Тэтчэр, как всегда, отмахивается от извинений.
— Не беспокойся об этом. Мы с моим мальчиком поговорим позже. Сейчас все, что меня волнует, — то, что вся семья впервые соберется вместе. Нет более ценного подарка, чем этот.
Жаль, что я не могу подарить его ему навсегда. Если бы это происходило где-то в другом месте, я бы отдала его в мгновение ока, но этот город никогда больше не будет моим домом. Ради спасения своей души, он не может им быть.
Глава 19
Джастис
Встретиться с отцом после всего этого оказалось труднее, чем я думал. Вены наполняет непрестанное негодование, когда я вынужден наблюдать за узами, что связывают его с моей дочерью.
Связь, в которой мне было отказано из-за тайны, что он помогал скрывать от меня.
Ханна сидит у него на коленях за обеденным столом, ест пирог и мороженое. Это ее любимый пирог, о чем я не знал, но знал он. Они оба смеются, когда она кормит его и размазывает десерт по всему лицу.
Все это напоминает о его предательстве, и еще глубже вонзает острие мне в сердце. Ради дочери и остальных за этим столом я изо всех сил стараюсь подавить гнев, но, оказывается, это довольно трудно.
Брэкстен улавливает мое настроение и обнимает за плечи.
— Нам не хватало тебя на тренировках, братец. Тебе придется многое наверстать.
Я ворчу в ответ на его попытку отвлечь меня. Он несет полную чушь. Мы все знаем, что я в любой день могу обставить их обоих.
— А что за тренировки? — спрашивает Ханна.
— Стрельба по мишеням, — отвечает отец раньше, чем успеваю я.
— Папочка научил меня стрелять из лука, который ты мне купил, — говорит она. — У меня тоже хорошо получается, правда, папочка? — она улыбается мне, ожидая подтверждения.
— Естественно, — отвечаю, стараясь, чтобы испытываемый мною гнев не отразился в голосе. Понятия не имел, что именно он купил для нее лук со стрелами, и эта информация злит только больше.
— Любишь пострелять, крошка? — спрашивает Брэкстен, приподнимая бровь.
— Люблю. Я стреляла только из пластмассового лука, что купил мне папа Тэтчер, но папочка сказал, что купит мне настоящий.
— Да? — вмешивается Райан, искоса бросая на меня взгляд неодобрения.
— Ты купил ей пластмассовый лук со стрелами? — спрашивает Брэкстен отца, и в его голосе слышится недоверие.
— Ну конечно. Она ведь еще совсем ребенок.
— Вот именно. — Райан кивает.
Он наклоняется к уху Ханны, но говорит достаточно громко, чтобы услышали мы все.
— А еще я не хотел, чтобы у твоей мамы случился сердечный приступ.
Они оба хихикают, и уголки губ Райан трогает улыбка.
Не в силах больше быть свидетелем этого дерьма, я встаю из-за стола, целую темноволосую головку Ханны, а затем выхожу на крыльцо выкурить сигарету, сетчатая дверь захлопывается за мной.
Закурив, глубоко затягиваюсь, позволяя обжигающему дыму проникнуть в легкие и ослабить стеснение в груди.
Оперившись плечом о большую колонну, смотрю на обугленный урожай, разум относит к проблемам другого рода. Мне не представилось возможности переговорить с братьями обо всем, что произошло, потому что я не хотел рисковать, чтобы нас услышала Ханна, но пока она осматривала свою комнату и распаковывала чемодан, они быстро рассказали мне о причиненном уроне. А также поведали о надписи, сделанной баллончиком на сарае:
«Проваливай, ниггер, или мы сожжем все».
Ни для кого не секрет, что отца не очень любят в этом городе, но он прожил здесь всю жизнь, эта земля принадлежала его семье на протяжении многих поколений. Нет никакого смысла в том, почему после стольких лет кто-то пытается заставить его уехать.
Мысли обрываются, когда кто-то выходит из дома. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это отец. Его присутствие всегда несло в себе силу и уверенность, это запечатлелось в моем сердце, несмотря на противоречивые чувства, испытываемые в данный момент.
Делаю еще одну затяжку, он подходит и встает рядом со мной.
