Это может привести к тому, что убийцы тоже начнут охотиться за нами.
Я собиралась поставить корзину с едой и одеждой и просто уйти. Но, напомните, где следующий ближайший магазин? В сорока милях отсюда. И это в большом городе, где больше телевизоров и больше шансов, что меня узнают.
Я вздыхаю. Блядь. Похоже, я возвращаюсь в дом с пустыми руками. Но затем мой взгляд падает на стеллаж напротив меня. Я вижу большую брезентовую пляжную сумку и прикусываю губу.
Это дерзко, но я могла бы просто попробовать.
Я оглядываюсь в сторону прохода. Продавщица снова смотрит на экран телевизора. Я проскальзываю обратно в проход и хватаю холщовую сумку. Я срываю бирки, а затем кидаю ее на пол. Я топчусь по ней, потираю и, по сути, делаю так, чтобы она выглядела как можно более не новой. Затем я переношу все то, чем я хотела купить из корзины в теперь потрепанную пляжную сумку.
Я делаю вдох и снова смотрю на продавца. Затем мой взгляд поворачивается к двери. Чувство вины мучает меня, поэтому я лезу в карман спортивных брюк и достаю деньги, которые дал мне Лев. Я вынимаю двести долларов и кладу их на полку, чтобы загладить свою вину.
Затем я хватаю пару солнцезащитных очков, снимаю бирки и надеваю их. Выходя из прохода и стараюсь дышать как можно ровнее. Я иду к двери, перекинув холщовую сумку через плечо и сжимая ее железной хваткой.
— Спасибо за покупки, — бормочет продавец, даже не поворачиваясь.
— Спасибо, я вернусь позже со своим мужем.
— Ага.
Я выскальзываю за дверь. Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не побежать к грузовику. Но как только я оказываюсь внутри, меня трясет всю дорогу до дома у озера; мое сердце бешено колотится.
Лев стоит снаружи на крыльце, когда я подъезжаю. Однако он видит бледное выражение моего лица, когда я выхожу из грузовика, и быстро подходит ко мне.
— Все в порядке?
— Ну что ж, — вздыхаю я. — Теперь я преступник.
Он хмурится.
— Моя фотография была в новостях.
— Блять.
— Да, так что я… — Я смотрю на сумку с добытыми нечестным путем товарами
— Так ты все это украла?
Я киваю. Лев ухмыляется.
— Неплохая работа.
— Братва нанимает мелких воришек?
Он усмехается, притягивая меня ближе.
— Пойдем.
Это было где-то между обедом и ужином, и я проголодалась. Но мне удается нарезать немного овощей, пока Лев готовит рыбу и жарит для нас.
Мы едим, и это просто восхитительно. Это так же исчезает за считанные секунды, и мы оба смеемся. Мы вместе моем посуду. После этого Лев ухмыляется, придвигаясь ко мне ближе. Он вытирает руки и скользит ими по моим бедрам. Прикосновение электризует, и мое сердце начинает биться быстрее.
А потом я зеваю.
— О Боже, — стону я, и мое лицо горит от смущения.
Лев смеется.
— Не стоит. Иди отдохни.
— Что? Нет, я в порядке.
Я тут же снова зеваю.
Он улыбается мне.
— Ложись. Отдохни.
— Хорошо, Ты тот, кому нужен покой. В тебя стреляли.
— А потом кто-то меня вылечил. Иди отдохни, lastachka, Потрать полчаса или что-то в этом роде.
Я вздыхаю.
— Хорошо, — неохотно бормочу я, когда он целует меня в макушку. — Но только на полчаса, хорошо?
Он ухмыляется, когда я поворачиваюсь, когда бреду в спальню. Я знаю, что устала, но я серьезно сомневаюсь, что смогу заснуть из-за всего происходящего.
Но через минуту я почти уверена, что вырубаюсь еще до того, как моя голова коснется подушки.
Когда я проснусь, солнце садится. И я просто умираю с голоду. Я издаю стон и свешиваю ноги с кровати, чувствуя себя сонной и сбитой с толку после сна.
— Лев?
В доме никого нет. И когда я смотрю на часы, я хмурюсь. Это было чуть больше тридцати минут. Я оглядываю маленький дом, прежде чем выглянуть в окно. Ухмыляясь, прикусываю губу, когда вижу его, сидящего в конце причала.
