Странный холод заставляет пальцы ног мерзнуть даже в тапочках, словно сам Мейрик веет проклятым холодом по полу моей спальни.
Эпоха Мороза ― древний способ определения времени, существовавший до появления современного календаря. Быстрые расчеты показывают, что 22-й год Эпохи Мороза наступил девятьсот сорок лет назад.
Я откидываюсь в кресле и смотрю на пятно на стене, по предплечьям бегут мурашки.
Из того, что рассказали мне Сестры, самая старая из существующих книг ― это трехсотлетняя копия «Книги бессмертных», принадлежавшая королю Йорууну, поэтому все, что мы думаем, что знаем о двух предыдущих возвращениях фей, ― это ненадежные, в лучшем случае, догадки семисотлетней давности.
Но если я правильно посчитала, это означает, что книга в моих руках была написана всего через шестьдесят лет после окончания Второго возвращения фей. Когда воспоминания были еще свежи. Когда люди, пережившие Второе возвращение, были еще живы.
У меня пересыхает во рту при мысли о том, что я держу в руках вещь, возраст которой почти тысяча лет, и которая написана теми, кто действительно видел богов. Райан должен знать, насколько ценна эта книга, верно? Почему же она не была под замком?
Вместо этого она лежала на полу, значит, кто-то взял ее почитать. Но кто?
Нетвердыми пальцами я перелистываю книгу в поисках более разборчивых отрывков.
…когда мир был лишь холстом, на котором боги рисовали свои прихоти, они правили железным кулаком. Вэйл Воитель с его могучим топором наслаждался хаосом битвы. Он требовал от смертных дань, пропитанную кровью, оставляя после себя опустошение и горе.
Дева Айюра, провозглашенная воплощением добродетели, была вероломной лживой сиреной. Она заманивала юношей и девиц в компрометирующие ситуации, а затем осуждала их за потерю невинности и запирала в бездонных тюрьмах с помощью красного ключа. Если бы не древесные корни Солены, богини природы, разрушающие каменные стены пленников, многие страдали бы там до сих пор.
Артейн Лучник, бог охоты, находил удовольствие в страданиях как хищников, так и их жертв. Его стрелы искали не только плоть зверей, но и сердца влюбленных. В его извращенной игре любовные узы разрушались, когда он направлял свои стрелы в самые уязвимые моменты страсти, превращая радость в сердечную боль.
― Черт. ― Слово срывается с языка, прежде чем я успеваю его сдержать.
В современной версии «Книги бессмертных» боги изображены озорными и развратными. Но нигде не сказано, что они были тиранами, стремящимися поработить человечество в угоду своим капризам.
Я переворачиваю последнюю страницу и читаю:
На этом заканчивается первый том, повествующий о пробуждении фей и ужасах их Второго возвращения; во втором томе будет подробно рассказано о том, как десять богов были, наконец, побеждены и погружены в сон.
Я снова осматриваю корешок. Да, эта облупившаяся краска может быть «Томом I». Так где же, во имя богов, находится второй том? Тот, кто владеет знанием о том, как усыпить богов, держит в своих руках судьбу нашего мира.
Я кладу ладонь на обложку книги, потом отдергиваю ее, понимая, что ладони влажные. Я бросаю быстрый взгляд на дверь своей спальни. Бастен наверняка чувствует запах пота. Слышит мое сбивчивое дыхание.
Все в порядке? ― Спрашивает мышонок, тыкаясь в мою руку.
Я захлопываю книгу, пока сердце отбивает по ребрам ритм опасности.
Я в порядке, ― отвечаю я, хотя страх, подкатывающий к горлу, говорит о другом. Язык высовывается, чтобы смочить губы, пока я осматриваю комнату. ― Мне нужно спрятать эту книгу. Так, чтобы служанки не нашли.
Иди за мной! ― Мышонок спускается по ножке стола и пересекает ковер. Он скребет своими маленькими лапками деревянный плинтус, который прижимает ковер. Ковер приподнимается, давая мне достаточно места, чтобы просунуть под него книгу. Остается небольшой бугорок, но в таком старом замке, как этот, нет ничего необычного в кривых половицах.
Спасибо, друг! ― Я провожу указательным пальцем по его голове, и его усики радостно поднимаются.
