Она делает паузу, как будто ожидает, что я зааплодирую.
Когда я этого не делаю, она добавляет: — Это было грандиозное событие.
— Ваня, это не парфюмерная компания; это моя жизнь.
— Ты думаешь, я этого не знаю? Я просто пытаюсь помочь!
Я изо всех сил пытаюсь выровнять дыхание. — Я знаю. Я знаю.
Я не сержусь на нее. Я просто хотел бы не быть таким наивным. Конечно, папа не позволил бы спящим собакам лгать. Я должен был быть готов, но я не был. Вместо этого я позволяю себе мечтать о прекращении унижения.
Мне удавалось сохранять свою гордость на протяжении всего периода попрошайничества у Ваниз, потому что я знаю, что у меня есть другие варианты.
Теперь я выжат.
На прошлой неделе папа столкнул меня со скалы.
Сегодня он только что перепилил спасательный круг пополам.
Карие глаза Вани умоляют меня. — Хадин, может быть, тебе стоит извиниться перед своим отцом. Если ты помиришься с ним…
— Этому не бывать. — Я взмахиваю рукой в воздухе, чтобы подчеркнуть эти слова.
Ваня подходит ко мне ближе. — Очевидно, он пытается что-то доказать.
— А я нет? — Я рявкаю.
— В любом случае, что у тебя к нему за претензии? Твой папа, может, и крутой парень, но он любит свою семью. В детстве меня приглашали на более чем приличную долю семейных ужинов к Маллизам. Это мог бы сказать любой.
— Любовь? — Мой взгляд падает на нее, холодный и непоколебимый. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
— Хадин.
— Не волнуйся. Я с этим разберусь. — Я обхожу ее.
Она встает у меня на пути, прежде чем я успеваю направиться к двери. — Что ты собираешься делать?
Я пристально смотрю на стену над головой Вани.
Смуглые пальцы обвиваются вокруг моего бицепса. Она прижимается ко мне. — Ты же не собираешься драться с ним, правда?
— Мне нужно отдохнуть с утра. Сегодня я не смогу проводить тебя в издательство. — Я накрываю ее руку своей и осторожно разжимаю ее пальцы.
— Хадин, подожди. Давай придумаем план, прежде чем ты совершишь какую-нибудь глупость.
— Я не сделаю ничего глупого.
— Ты не способен дать такое обещание, — бормочет она.
Я улыбаюсь, чтобы рассеять напряжение в воздухе. Ни в чем из этого нет ее вины, и я не хочу, чтобы это ее напрягало.
— Обеспечь безопасность проекта Вегас, пока меня не будет. Не пей слишком много чая, потому что меня нет рядом, чтобы остановить тебя.
— Я могу сама о себе позаботиться.
Я улыбаюсь ей, уходя.
Моя улыбка исчезает, когда я направляюсь в папин кабинет.
Это роскошное помещение с кондиционером, настроенным на сибирскую зиму. Папа — существо хладнокровное, поэтому предпочитает холод. Серебристый и черный — основные цвета. Его офис, как и его личность, стальной и неприветливый. Стулья не для комфорта. Они для внешнего вида. Целая стена посвящена достижениям нашей семьи, начиная с рукопожатия моего прадеда президенту.
Маллизы происходят из длинной череды претенциозных чудаков, у которых не было проблем с тем, чтобы подтолкнуть своих дочерей и сыновей к карьере и браку, которых они не хотели. Это болезнь, унесшая жизнь моего брата. Но, черт возьми, я уверен, что она меня не поглотит.
Каждый мускул в моем теле напрягается, когда папин апатичный взгляд останавливается на мне. — Твоя мать проболталась, не так ли? — Он недовольно фыркает. — Она всегда вмешивается в дела этой женщины. Терпеть не может совать свой нос не в свое дело.
— Моя жизнь кажется тебе игрушкой? — Я рычу. — Кто дает тебе право трогать мои деньги?
— Твои деньги? О, сынок. Эти деньги были накоплены, пока ты жил на средства нашей компании. Если бы ты платил за дом, машину и все эти твои внеклассные мероприятия из собственных средств, был бы у тебя хоть цент за душой?
Клянусь, самодовольства в его голосе достаточно, чтобы выбить весь воздух из моих легких.
Мои пальцы сжимаются в кулаки. — Ты ничего не можешь с собой поделать, не так ли? Теперь, когда Олли нет, тебе нужен еще один сын, чтобы контролировать.
