Оттуда транспорт плохо ходит, добираться неудобно, — проворчала я и села обратно.
— Чего?
— Иди на хрен, Соленый! — ответила за меня Ирка.
— Тачку отгони, где взял, пока хозяин не кинулся.
А то теперь уже шестью месяцами, как по малолетке, не отделаешься, баран.
Ничему тебя жизнь не учит!
— Слышь, че ты гонишь, мелкая?
Тачка — моя.
— Да откуда бы ей у тебя взяться?
— Да оттуда!
Я теперь с такими серьезными людьми работаю, что вам и не снилось.
Бабок скоро полные карманы будут, так что я теперь ровный пацан.
Слышь, Лизка, лови момент!
Скоро девки гроздьями вешаться станут, — Колька свесил из окна руку с зелеными четками и принялся их демонстративно перебирать.
— Смотри, как бы они из-за твоей ровизны не соскальзывали, гроздья эти.
— фыркнула я и отвернулась.
— Ирк, ну ты ведь девка умная, скажи сестре своей, что хорош нос воротить.
Я же это… все по-серьезному хочу.
У меня того… планы мемориальные.
— Чего?
— офигели мы с Иркой в унисон.
— Ну это… метро…матримониальные планы, вот!
Мы изумленно переглянулись с Иркой.
— Че, уел?
— осклабился Колька, — А вы думали я тупой совсем?
Не-е-е!
Я умный и серьезный.
Че будем мутить, Лизка?
Потом женюсь, зуб даю!
Держаться больше не было сил, и мы с сестрой заржали, аки кобылицы.
— Приезжай, когда еще штук десять хотя бы умных слов выучишь!
— сквозь смех отмахнулась я.
— Не такой тебе, да?
— озлился Соленый, — Перебираешь, зараза?
Ну ты гляди, Ерохина, чтоб от перебора недобор потом не случился!
Взревел движок, и мерс рванул с места, оставляя после себя только вонь выхлопных газов и жженой резины.
— Ишь ты, раскатал губу, — прокомментировала его отъезд Ирка.
Набродились мы по городской толкучке и магазинам до упаду, передавая под конец ни в какую не желающую спать в коляске мелкую с рук на руки.
Купили и обувь и еще чуток обновок, десять раз поскандалив, невсамделешно конечно.
Ирка балда все вымогала купить ей тряпки повыпендрежнее, а мы с мамой настаивали на практичном.
Короче, домой мы приползли усталые и довольные, еще и нагруженные помимо обновок и кучей продуктов с оптового рынка.
Вот чесс слово, громить притоны в сто раз легче, чем ходить с моими за покупками.
Но все, безусловно, компенсируется сияющими выражениями лиц родных, и какой же это кайф, когда у тебя есть деньги, чтобы сделать их такими.
— Ой, а нам записку под дверь кто-то сунул, — сказала открывшая дверь Ирка, подхватила сложенный листик с пола, развернула и прочитала.
— “Приходил, не застал.
Абрикосова 46.
Жду.
Сегодня.
Макар.
” Тут еще и номер телефона.
Это чего за нахальный такой Макар с телеграфно-повелительной манерой общения, а?
Я плюхнула на пол пакеты и выхватила у нее записку.
Пробежала глазами и заморгала, потому что перед ними слегка поплыло.
— Эй!
Лизка!
Ты чего, пойдешь?
— изумленный окрик сестры застал меня уже на середине второго лестничного пролета.
Я замерла, осознав, что ломанулась без единого слова вниз.
Подняла голову и посмотрела в встревоженное лицо свесившейся через перила Ирки.
— Если что, где искать знаете, — буркнула ей и вымученно улыбнулась.
Я бегу к Лебедеву?
После того, как он ушел молча, без единого слова, и кинув бабки как шлюхе на стол.
Ерохина, ты дура?
Ага, причем, эпичная, хуже тех, над кем прикалывалась всегда, что их мужик пальцем поманит, и они уже несутся, высунув язык.
А сама-то!
Но в конце концов!
Макар приходил.
Узнал мой адрес и приходил, значит, ему есть что мне сказать, а я, чего уже перед собой-то выделываться, хочу услышать, что он скажет.
Так что да, я иду.
Гордость — помолчи.
