Спустя две неудачных попытки я увидела ярко-зеленый цвет индикатора.
- Да! – почти выкрикнула и тут же прикусила язык. Господи, разум совсем затуманился от нахлынувших нервов.
Пальцы похолодели. Руки не слушались. Я с трудом понимала, что делаю. Но все же открыла дверь сейфа и…
Тут же впечаталась взглядом в пачки наличных. Увесистые стопки купюр, перемотанные резинками канцелярии. Схватила их в руки. Пересчитала наличность в одной из стопок, а потом окинула взглядом общую сумму.
Облизала пересохшие губы. Со стороны я сейчас должно быть похожа на полоумную. До того страх сквозит в каждом движении.
Осознание, что держу в руках спасение своего сына приходит медленно. Постепенно. Какова была вероятность, что наличности в сейфе хватит на операцию? Один к десяти. К десяти тысячам. Такие суммы не хранят в сейфе. Их кладут на счета и офшоры в Швейцарии, надежно страхуя и пряча от лишних глаз.
Но ее хватило. Тут даже с избытком. Я возьму ровно ту сумму, которая необходима и не долларом больше.
Дышать, кажется, совсем перестала. Со скоростью света отсчитала нужное количество пачек, боясь ошибиться.
Что буду делать дальше – не думала. Главное, как-то добраться до отделения клиники и внести деньги на лечение сына. А там хоть синим пламенем всё гори.
Вдруг охватившее безрассудство нисколько меня не пугало. Всё, чем я жила последние месяцы – поиском нужной суммы.
А сейчас деньги в моих руках.
Спасение близко. Я знаю.
Пришлось дилетантски сложить пачки денег в подол кашемирового свитера – оверсайз, предварительно вытянув его на животе.
Как бежала до своей спальни – не помню.
И лишь закрыв дверь за собой, я прильнула к ней позвоночником. Глубоко, надрывно дыша. Онемевшие руки ослабли, и деньги рассыпались прямо по полу.
Я стояла так не меньше пяти минут. Просто смотрела на новенькие хрустящие купюры. Приходила в себя. Пыталась поверить.
А затем сорвалась с места, сдергивая с себя дорогой свитер. Где-то в недрах гардероба отыскала неприметную черную кофту и старые джинсы. Черную дорожную сумку. Она пригодится для денег.
Собрала пачки с пола. Затолкала наличку в сумку.
Телефон просигналил входящим звонком. На экране высветилось имя Дамира.
Нет. Он не мог так быстро обнаружить пропажу. Судьба просто не стала бы надо мной так смеяться.
Не взять трубку нельзя. Не отвечу – придет сюда, а это мне сейчас нужно меньше всего.
- Эл, спустись вниз. В бассейн. Надеюсь, расположение дома еще не забыла. Могу выслать карту. – будто шутя произносит мужчина.
- Зачем? – тут же отзываюсь не своим голосом.
- У меня есть для тебя новое предложение. – отрезает Дамир и вешает трубку.
Внутри будто что-то должно было вот-вот оборваться.
Казалось, прошлое висит теперь на одном тоненьком волоске. И мне достаточно сделать последний рывок, чтобы полностью от него избавиться.
Сжимаю мобильник в руке и даю себе две секунды на размышления.
Прямо ночью я деньги за операцию всё равно внести не смогу. Так что безрассудно торопиться не стоит. Нужно выбрать подходящий момент.
Мне нужно выиграть время. Сбегу с деньгами прямо сейчас – меня быстро хватятся. Далеко уйти не сумею.
Снова переодеваюсь в халат. Распускаю волосы, пытаясь придать внешности заспанное выражение. И заталкиваю сумку с наличностью под кровать.
Один не верный шаг. И мой план провалится.
Но я его не допущу.
За сегодняшний день меня миллион раз посетила мысль рассказать всё Дамиру. Теперь я рада, что не решилась на это. Попросить его помощи – значит навечно обречь себя и Тимура на присутствие в жизни этого Дьявола.
Значит добровольно согласиться на то, что когда-то он сделает сыну больно. А он обязательно сделает. Разобьёт его маленькое, детское сердце.
Дамир – человек, который в угоду своих плотских желаний не пощадит ни одну душу. Так же, как когда-то не пощадил мою.