Лицо папы покрывается красными пятнами.
Я подкрадываюсь к нему. — Я не марионетка на твоих веревочках, папа.
Он делает глубокий вдох, поправляет галстук и берет себя в руки. Я вижу момент, когда он собирает все свои эмоции в тугой комок.
Папа гордится тем, что он человек контроля. Ничто так не нравится ему, как планы, которые идут именно так, как ему хочется. Его раздражает любое отклонение.
Вот почему мы конфликтуем с тех пор, как я родился.
— Ты сделал свой выбор и теперь живешь с последствиями. Поскольку ты хочешь стать мужчиной, сделавшим себя сам, я даю тебе такую возможность. Начни с нуля, как и все другие люди, чьи имена не заканчиваются на Маллиз. Это будет справедливо.
— Ты хочешь быть справедливым? Как насчет того, чтобы перестать наносить коварные удары в спину и решить это как настоящие мужчины?
— И как ты предлагаешь нам это сделать?
— На трассе, — твердо говорю я.
Папа откидывает голову назад и смеется. — Это твой план? Твой первый поступок, чтобы доказать свою зрелость и независимость, — это гонка?
— Я выигрываю, ты освобождаешь мои средства.
— А если я выиграю? — Он выгибает бровь.
— Я держу грязное белье нашей семьи подальше от прессы.
Его самодовольная улыбка исчезает так быстро, что я думаю, уж не инсульт ли у него. Папа хлопает ладонью по столу и встает, на его тонких губах появляется хмурая гримаса.
— Ты бы не посмел, — рычит он.
— Ты научил меня использовать то, что я знаю, — вежливо говорю я. — Я знаю все о прадедушке вон там, — я указываю на фотографию на стене, — и о его маленькой тайной сделке с правительством, которая принесла нам наш первый контракт. Славная семья Маллиз. Честная во всех отношениях. Доблестные столпы общества… произошли от бесстыдных мошенников?
Ноздри папы раздуваются.
Я складываю руки за спиной и отхожу на пару шагов. — Я думаю, что многим репортерам было бы интересно провести с этим время.
— Ты в отчаянии.
— Даже загнанная в угол крыса в конце концов обернется и укусит. — Я выгибаю бровь. — Ты готов поспорить со мной, папа?
Он поправляет пиджак и вздергивает подбородок. — Перестань тратить мое время, Хадин.
Я громко смеюсь. — Я так и знал. Я знал, что ты был слишком напуган, чтобы соревноваться со мной. Все те истории, которые ты рассказывал мне и Олли о днях твоей славы, о старинных гоночных машинах, орущих фанатах, трофеях. Все это ложь, не так ли?
— Я знаю, что ты делаешь. — Его голос понижается до минусовой температуры, всего на ступеньку выше, чем у кондиционера.
Я киваю на его фотографию в гоночном костюме. — Сколько из этих гонок было сфальсифицировано, папа? Дедушка стащил у организаторов немного сладких денег, чтобы обеспечить тебе первое место?
— Ты напрашиваешься на урок, не так ли?
— Послушай, — я поднимаю руку и отступаю назад, — я пойму, если ты не захочешь этого делать. Ты становишься старше. Зрение не такое хорошее. Рефлексы на пределе. Бьюсь об заклад, прошло много времени. Ты, вероятно, не смог бы победить меня, даже если бы я дал тебе фору.
Он скрипит зубами. — Назови время и место.
— Место очевидно. И время? Чем раньше, тем лучше. Ты должен понять. Я немного в затруднительном положении. Я мало что могу сделать без доступа к своему банковскому счету.
Папа поправляет галстук рукой и откидывается на спинку стула. — Договорились. Встретимся на ипподроме сегодня вечером после работы.
— И ты согласен с условиями? Прекратишь это дурацкое расследование и разморозишь мои средства, если я выиграю?
— Договорились. И это, если ты выиграешь.
Я улыбаюсь.
Он понятия не имеет, как сильно мне это понравится.
Небо заполнено мерцающими звездами. На гоночной трассе никого нет, кроме меня, папы и Уилла.
Папа отверг идею пригласить публику. Хотя я никогда не бегу от хорошо разыгранного спектакля, я уважаю его желания. У папы должна быть возможность надрать ему задницу наедине.