Между нами повисает тяжелая тишина, прежде чем он, наконец, заговаривает.
— Сынок, я не виню тебя за то, что ты на меня злишься.
Смотрю прямо перед собой, медленно выдыхаю дым, и он клубится вокруг нас.
— Ты помог беременной женщине скрыться от меня, а потом помог вырастить моего ребенка. Я чувствую несколько больше, чем просто злость, папа.
— Я не помогал Райан сбежать от тебя. Я помог ей сбежать из этого города и угрозы, с которой она столкнется, если останется.
— И к черту меня, да?
— Нет. Я всегда хотел, чтобы ты знал правду, но я также чувствовал, что именно Райан должна рассказать тебе о ней. Я много раз побуждал ее к этому, но все было так… сложно. Я поступил так не потому, что хотел причинить тебе боль, сынок. Я сделала это, чтобы защитить Райан и Ханну Джей.
— Они не твои, чтобы их защищать, — кричу, наконец поворачиваясь к нему лицом. — Они моя чертова семья!
Несмотря на мою вспыльчивость, он остается спокойным и собранным.
— Да, они твоя семья. И всегда ими были, и ничто этого не изменит. Точно так же, как ничто и никогда не изменит того факта, что ты мой сын.
Отвожу взгляд, слишком злясь, чтобы признать в его глазах сожаление.
— Мне очень не хотелось скрывать это от тебя, Джастис. Ты должен мне верить. Я сделал это, чтобы защитить всех, включая тебя. Поверь мне, здесь есть люди, которые позаботились бы о том, чтобы Райан не выносила ребенка.
— Я бы никогда не позволил этому случиться, и ты это знаешь, — выдавливаю я.
— Иногда все выходит из-под нашего контроля, какими бы решительными и сильными мы ни были.
В его голосе таится боль, которую он всегда скрывал от всех, включая своих сыновей. Та же самая боль, что в этот самый момент обвилась вокруг моей груди, как ядовитая змея.
— Я верю, что у всех нас есть намеченный план, судьба, — продолжает он, разговор становится глубже. — Вот почему много лет назад вы трое оказались на моей земле. Вы всегда должны были принадлежать мне, только не сразу.
Вновь перевожу взгляд на него.
— Что ты хочешь сказать? Что до этого времени я не должен был знать о собственной дочери?
— Нет. Я говорю не об этом. Но я всегда задавался вопросом, возможно, — только, возможно, — все случилось, как случилось, потому что братья нуждались в тебе еще какое-то время.
Я напрягаюсь, потрясенный пониманием, отразившимся в его глазах. Учитывая слухи, ходившие о нас по городу, я не удивлюсь, что он в курсе их, но до сих пор никак этого не показывал.
Жду увидеть в его взгляде разочарование, но так ничего и не вижу. Единственное, что в нем есть, — это понимание. В этом он всегда был хорош, когда дело касалось нас троих. Он никогда нас не осуждал, даже когда мы совершали ошибки.
— Иногда все должно происходить так, как происходит, даже если мы этого не понимаем, — продолжает он. — Я не говорю, что это относится к Ханне Джей, но если бы ты знал о ней с самого начала, для вас троих все давно бы изменилось.
Он прав, между нами бы все изменилось, и это было бы тяжело, но не так тяжело, как упустить все то время, что я мог провести с дочерью. Это чертовски больно, гораздо сильнее, чем при любом ином сценарии, который мог бы разыграться.
— Но сейчас все по-другому, — говорит он, подходя ближе и кладя руку мне на плечо. — Теперь пришло твое время, Джастис. Пора тебе и твоей семье быть на первом месте. Вот почему ты нашел ту фотографию, и я чертовски этому рад, потому что мне было невыносимо смотреть на тебя и держать это драгоценное дитя в секрете.
Слезы, появляющиеся в его глазах, вызывают во мне мрачное чувство, от которого чертовски горит горло. Отпускаю гнев одним тяжелым вздохом, испытывая массу противоречий, чтобы сдерживать его дольше. Я никогда не соглашусь с тем, что не должен был знать о дочери, но сейчас мне нужно наставление, и нет лучшего человека, чтобы дать его, чем тот, кто стоит передо мной.