Я чувствую себя отвратительно в спортивных штанах и футболке, которые носила весь день и всю прошлую ночь. Поэтому я сбрасываю их и направляюсь в ванную, чтобы принять душ. Однако я хнычу, когда вспоминаю об отсутствии электричества. Нет электричества — значит, нет горячей воды. Я сую руку под струю и вздрагиваю. Да, только холодная. И это действительно холодно. Но к черту все это.
Задыхаясь я все равно прыгаю, когда меня поражает шок. Но это заставляет меня быстро метнуться туда и обратно. Я дрожу и вытираясь полотенцем, затем хватаю одеяло с кровати и заворачиваюсь в него. Я выхожу через заднюю дверь и подхожу к нему. Лев поворачивается, когда слышит мои шаги босых ног на деревянном причале.
— Спящая красавица, — рычит он.
Я краснею, когда неторопливо подхожу к нему. Боже, какой он горячий. Без рубашки, с татуировками, и заходящее солнце отбрасывало глубокие бороздчатые тени на его мышцы.
— Может быть, больше похожа на Белль.
— Белль?
Я ухмыляюсь.
— Еще одна мультяшная принцесса.
— Почему она?
— У Спящей красавицы был Прекрасный принц.
— И это не я? — Он хихикает.
— Нет, — выдыхаю я, наклоняясь ближе и целуя его. — Я думаю, что ты больше похож на Зверя.
— Я и есть твой зверь, — рычит он.
— Хорошо.
Наши губы снова находят губы друг друга, обжигая. Я улыбаюсь и отстраняюсь, с любопытством хмурясь.
— Ммм, что это такое? — Я ухмыляюсь, пробуя что — то с его губ.
— Бренди. — Он поднимает бутылку. — Нашел его спрятанным в шкафу в спальне. Гораздо лучше, чем это гнилостное виски. — Он выгибает бровь и поднимает бутылку.
— О да, пожалуйста, — хихикаю я. Я беру у него бренди и делаю глоток. Я выдыхаю с шипением, когда жар от него согревает меня, а затем передаю его обратно ему. Я опускаюсь, сажусь рядом с ним на причале, свесив ноги за борт.
Лев на минуту притягивает меня к себе. Затем он хмыкает и притягивает меня к себе на колени. Дрожа, я устраиваюсь на нем. Он стонет, когда понимает, во что я одета — или, скорее, что я не одета — под одеялом.
— Я слишком разодета для этого случая, — рычит он.
Я хихикаю.
— Мне нужно было принять душ.
— Как все прошло?
— Холодно.
Я задыхаюсь, когда чувствую его губы у своего уха.
— Нужно согреться?
Я мгновенно всхлипываю, как будто его губы дразнят мою киску через ухо. Я нетерпеливо киваю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Lastachka, когда я взял тебя… — он хмурится. — Я этого не ожидал.
— Я у тебя на коленях с великолепным закатом?
Он улыбается.
— Хаос, который это вызвало.
Мой лоб хмурится от беспокойства.
— Будет ли война Братвы или что-то в этом роде?
Но Лев качает головой.
— Нет. Это более личное, чем это.
— Почему?
— Потому что… — он опускает глаза.
— Потому что ты забрал меня.
— Это тот у кого я забрал тебя.
— Чет?
Он ухмыляется.
— Нет. Помнишь, я рассказывал тебе о своем отце? Дьявол, который сделал это с моей рукой?
Я киваю, с трудом сглатывая.
— Когда я ушел из дома, он был обычным головорезом. Но он вырос, как и я. Он вырос, и как я, поднялся по служебной лестнице.
Я хмурюсь.
— В чинах чего?
— Братва Волкова.
Мое сердце замирает. Меня охватывает холодное чувство.
— Когда я говорил о dyaval — дьявол… до того, как…
Я хмурюсь, когда чувство холода распространяется. — Лев…
— Они это один и тот же дьявол, lastachka, — тихо говорит он. Мои глаза расширяются.
— Нет…
— Причина, по которой это дело с Федором Кузнецовым носит личный характер, заключается в том, что…
— Лев…
— Он мой отец.
Мир замирает.
— Биологически, я имею в виду, — тихо рычит Лев. Он смотрит на тихую воду озера, сияющую в лучах заката. — Он не был отцом в прямом смысле этого слова с тех пор, как выгнал меня из квартиры, когда мне было одиннадцать. Тогда он был мелким мошенником и сутенером; кусок дерьма. — Он качает головой.