Любая мать обязана защищать своего ребенка. Оберегать его от невзгод внешнего мира и до последней секунды своего существования хранить веру в то, что твой малыш вырастет достойным человеком.
Дамир был прав. Нам не нужен такой отец, как он. Перед глазами сына должен стоять другой пример.
Пример честности, благородства и уважения к окружающим людям.
И бывший муж далек от этих понятий, как Земля от Луны.
Душу морозит при мысли о том, что однажды малютка Тим так же бессовестно будет распоряжаться чужими судьбами и играть с жизнями. Меньше всего в сыне я бы хотела узнать бездушность бывшего мужа.
Глава 19
Сердце колотится, как заведенное. А на щеках нездоровый румянец. Совсем не тот, что присущ забытью сонного состояния.
Я спускаюсь на нулевой этаж дома по широкой древесной лестнице. Из помещения для бассейна не слышно ни звука.
«Может сейчас? Прямо сейчас всё бросить, взять деньги и убежать?» - предательски дернулось в мыслях. Но это просто страх быть раскрытой. Я за всю жизнь ничего не украла. А сегодня нечестно заполучила сумму, которую многие люди и в теории представить не могут.
Дамир погружен в воду, свободно придерживаясь за бортик руками. Спина откинута, а глаза полуприкрыты.
Взгляд обожгло его обнаженной кожей груди, а подушечки пальцев неожиданно закололо. Говорят, самая сильная память – телесная. Даже после серьезных травм и сложной степени амнезии, люди способны делать что-то, что должны были бы забыть. Водить машину, не помня теоретических знаний, готовить сложные блюда или же вовсе использовать хитроумную технику, которую без навыков использовать невозможно. Это голова предпочла всё забыть. А тело обмануть точно нельзя.
Вот и моё тело бунтует каждый раз, находясь в близости с бывшим мужем. Руки помнят пламя горячих ласк. Кожа трещит от тоски по мужским объятьям. Губы мечтательно дергаются от мыслей о поцелуе.
Замираю в проходе и смотрю на Дамира. Тот, будто почувствовав взгляд, открывает глаза.
- Ну проходи. Стоишь там, будто в гости пришла. – насмешливо изрек он и снова откинулся на бортик бассейна.
В этом помещении за два года не изменилась ни одна деталь интерьера. Просторные квадратные метры занимают почти половину площади всего дома. Из-за большого пространства здесь замечательная акустика, отдающая эхом каждого звука. По коже пробегает озноб, когда в памяти всплывают осколки воспоминаний собственных стонов под тяжестью тела, тогда еще любимого, мужа. Звуки рвались из груди и рассыпались над гладью воды, будто сломанный на миллионы частей хрусталь.
Сейчас здесь не яркое освещение боковых ламп, позволяющее различать силуэты и тени, не заостряя внимание на деталях.
- Что ты хотел сказать, Дамир? – я прохожу внутрь и сажусь на мраморные ступени, возле выхода из воды.
Послышались всплески. Мужчина ушел под воду, и лихо перебирая руками, в два счёта подобрался ко мне почти вплотную. Пригладил ладонями мокрые волосы, а я просто пыталась не смотреть как вода стекает по его телу тонкими струями.
Сейчас, когда я так близка к своей цели, уязвимость будто бы обострилась. Как в забегах на Олимпийских игах – не раз была ситуация, когда спортсмен перед самым финишем позволял себе расслабление, считая, что победа уже у него в кармане.
Моя победа – это здоровье собственного ребенка. Только эта цель интересна мне, и только ее я преследую. А всё остальное – не имеет абсолютно никакого значения.
- Эл. – хрипотца его голоса затронула струны рассудка, а гуляющий по мне взгляд заставил кожу гореть как под адскими муками.
- Элина. – в который раз поправляю я бывшего мужа, вложив в голос всю холодность, на которую только способна.
Тот усмехается.
Раскалённая сталь его глаз то и дело заостряет внимание на руках, оголенных ногах, ложбинке между грудей, что так доступна сейчас для взора из-за низкого выреза на шелковой ткани халата.
Не прячусь. Не пытаюсь запахнуть одежду сильнее. Просто сижу перед ним, обманчиво открытая и доверчивая.
