- Прижучишь ее, ага! - буркнул я.
- Был бы я не женат, сам бы занялся вопросом. А чо? Красивая Ленка, умная! За одни буфера еёные можно голову сложить! А какие бинчики печет... м-м-м...
Сука, че мне опять так стрёмно? Почему мне охота въебать Сереге за одни разговоры о сиськах Овечкиной? А блины ее он когда успел попробовать? Это что такое? Я уже третью неделю с Булочкой живу, блинчиков не то, что не пробовал, в глаза не видел и не нюхал. Борщ был, котлеты были, рыба... Где мои блины?
То, что не я один заметил ее титьки - это ежу понятно. Грудь Овечкиной из космоса видно. Только неприятно снова стало, что кто-то еще смеет слюни на нее пускать.
Слава богу, мы дошли до сторожа. И, слава богу, что он сегодня дежурит и встретил меня, как родненького.
Серега объяснил деду мою проблему весьма быстро и кратко. Было достаточно многозначительного кивка головой в мою сторону, чтобы Федор Афанасьевич вынул из-за дивана бутыль с жидкостью неизвестного происхождения.
Не вежливо было спрашивать, что это за бормотуха. Я в гости пришел, как-никак.
- А закусить найдется? - не сводя с пузыря глаз, спросил я.
- А как же, - засуетился Читушка вокруг стола. - Щас все будет!
Бригадир откланялся, оставив меня на попечение деда, и обещал сообщить, как починят кран.
Я снял каску и куртку, бросил ее небрежно на старый диванчик, застеленный советским добротным покрывалом. У матери было такое же.
Дед, хоть и был древним, на стол накрыл довольно быстро. Поставил мне стул, стакан, налил до краев. Я присел, выпил залпом, закусил огурчиком соленым, потом яичко вареное съел и бутерброд с колбасой.
Ох, блять, как же мне сразу захорошело!
- Спасибо, Федор Афанасьевич! - от души поблагодарил я Читушку. - Спас!
Дед глянул в окно и присел на соседний стул. Сам он пить не стал. Я не спрашивал почему. Может быть, тоже на посту боится употреблять горькую из-за санкций Бульдозера?
- А ты чего это, Богдан Алексеич, запил? - поинтересовался дед. - Ленка говорила, что ты непьющий?
- Непьющий, - кивнул я башкой. - Устал я, дед!
- А где так успел? - хмыкнул дед.
- С Бульдозером вашим поработал и устал, - пожаловался я.
Интересно, что еще Елена Павловна обо мне рассказывала? Хвалит, значит, что непьющий упоминала. Ей больше попиздеть не о ком, кроме Москвиченка?
- Смешное она тебе прозвище дала, конечно, - хохотнул дед.
- Очень, - буркнул я.
- Да чем тебе Ленка не угодила, что ты такой обиженный на нее? - удивился дед и налил мне еще.
Меня уже развезло на «старые дрожжи», поэтому язык начал отключаться от мозга. Захотелось поговорить о том, что накопилось. Душу излить, так сказать.
- Не дала мне Ленка, Федор Афанасьевич, вот и злой я на нее, - сказал я, чавкая огурцом.
Дед снова хохотнул, придвинул мне колбаску и снова поглядел в окно.
- У ней разве допросишься? - покачал головой дед. - Гордая слишком выросла, независимая! Вот и живет со своей гордостью. Много раз ее замуж звали, но она чего-то все копается. Нет, говорит, деда, мужика такого, которому бы я в плен захотела сдаться. Вот и не сдается.
Я ей тоже не оккупант, на территории ее и сокровища не шибко претендую.
Снова Ибрагимова вспомнил. Чем он ее покорил? Что она в нем нашла?
Я снова выпил, бутербродиком заел.
Смс-ка пришла мне из банка. Аванс, мать его! Наконец-то! Все, сука, сейчас кран чиню, еду к Овечкиной и собираю вещи. Гори оно все огнем!
От этой мысли мне так стало радостно и легко! Как будто я срок отмотал и откинулся. Поеду к Наташке, с дочкой контакт налажу, наконец.
А Овечкина? Пошла она на хуй! Не могу я так больше!
- Я же Ленку с детства знаю, - продолжил свой монолог Федор Афанасьевич. - Я тогда прорабом работал. Это сейчас меня уже в утиль списали. Бегала по стройке девчушка. Беспризорничала. Я, говорит, деда, вырасту, такой дом построю, что ты обзавидуешься...
