Все втроем мы прошли на кухню, где Асад принялся готовить кофе и завтрак, а Сердар не выпускал мою руку.
Выпив залпом два стакана воды, я наконец честно рассказала Сердару что именно меня напугало.
— Я тебя не понимаю, — все также хмуро отвечал Сердар. — Почему нельзя было спросить нас об этом? К чему был этот цирк? Это раз. Второе, ты ведь прекрасно знаешь, с кем имеешь дело. Мы — частные детективы. И всякие камеры, микрофоны, программы — все наши инструменты работы. Как, по-твоему, мы бы решали дела, не покидая квартиру? Не думаешь же ты, что преступники сейчас как по старинке оставляют кучу улик и подсказок. Да даже если так, эти же улики может оставить еще кто-то другой. Если бы мы во всем этом копались, мы бы не разгадали ни одного дела от такого хождения по кругу и построения пустых гипотез.
— Сейчас частный сыск ушел немного дальше обыска с лупой, — подхватил нить разговора Асад, пока жарил яичницу. — Да и сами преступники пользуются куда более сильным оружием: киберпространством. Так почему же они должны работать, имея все доступные цифровые способы, а мы должны как ищейки вынюхивать все по старинке?
— Та программа — это SMS-перехватчик, — объяснил Сердар. — Я подключил ее к компьютеру, потому что с него невозможно удалить сообщения дистанционно. Он у меня под защитой. Телефон таким похвастаться не может. Камеры — ну это же элементарно. Они также записывали все, что ты делала вчера. Трансляция шла и на мой телефон тоже, но опять-таки, памяти телефона не хватило бы на сутки записи с камеры. Поэтому пришлось подключить ее к компьютеру.
— И мы наблюдали за тобой вчера, — снова подключился Асад, — правда в какой-то момент выключили свет и произошел сбой связи. Поэтому камеры оказались ненадежным инструментом.
— Последнее: микрофон с карандашами и аудио программа, — продолжал Сердар. — Похититель определенно искажает голос, но все же он у него не машинный. То есть он говорит голосом живого человека, просто пропущенным через программу. Так можно подделать любой голос. А некоторые музыкальные исполнители без слуха добиваются таким образом хорошей фонограммы. Я пропускал разные типы голосов через программу и выискивал нужный тембр. Ведь программа как зашифровывает голос, так и дешифровывает. А карандаши в микрофоне нужны, чтобы в динамик не просачивался лишний свист, посторонний шум и прочее. Они служат барьером. К тому же дерево мягко фильтрует наружные звуки, но не искажает голос. Это тоже довольно действенный метод у многих певцов, особенно с дефектом речи, или, например кто носит вставные зубы или еще что-то в этом роде.
— Правда? — все мои страхи разбились вдребезги.
Какую же глупость я совершила, устроив этот побег.
— Я повела себя как дура, — печально заключила я.
— Нет, — качнул головой Сердар. — В процессе твоего побега мы добыли одну очень ценную информацию, которую, возможно, не получили бы никаким другим способом.
— Какую? — удивилась я.
— Ориентировку, — сообщил Сердар и развернул лист бумаги. — Теперь мы знаем, где хранятся твои документы, для чего был изъят твой паспорт, и кто за это все платит. Мы съездим в эту клинику, и все разузнаем. Но для этого ты должна будешь нам помочь. Мы не торопим. Приди в себя. Отдохни. Но без тебя нам преследователя не поймать.
Я обреченно вздохнула и кивнула.
Мужчины наконец накормили меня, искупали и уложили спать. К тому моменту я уже настолько устала, что не стояла на ногах. Но даже в таком состоянии, Асад сообщил, что будет сторожить меня, пока Сердар нароет всю информацию о клинике и опекунстве.
Я не стала возражать — просто зарылась лицом в плечо Асада и тут же заснула.
Однако долго поспать они мне не дали. Через четыре часа Асад меня разбудил.
— Ну-ка вставай, камушек, — он безжалостно разрушил мой сон, но я была готова тут же вырубиться вновь, лишь бы он перестал меня трепать за плечо. — Вставай, вставай. Нечего. Сейчас семь вечера. Если тебя не разбудить ты проспишь часов до двух ночи, а потом не сможешь заснуть. И мало ли что тебе опять в голову взбредет.
