Обещанные документы оказались ничем иным, как банковскими бумагами на мое имя. Сумма не была огромной, но вполне приемлемой для женщины в моем положении, как и обещал Максимилиан.
Я беззвучно повторила про себя, будто пробуя слово на вкус: Мак-си-ми-ли-ан, Макс. Не мэтр Штрогге и даже не просто «муж». У этого странного человека было имя, и, похоже, я начала к нему привыкать.
— Еще хозяин велел передать вам это. На текущие расходы.
Жеони водрузила на стол простенькую шкатулку с серебряными и медными монетами. Сама экономка в точно такой же хранила деньги, выделенные на ведение дома. Я задумчиво пересчитала содержимое. Что это? Проверка степени моего благоразумия или признак зарождающегося доверия?
— Фрои Жеони, я хотела бы прогуляться, скажите, рынок работает?
— Увы, нет, только завтра. Но берегите карманы: тяжелая была зима, воришек и попрошаек много развелось. Куда только мир катится? А никому словно дела нет.
Мне не осталось ничего другого, как вернуться к себе и приняться за вышивку: если хочу успеть к празднику, лучше не затягивать. Штрогге снова пропал на весь день, только ближе к полуночи, уже сквозь дрёму, я услышала его тяжелые шаги в коридоре. Однако утром снова оказалась одна.
— И часто он так исчезает? — поинтересовалась я у Жеони. — Я думала, ему стоит быть немного аккуратнее, всё-таки ранение было нешуточным.
— Он редко позволяет себе бездействие, фрои. Что же до ранения, — она вздохнула и закатила глаза, точь в точь сердитая матушка, упустившая напроказничавшего сорвиголову, — когда это мужчины вообще проявляли осмотрительность в вопросах здоровья?
После обеда я все-таки вышла пройтись. Морозный воздух озорно щипал за нос и щеки, однако высоко стоящее солнце и пронзительно синее небо буквально кричали, что зима заканчивается. Еще немного — и город отпразднует первое благословение, первый календарный день весны.
Интересно, как это будет? Когда-то я слышала от слуг, что простолюдины устраиваются гуляния прямо под открытым небом. Трактирщики выкатывают чаны с парящим горячим вином на мостовые, тут же жарят колбаски и разливают поставленное в середине зимы молодое пиво, по четверть медного фенна за кружку. На площадях играют музыканты, в ход идет всё: скрипки, трещотки, дудки, деревянные барабанчики, обтянутые кожей, и даже медные тарелки и коровьи колокольчики, собранные в большие грозди.
Теперь, петляя по улочкам, я с детским нетерпением выискивала признаки близящегося торжества. К моему разочарованию, подготовка к празднику пока заключалась в стирке белья, оттирании грязи со стекол и уборке мусора с полуоттаявших мостовых. Иногда попадались городские стражники. По двое и трое человек, они лениво прохаживались по улицам и ничем не напоминали блистательную гвардию дяди, охранявшую королевский кортеж и дворцовую площадь в дни торжеств.
Немноголюдно было и на «бранной» площади, примыкаюшей к ратуше с обратной стороны рынка: пустой помост с позорными колодками, десяток гнилых картофелин на земле неподалеку. Если бы мне повезло чуточку меньше, то я вполне могла бы оказаться в этих колодках к очередному празднику. У короля было несколько извращенное чувство юмора, а чернь, как мне говорили, охотно закидывала гнильем очередного осужденного, особенно, если прежде он происходил из знатного рода. Оставалось только вознести хвалу Солнечному, что и меня миновала эта участь. Низко опустив голову и плотнее надвинув капюшон, я обогнула ратушу и поспешила прочь.
Только на подходах к рыночной площади послышалась незатейливая мелодия. На узком помосте с ширмами, поставленном прямо на телеге, размахивали руками и смешно подпрыгивали тряпичные куклы, привязанные к тонким ниточкам. Пестрые тряпки вместо парчовых одежд, гнутые поясные бляхи вместо доспехов, глиняные головы, выкрашенные яркими красками лица — на подмостках рыцари сражались со злым королем, чтобы спасти прекрасную даму. На голове дамы в длинном «придворном» платье красовался старинный острый колпак с обрывком вуали, ярко-желтые нитяные волосы, заплетенные в косу, падали на спину.
