу, госпожа, — пришлось подыграть рыжуле и подхватить далеко не легкие сумки.
Хозяин хмыкнул и сам отправился провожать гостью, оставив посетителей на супругу и служанок. Я оглянулся на Малинку, которая тут же подмигнула мне в своей наихудшей похабной манере. До сих пор не понимаю, означают ли эти ее ужимки дружеское одобрение или, наоборот, призваны скрывать досаду и злость.
Впрочем, мысли о возможных недовольствах сладенькой разом потускнели, едва я остался наедине с медноволосой красоткой. Малинкины слова о завитках на шейке так меня раззадорили, что первый поцелуй я влепил аккурат за ухо, где курчавились невесомые золотистые пряди. Женщина не спешила подставлять губы, видно, хотела с толком насладиться неожиданным любовником, да еще сказала, что ждет ужин.
Вскоре служанка доставила ломящийся от снеди поднос, на который я, надо признаться, покосился с гораздо большим вожделением, чем смотрел на Грушу, ветреную чужую жену. Мы с Малинкой давно не позволяли себе особых роскошеств в еде, зато по ночам ни в чем друг другу не отказывали. Как ни странно, меня пока не особо тянуло на других. Сладенькая по-прежнему владела помыслами, одним прикосновением заставляя вспыхивать жгучий огонь в паху.
Отдавая должное лакомствам, я исподволь разглядывал сегодняшнюю подругу на ночь. Груша была недурна и взгляды на меня кидала воистину пламенные, значит, и в постели с ней не соскучишься, но… Я вспоминал запах дорогих благовоний, который ощутил, когда целовал золотистые завитки, и не мог отделаться от дурацких мыслей о том, что Малинка безо всяких притираний пахнет много приятней. А ведь я всегда ведусь на искусно составленные духи, подобные тем, что учуял на лилейной шейке. Тьфу, нельзя же все время думать об этой девчонке, так и спятить недолго! Слыхал я страшные истории о мужиках, у которых только на одну бабу стояло…
Наконец ужин подошел к концу. Я распустил шнуровку грушиного платья и помог снять его, потом быстро стащил свою рубаху. Настало время для страстных поцелуев, но не успел я как следует смять сочные губы женщины и толком узнать, какова наощупь ее грудь, в дверь постучали, негромко, но часто и требовательно. Рыжуля замерла в моих объятиях. Стук повторился.
— Нужно открыть, вдруг это Вика проверить хочет. Спрячься за пологом кровати, я быстро ее спроважу, — жарко прошептала мне на ухо женщина.
Ничего не оставалось, как подчиниться. Подобрал свою рубаху и нырнул за полог. Стук раздался в третий раз.
— Иду, иду! — недовольно произнесла Груша, потом послышался звук отодвигаемой задвижки и возмущенный возглас. — Ты кто такая?
— Кто я такая, не важно, — раздался хорошо знакомый мне с некоторых пор голос. — А ты — жена купца Колоса из Заозерья, так? Груша?
— Д-да…
— Чудно! Мой муженек уже в постельке?
— Еще нет, — я вышел из-за кровати, для порядка смущенно комкая в руках рубаху. — Ничего не было, Линочка… — что бы сладенькая ни задумала, лучше заранее оправдаться.
— У-у, кобель! — Малинка замахнулась, я невольно втянул голову в плечи. — Так я тебе и поверила! Будто вы столько времени разговоры разговаривали!
— Не было ничего… — пролепетала Груша, такая испуганная, что мне стало ее не на шутку жаль.
— Потому что я вовремя пришла! — сладенькая раскраснелась, глаза метали молнии, и я невольно залюбовался ее злостью. — С этим, — кивнула на меня, — сама разберусь. А ты изволь возместить мне ущерб, если не хочешь, чтобы я взыскала с твоего мужа! — шагнула к Груше, которая, оказавшись прижатой к стенке, сжалась, будто ожидая удара.
— Нет, не надо с мужа… — залепетала рыжуля. — Сколько ты хочешь?
— Пятнадцать золотых! — не моргнув, выпалила Малинка.
Я едва не присвистнул. Такие деньги редко беру даже за весьма бурную ночь.
— Я н-не могу дать столько… Мне еще с хозяином расплачиваться… А д-драгоценности муж проверит… — перепуганная Груша начала всхлипывать.
— Ладно, давай десять.
Женщина подобрала с пола пояс и со слезами на глазах отсчитала деньги. Малинка тут же подставила ладошку.
— В расчете! — заявила девчонка, крепко сжимая золотые в кулаке. — И мой тебе совет: обрати внимание на своего слугу. Он, похоже, давно по тебе сохнет, да и собой недурен. Пошли, муженек, — взглянула с усмешкой.
Я уже успел надеть рубаху и поплелся за Малинкой, бросая извиняющиеся взгляды на Грушу. Вообще-то ничуть не огорчился, что не получилось, только рыженькую жаль. Отправить, что ли, к ней этого мужика, Вея, или как его там…
Беспокоился я напрасно: слуга ждал за дверью, на меня зыркнул зло, а со сладенькой обменялся такими взглядами, что мне все стало ясно.
— Как у меня получилось? — спросила Малинка, плюхаясь на кровать в нашей комнате.
— Для первого раза не совсем безнадежно.
— Ах вот как? Господин Перец изволят быть недовольны, что их планы рухнули? — на губах девчонки по-прежнему играла улыбка, но в голосе я безошибочно уловил обиду. Надо бы успокоить, а с другой стороны, не могу отказать себе в удовольствии спесь сбить. Уж больно сладенькая любит задирать свой милый веснущатый носик.
— Планы-не планы, так, приятное разнообразие…
Времени терять было нельзя. Малинка уже собралась вскочить с кровати и с присущим ей пылом высказать все, что обо мне думает. Может, опять рожу покорябала бы, но я оказался проворней, повалил ее на спину и устроился сверху.
— Чего ты при каждом удобном случае меня дразнишь? Нравится, когда с тобой грубо?
Сладенькая не ответила, пыхтя, извивалась подо мной, да еще норовила дать коленом по яйцам. Глазенки горят, волосы разметались, раскраснелась, губку нижнюю закусила… М-да, Перец, тебе, похоже, самому нравится злить девочку. Не выдержал и впился в ее рот. Маленькие, но весомые кулачки заколотили по моим плечам и спине, а мгновение спустя губы раскрылись навстречу, пальцы разжавшихся рук скользнули по шее и нырнули в волосы…
Хотите верьте, хотите — нет, но я радовался, что не остался с рыжулей.