— Нет, — я жалобно застонала, — я обещаю, что больше не сбегу. Дай мне еще поспать.
— Даже не мечтай, — он бессердечно обрубил мне все надежды. Часов в одиннадцать пойдешь спокойно спать еще раз. Тогда уже точно проспишь с нами примерно до полудня, ну а пока доверия к тебе никакого.
— Аса-ад, — захныкала я, но он был неумолим.
— Давай, камушек, — он сгреб меня с кровати, заставил меня обхватить его талию ногами, и понес в кабинет к Сердару.
Там уже дымился свежий кофе, а озадаченный Сердар встретил меня сдержанной улыбкой.
— Ну что, беглянка, выспалась? — спросил он.
— Ты издеваешься? — я мрачно взглянула на него и потянулась за своей кружкой.
— А ты как над нами поиздевалась? — фыркнул Асад, и потер ожог на шее.
Я виновато опустила взгляд, но Асад лишь взъерошил мне волосы, показывая, что ни капельки не сердится на меня.
— В общем, пока ты спала, я нарыл немного информации, — Сердар не отвлекался от работы. — Начнем с того, что в клинике ты стоишь на учете уже два месяца. Я так понимаю этот период как раз выпадает на момент, когда Самсонов забрал у тебя паспорт?
— Да… наверное так и есть, — задумчиво ответила я.
— Зачислена ты туда по всем правилам, — продолжал Сердар. — Есть медицинское заключение психиатра, а также медицинские рецепты все от того же психиатра, что ты долгое время принимала антидепрессанты.
— Я ничего не принимала, — тихо проговорила я, боясь, что сейчас парни все-таки запишут меня в сумасшедшие. — Вы мне не поверите?
— Поверим, — твердо ответил Асад. — Если бы не верили, мы бы не взялись за твое дело. Так что все свои сомнения сразу на корню обрубай.
Я с благодарностью взглянула на него, а потом на Сердара.
— В целом, — Сердар ответил мне доброй улыбкой, — согласно медицинскому заключению, проблемы с психикой у тебя начались два года назад. Именно с этого периода завелась твоя мед карта.
Я обреченно вздохнула. Мне кажется, я уже не верю даже сама себе. Может быть я действительно страдаю раздвоением личности? И моя нормальная личность просто не помнит того, что делала ненормальная?
— Не накручивай себя, — Сердар заметил мое отчаяние, — помни: преследователь именно этого и добивается. Так что пойдем дальше. Постарайся вспомнить, какие события случились примерно два года тому назад. Приблизительно в июле.
— Ну… — замялась я. — Бизнес Давида пошел в гору. Не могу сказать, что это произошло за один месяц. Скорее месяца за четыре. Также, около двух лет назад где-то в апреле я занялась трейдингом. Но с аналитиком я познакомилась аж в декабре. И только тогда у меня все стало получатся.
— М-да, — задумался Сердар. — Не стыкуется. По идее, Самсонов не видел твоего успеха в трейдинге, поэтому у него не было причин оформлять первый визит психиатра в июле.
— Давай же, камушек, — подбодрил меня Асад. — Вспомни что-нибудь еще.
— Даже не знаю… — я забегала взглядом по кабинету, пытаясь вспомнить хоть что-то.
— А может, были какие-то незначительные на первый взгляд события? — не сдавался Асад. — Может быть, это показалось тебе пустяком? Но было что-то, что не случалось до этого периода?
— Не знаю… — я перебирала в памяти все события. — В июне Давид впервые повез меня на море. Мы пробыли там две недели, и Давид познакомил меня со своей семьей. Точнее только с отцом. Он как раз живет в этом городе.
— Так… а потом какие у тебя были отношения с этим отцом Давида? — зацепился Асад. — Вы общались?
— Нет, — я пожала плечами. — Он звонит раз в год — на мой день рожденья. И все. То есть я общалась с ним всего два раза по телефону и три раза мы ездили на море и, соответственно, встречали его там.
— А Давид как к этому относился? — выпытывал Асад.
— Безразлично, — ответила я. — У него не очень хорошие отношения с отцом, поэтому ему было глубоко наплевать общаюсь я с ним или нет.