- В смысле, беспризорничала? - уловил я суть его рассказа, вынырнув из своих проблем.
- Так сирота она...
- Сирота?
- Бабка ее воспитывала, царство небесное! - перекрестился дед. - Валентина Иосифовна инженером работала. Ленку не с кем было оставлять, вот ее с собой и таскала. Ой, она и в раствор падала и на заборе висла, а однажды...
- А родители ее где? - перебил я деда.
- Так это... Пашка, отец ейный, мать зарезал по-пьяни, а сам повесился. Ленку бабка забрала к себе.
Я уже напился что ли? Аж слезу с меня прошибло.
- Тяжелая судьба у девчонки, - вздохнул дед. - А потом и Валентина Иосифовна заболела и померла. Ленка в Москве училась, когда бабки не стало. Пока доехала, мы ее уже похоронили. Так уж она плакала, что с единственным родным человеком не попрощалась... И с тех пор одна, да одна...
Да заткнется уже дед или нет? Задрал он меня со своими историями душераздирающими! Не могу я такое слушать! Не хочу! Знать ничего не желаю!
Дед снова выглянул в окно и подскочил со стула. Схватил пузырь со стола, надел на горлышко стакан и спрятал за диван. Я догадался, что за шухер.
Дверь позади меня распахнулась, и я почувствовал на своем затылке ее взгляд, а потом уже родной и знакомый запах ее духов.
- Здорово, дед! - зычно гаркнула Овечкина. - Че забегал? Пьете что ли?
- Нет, конечно, Леночка, ты чего выдумываешь? - заморосил Читушка. - Обедаем! Будешь с нами?
Я сидел, не оборачиваясь, подперев голову руками. Мне уже было все равно на то, что скажет Бульдозер. Я свободный человек!
- Нет, деда, я на диете! На, вот, пирожков вчера спекла! - Лена зашуршала пакетом позади меня. - По рецепту Валентины Иосифовны! Иди, сходи, всех угости. - Дед замялся от чего-то, продолжая стоять столбом у стола. - Деда? - поторопила его Овечкина.
- Спасибо, милая! Это ты хорошо придумала, - согласился дед и покинул помещение, шурша пакетом.
Лена прошла в сторожку, села на стул Читушки и уставилась на меня. Я ждал, что она снова на меня набросится, наедет, наорет, но Лена молчала.
- Я уезжаю, - выдохнул я. - Сегодня!
33. Богдан
Лена дернулась, как будто я ей врезал, и опустила глаза. Я тоже не мог на нее смотреть. Чувствовал себя дерьмово, как предатель какой-то. Не надо об этом думать. Нельзя. Я ей ничего не обещал! Я ей ничего не должен!
Лена поднялась на ноги, подошла к дивану, сбросила с себя плащ, положив его рядом с моей курткой, а затем вытащила из-за дивана недопитую мною бутылку.
- Допивай тогда, раз тебе завтра не на работу, - произнесла она, поставив бормотуху Федора Афанасьевича передо мной. - Во сколько поезд? Или ты на самолете полетишь?
- Без понятия. Я еще не брал билет.
- Заказывай, пока при памяти, - распорядилась Лена. - Я тебя отвезу.
- Сам доберусь! Без тебя!
Лена порылась у Читушки шкафчике и достала второй стакан.
- Мне тоже плесни, - подала она мне посуду. - Раз без меня разберешься.
Я налил нам обоим. Лена села обратно, окинула взглядом нехитрую закусь и взяла из тарелки огурчик. Она будет пить беременная? Ее ничего не смущает? Зашибись!
- Ты мне ничего не хочешь рассказать? - с вызовом бросил я женщине.
- Нет, - пожала плечами Лена. - Ты о чем?
- О своей беременности, например...
- Чё? - сморщилась Овечкина. - Ты чего, придурошный, напился уже что ли? - Она усмехнулась, покачала осуждающе головой и подняла со стола стакан. - Твое здоровье! - сказала Лена и выпила залпом все, что я ей налил.
- Я все знаю, Лена! - не унимался я.
- Да что всё? Ты можешь нормально говорить?
Вот что за женщина? Сидит тут, комедию ломает! Противно аж!
- Что ты беременна от Ибрагимова! - заорал я на нее.
Лена переменилась в лице. Ее глаза округлились, а рот открылся от удивления. Что, сучка, съела? Что теперь мне скажешь?
В следующую секунду Лена хохотнула, а потом просто покатилась от смеха.
Что, блять, смешного?