Глава 23
Макар
— Пап, а кто тут раньше жил?
— спросила Лена, осматриваясь в доме Камнева, в котором он предложил нам пожить, пока не обзаведусь постоянным жильем.
— М?
— нахмурился я, обернувшись.
— А, дядя Ярослав с женой и детьми.
Дом был на мой взгляд замечательный.
Не новострой, да, но с хорошим ремонтом.
Раньше похоже был на два хозяина, но после обе половины объединили, и получилось очень даже достойное жилище.
По-крайней мере для тех, кому особенно выбирать не приходится.
Частный дом с большим двором всяко же лучше, чем запереть мелких в съемной квартире или вообще в номере гостиницы.
— Отстой, — Ванька начал кривиться еще во дворе, внутри свое представление, отыгрывая принца крови в вынужденном изгнании, продолжил, но я до сих пор это игнорировал.
— Мойте руки, — махнул я в сторону ванной.
— Сейчас сварю нам пельменей, поедим, и пойдете спать.
— Фу, магазинные пельмени, — процедил выпятив губу сын.
— Не стану я такое есть!
— Значит, пойдешь спать с пустым брюхом!
— отмахнулся я, читая в телефоне сообщение Боева, что они, кажись, нашли подходящее помещение для нового производства.
С удобным расположением и владельцем без охрененных запросов по цене аренды и возможностью даже небольшими силами организовать достойную систему безопасности.
Ждут только меня, чтобы получить окончательное одобрение, и можно сразу начинать оборудование завозить и устанавливать, благо его еще даже из фуры не разгрузили.
Красавчик все же Андрюха, всегда таким был.
Цель поставлена — цель достигнута, без вариантов и для друзей небо и землю местами поменяет, если прижмет.
— Не хочу с тобой жить!
Обратно хочу!
— пробурчал Ванька, но хоть не орет.
— Ага, я в курсе, — усмехнулся я, думая о своем, и пошел на кухню и водрузил пакет с продуктами на стол.
Так, что тут у нас.
Ага, кастрюли в шкафу внизу, в выдвижном ящике ложки-вилки, а вот тут тарелки.
Ну норм все, чего еще нужно.
Холодильник уже включен, Яр говорил, что заскочит.
Я распахнул дверцу и присвистнул.
Заскочил, ничего себе, можно было и не заезжать в магазин, Камнев обеспечил нас пропитанием на первое время.
Спасибо сердечное, мужик.
Я уже в который раз глянул в окно кухни, в которое как раз было видно ворота с калиткой.
Интересно, скоро Лизка придет?
Где это ее вообще носит вместе со всем семейством.
Боев сказал, что живет с матерью и двумя младшими сестрами.
Судя по району и дому в общем и их обшарпанной в конец двери в частности, явно не в шоколаде-то моя девочка вынуждена существовать.
Ну ничего, чуток терпения, Лизок, и заживем хорошо.
Снова глянул в окно, ощущая, что внутри что-то натянулось уже до высокочастотного звона, прямо на разрыв.
За*баный был все эти дни, да, Лизка у меня где-то на границе сознания, кипящего от всего свалившегося, дрейфовала, но при этом его собой, будто границей какой-то нерушимой, окружила.
Такой, что чуть только дерьмо все откатит, и вот она, куда извилиной ни шевельни.
Встает сразу колом, прям намертво, да еще все нутро тянет, как нервы и так изжеванные на кулак наматывает.
К ней хотелось, в нее, хоть на минуту, на пять, насовсем и по самое глубже не влезть.
Чтобы опять смотрела так пьяно-бешено, принимая и выжимая.
— Нам что, еще и с Ленкой в одной комнате жить придется?
Голос твоего ребенка совершенно неуместен там, где ты мысленно уже вовсю наяриваешь девушку, по которой оголодал зверски.
Передернувшись, как от лопаты снега за шиворот, я заметил, что вода уже закипела, и, отлипнув от подоконника, взялся за пельмени.
— А в чем проблема?
— Я не хочу жить с этой мелкотой в одной комнате!
— снова перешел на повышенный тон сын.
— У бабы и деда у нас были свои!
Хочу свою комнату!
— Хотеть не вредно, — я снова начал раздражаться на его закидоны.