Я завороженно наблюдала за почти живыми движениями тряпичных персонажей. Невидимые кукловоды тянули за нитки, принцесса в ужасе закрывала лицо ладошками, рыцарь, упрямо наклонив голову, бросался в бой, перескакивая невесть откуда взявшиеся преграды из картонных камней и бумажного огня, а злодей воздевал руки, взывая к древней и жуткой магии.
— Умри же, подлец! — воскликнул седобородый мужчина в комично-шутейном наряде, сидевший рядом с подмостками, озвучивая реплику рыцаря. Копье из палки с громким металлическим звоном пронзило фигурку короля. — Твое железное сердце разбито навеки!
Мужчина еще раз от души ударил молотком в железную тарелку, свисающую на веревке с края телеги, и тут же запищал тонким «женским» голосом:
— О благородный герцог, вы спасли меня!
Кукольная принцесса раскрыла объятия и бросилась навстречу рыцарю. Взвизгнула свирелька, рассыпался мелодичный звон колокольчиков, за ними — радостный крики малышей и хлопки взрослых. Тряпичные герои, совсем как настоящие актеры, взялись за руки и присели в реверансах, потом занавес опустился. Из-за ширмы вышли кукловоды и тоже дружно поклонились. Бородач снял берет, украшенный фазаньим пером, и пошел вдоль толпы, собирая монетки. Я с улыбкой протянула ему два медных фенна.
— Благодарю, фрои! Приятно знать, что сказка о прекрасной Сюзанне Златокосой нравится не только детям.
— О ком? — опешила я.
Но он уже ушел дальше, подмигивая взрослым и строя рожицы детворе. Актерский хлеб давался нелегко, труппа спешила собрать монетки, пока зрители не улизнули, не заплатив за представление.Немного постояв, но так и не решившись привлекать к себе внимание, я направилась на одну из улочек, что будто солнечные лучи разбегались во все стороны от основного рынка.
Тут было существенно меньше людей, да и назойливый душок сырой рыбы и подгнивших овощей не мешали дышать полной грудью. Несколько раз я остановилась, словно рассматривая витрины сквозь мутные стекла, а на самом деле наблюдая за людьми в отражениях. Вдруг за мной уже следят люди канцлера? Однако то ли я не знала, как выискивать, то ли моя скромная персона действительно никого не интересовала: редкие прохожие не тратили время на глупости и спешили прочь, едва рассчитавшись за товар. Мысленно обругав себя за страхи, я решительно пошла дальше.
Нужный мне дом обнаружился там, где и должен был, если я правильно помнила рассказы отца. Рынок, часовня, спуск к реке. Посеревшее от времени длинное деревянное строение с окнами, наполовину закрытыми ставнями, крохотный дворик с лавочками перед входом, над крыльцом — вырезанное на доске и выкрашенное зеленой краской изображение чертополоха. Городская больница для бедняков выглядела потрепанной, но совсем не заброшенной. Над крышей вился дымок, двор был расчищен и, кажется, выметен, в окнах мелькали силуэты людей, а резкий запах трав и лекарств доносился из приемной даже на улицу.
— Фрои, на сегодня мест нет. И на завтра, и на послезавтра. Если очень болит, приходите через два дня после обеденной службы, — сварливо проскрипела вместо приветствия дородная женщина, стоявшая на входе с двумя охапками свежевыстиранного белья. За её спиной прошмыгнули худощавый парень с целой горой склянок в деревянной коробке и две женщины в передниках и белых чепцах. — Вы же видите, все заняты.
— Я не болею, — произнесла торопливо. — К лекарю по личному делу.
— Личному? — понимающе хмыкнула она и доверительно шепнула: — Пузо нагуляли и скинуть хотите? Так это повитуха нужна, это не сюда. Дать адресок?
— Я — что-о? — у меня от возмущения дыхание перехватило. — За кого вы меня принимаете?!
— Ну нет, так нет, — пожала она плечами. — Чего кричать? Лекарь занят, много пациентов. Хотите ждать — ждите на улице.
— Кому там я еще понадобился? — раздраженный голос раздался у меня прямо над плечом. Я обернулась и с облегчением выдохнула, увидев знакомое лицо. — Ах, это вы, фрои. Вашему супругу хуже?
