— Я тебе не давал разрешения кончать. Еще рано!
Он замер на мгновение, размышляя.
— Я тебя накажу за это.
Он перевернул ее на живот, приподнял ее таз и вошел в нее одним мощным толчком и без всякой подготовки. Ей показалось, что ее сейчас разорвет пополам. Никогда Филипп не любил ее с таким остервенением, с такой грубостью — и ей нравилось это.
Она отнюдь не молила его о пощаде. Он наклонился над ней и ухватил ее груди, принялся их мять и царапать. Он с легкостью проникал в самые сокровенные глубины ее чрева. Она была раздавлена, повержена его немалым весом, и ей казалось, что ее ноги, таз сейчас разойдутся на две части. Она кончила еще раз, потом еще, а он оставался таким же твердым, как в начале, и продолжал насилие с такой яростью, что ей не оставалось ничего другого — только подчиниться его напору… Мышцы ее живота сокращались и все тело извивалось в неистовстве оргазма, который, казалось, будет продолжаться вечно, вынуждая ее любовника ускорять движения и проникать в нее с еще большим остервенением… Но тут кончил и он, оросив ее измученные ягодицы и бедра…
Они оба были без сил, хватали ртами воздух, пребывая в прострации. «Если это был сон, — думала Мишель, — то я по части фантазии явно превзошла самое себя!» Филипп осторожно развязал ее руки и лег рядом. Ей очень хотелось проанализировать свои чувства, но сейчас это было выше ее сил. Она испытывала полное и абсолютное удовлетворение. Они уснули вместе, и последнее, что она помнила, была легкая судорога, прошедшая по всему ее телу — последняя волна наслаждения, после которой она погрузилась в сон.
На следующее утро Мишель разбудил запах кофе, готовившегося внизу. Метель кончилась, сияло солнце, а на окнах красовались замечательные, похожие на кружева морозные узоры. Филипп (тот самый Филипп, которого она всегда знала) вошел в спальню с подносом, на котором стоял роскошный завтрак. Он был в своем обычном виде: молодой выпускник университета в махровом халате. Голос — мягкий и нежный. Он с любовью посмотрел на жену, но в его глазах она увидела искорки, которых прежде там не было…
Он ласково ее поцеловал в лобик и поставил перед ней поднос. Рядом с тарелками красовался великолепный букет белых лилий и лежал маленький белый конверт. Внутри оказалась открытка, а на ней аляповатая картинка — розовые цветочки, ленточки, птички. На открытке знакомым почерком Филиппа была написано предсказуемое: «Я тебя люблю. Филипп».
Метаморфоза, или Необыкновенное приключение обыкновенного человека
Бернар понятия не имел, как это случилось… Впрочем, это не имело ни малейшего значения. Резкие перемены, произошедшие в нем, и в самом деле были необыкновенными, как и последствия этих перемен…
Он даже не считал, что ему нужно исследовать возможные причины этого преобразования. Так или иначе это будет пустой тратой времени. Имело значение разве что единственное: в одночасье сбылась его давняя мечта и самое страстное желание. Он за одну ночь преобразился из маленького толстенького близорукого осла в истинного Дона Жуана.
Бернар никогда не верил в чудеса, но и пребывая в печали с тех пор как помнил себя, не расставался со своей мечтой. Его недостатки вряд ли можно было преувеличить. Раньше он выглядел просто отвратительно. Но зато теперь! Это произошло в одно прекрасное утро словно само по себе. Не прогремели оглушающие удары грома, стрелы ослепительных молний не пронзили небеса. Рука Господня не коснулась его, не возложила божественное благословение на его голову. По крайней мере, он ничего такого не заметил.
В тот день он улегся в постель около полуночи, как и обычно, выпив перед этим пару бутылочек пива и получив дозу анестезии для мозгов, посмотрев одну-другую невыносимо скучную телепередачу. А на следующее утро вдруг — на тебе! Без какой-либо боли или других заметных ощущений материализовалось его новое «я».
Он вошел тем утром в ванную, чтобы заняться обычными омовениями и поначалу даже не заметил, что зеркало отражает абсолютно другое лицо. И только после первой чашки кофе, отправившись бриться, он заметил перемены и подумал, что, видимо, все еще спит: из зеркала на него с самым идиотским выражением пялилась какая-то незнакомая физиономия… Чужак, у которого не было привычно опухших глаз и торчком стоящих остатков волос, что он лицезрел каждое утро. Но у этого чужака, были какие-то странно знакомые черты… Он понял, что это он сам и есть, только в новом исполнении, в улучшенном так сказать варианте.
Первое, на что обратил внимание Бернар, были волосы. Его голова, быстро терявшая растительность (остановить этот процесс он оказался не в силах) теперь была украшена роскошной гривой — да Самсон, увидев такую, позеленел бы от зависти. Но это все пустяки. Приглядевшись, он увидел, что отвратительные усы (которые были одной из причин его развода) исчезли, а привычные рыхлые, тестообразные черты его лица сменились на резкие, волевые, соблазнительные. Его рост словно бы увеличился, но это впечатление оказалось неверным — просто те лишние несколько фунтов, которые образовывали контуры его постепенно увеличивающейся в размерах талии, исчезли, как ветром сдуло. Плечи у него теперь были как у пловца и чуть ли не разрывали рукава футболки. «Придется теперь купить одежду большего размера!» — подумал он. Живот у него стал плоским, а мускулы под кожей поигрывали. Прежде безволосая, белая, как простыня, грудь была теперь покрыта мужественной шерстью. «Теперь хоть без рубашки ходи», — сказал он сам себе, счастливо улыбаясь. Но это были еще не самые необыкновенные перемены…
Самая невероятная трансформация произошла у него между ног — в области того органа, который вот уже бог знает сколько времени вяло висел без всякой пользы. Теперь он взирал на этот свой инструмент, готовый к любым подвигам, — он достиг размеров, которые Бернар видел только в самых грязных порнофильмах… Его бесполезный маленький петушок превратился в поистине грозное оружие, в машину для любви, в угрозу общественной безопасности! И этот снаряд только и ждал в нетерпении команды «вперед».
Бернар был просто ошарашен этими благословенными переменами, как бы приятны они не были; оправившись от шока, он начал готовиться к очередному рабочему дню. Вопросы, проносившиеся в его мозгу (вроде «Что, черт возьми, произошло?» или «Неужели мои друзья узнают меня?»), утратили свою актуальность, как только он натянул брюки и почувствовал, что его новый источник гордости протестует в виду недостатка жизненного пространства.
Покидая в это (и все последующие) утро свою квартиру, Бернар всем своим существом осознавал истинное значение слова «счастье». Начиная с этого дня он каждый вечер будет возносить благодарственные молитвы всем богам, каких только сможет вспомнить, а тогда и тот, кто проявил к нему такую немыслимую щедрость, услышит его слова, поймет их и не оставит его в будущем.