Внезапный стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть. Мышь стрелой бросается под кровать.
Бастен, думаю я инстинктивно. Его органы чувств сообщили ему о том, что я нашла. Книгу.
Но когда ключ поворачивается в замке, на пороге появляется не суровое лицо Бастена.
Это единственный человек, которого я сейчас ненавижу еще больше.
― Ты. ― Я тыкаю пальцем в Райана, прищурив на него покрасневшие глаза.
Внезапное откровение о Втором возвращении богов становится не таким важным, а гнев вспыхивает, как спичка, проносясь по позвоночнику. Что толку беспокоиться о следующем возвращении фей, когда здесь и сейчас у меня есть свой собственный жестокий тиран?
Я добавляю:
― Ты ублюдок.
Райан задумчиво поглаживает свою челюсть.
― Еще не остыла, я так понимаю?
― Ты ― гниющая навозная куча, которую не сожрут даже слизни. Ты обманул меня. Весь этот спектакль был затеян, чтобы вынудить меня использовать мой дар!
Он спокойно отвечает:
― И ты это сделала. Блестяще. Ты бы слышала, что о тебе говорят в Дюрене. Да и в Старом Коросе, полагаю, уже знают. Это была удача, что Великий клирик оказался рядом и наблюдал за твоим выступлением своими глазами.
Мои глаза прищуриваются.
― Великий клирик? Поэтому ты его пригласил?
Его лицо расплывается в улыбке, когда его пытливый взгляд скользит по мне, одетой лишь в халат и тапочки.
― Эта насмешка на священника держит в кармане Королевский совет. Он десятилетиями обхаживал их, вместе с ними развлекаясь шлюхами и азартными играми. Его дед был главным советником короля Йорууна на протяжении почти пятидесяти лет. Теперь он держит старого Йорууна под замком, чтобы никто не мог проверить его состояние.
― И что? Ты можешь доказать кровную связь, когда мастер возьмет твою кровь, а Великий клирик ― нет.
― Вот почему он выстраивает все так, чтобы Астаньон стал теократией, полностью обходя требование кровного родства. И боги тому свидетели, его усилия приносят плоды. В Старом Коросе меня всегда ненавидели. На семью Валверэев смотрели свысока за то, что мы родом из провинции. Нажили свое состояние на пороке. Никто из них никогда не хотел, чтобы я занял трон. — Райан делает паузу. ― Великий клирик ведет грязную игру. Значит, и мне придется играть грязно.
Моя грудь вздымается под шелковым халатом.
― Ты рисковал жизнью ребенка ради этой своей игры!
Он протягивает руку, чтобы убрать прядь волос с моего лица, но я отшатываюсь назад, прежде чем он успевает коснуться ее. После напряженной секунды его рука опускается.
― Ребенку ничего не угрожало, Сабина.
― Это ложь!
Его глаза вспыхивают.
― Впервые в жизни я не лгу. Зрелище было устроено по настоянию моего отца. Он требовал увидеть твой дар под давлением. У меня не было другого выбора, кроме как согласиться; уверяю тебя, у меня наготове были лучники со стрелами с успокоительным на случай, если тигр нападет на мальчика. После сегодняшнего я выкупил мальчика у мастера боя и устроил его на работу в конюшню. Ему больше никогда не придется проливать кровь ради еды.
Мой взгляд скользит по лицу Райана, пытаясь прочесть правду в его зеленых глазах, в изгибе бровей, в наклоне головы. В моих ушах звучит предупреждение не верить ни единому его слову, но я не могу найти ни одного признака, который бы указывал на ложь.
― Мы союзники, певчая птичка. ― Он прикрывает веки. ― Я поклялся тебе в этом.
Его слова звучат правдиво, но я все равно не решаюсь им доверять.
Сжав челюсти, я резко выхватываю клинок из ножен, пристегнутых к бедру, и прижимаю к его шее.
Его глаза расширяются в неподдельном шоке.
― Клянусь богами, ― бормочет он, ― ты полна сюрпризов.
― Как я могу доверять Лорду лжецов? ― говорю я сквозь стиснутые зубы, задавая настоящий вопрос. Райан заслужил неблаговидную репутацию, поэтому только глупец поверит его заверениям. И все же какая-то часть меня хочет ― должна ― знать, что ему можно доверять.
