Я снова прикасаюсь губами к краю рюмки, делая вид, что пью. Генриховна теряет ко мне интерес, погружаясь в пучину тяжёлых дум. Может, её отпустило наконец-то?
— Падла. Сволочь. Дрянь, — встрепенувшись, продолжает свой неистовый монолог. — Скотина. Паскуда. Гад чешуйчатый!
Я делаю знак официанту притормозить. Крыска требовательно щёлкает пальцами, подзывая его. Фигура с бабочкой на шее нерешительно топчется, но подходит: кто платит, тот и музыку заказывает — мудро расценивает этот продажный раб. Чувствую: скоро придётся выносить на себе пьяный труп. Вот за что мне это, а?..
— Что случилось-то? — осторожно пытаюсь попробовать на зуб ситуацию, а заодно графин с водкой отодвигаю. Может, получится.
— Ка-тас-тро-фа, — цедит сквозь зубы Крыска, слепо шаря рукой по столу. Я услужливо подсовываю ей сигареты. Она закуривает, пускает дым и поясняет: — Он покусился на самое святое!
Он что, изнасиловать её хотел?! Наверное, мои выпученные глаза и открытый рот настолько выразительны, что Генриховна даже сфокусировать взгляд на мне сумела.
— Дура! — злится она. — То святое давно тю-тю. Что там терять-то, господи, да с таким-то мужиком.
Она встряхивает головой, видимо, пытаясь поставить мозги на место: уж слишком они куда-то не туда поплыли под парами алкоголя. Я молчу, как мышь под веником. А то ещё и не то прилетит. Крыска давит окурок в пепельнице, водит им сосредоточенно, разбрасывая пепел по белоснежной скатерти. А затем поднимает на меня глаза. Не так-то в них и много мути. Сильна, мать, оказывается.
— Поклянись, что никому не расскажешь, — требует она, гипнотизируя взглядом.
— Даю слово, — лепечу, не в силах ей сопротивляться.
— Поклянись, — настаивает Генриховна, ввинчиваясь в мой мозг глазками-буравчиками.
— Клянусь! — выкрикиваю я как идиотка и мёртвой хваткой вцепляюсь в графин. Фиг я ей дам выпить ещё хоть рюмку. Агрессивная какая-то чересчур. И паранойя к тому же проснулась.
— Святое, — шепчет она мне в лицо, ложась грудью на стол, — это «Розовый Слон». Если честно, я ничего не поняла. Она же сама продала агентство. Вручила, так сказать, своего святого «Слона» этому Дракону — преподнесла в коробочке с бантиком, а сейчас сидит и злится. Жалеет, что ли?.. Так поздно пить боржоми, что уж теперь.
Крыска видит, что я в недоумении, вздыхает, оглядывает рассеянным взглядом пространство. Из неё странным образом улетучивается весь её злобный запал. Она сникает, опуская плечи, расслабляется.
— Я думала, отдам вас в надёжные руки. Он показался мне таким… деловым. Умным, грамотным, в меру жёстким. Я долго выбирала, — вздыхает она, поправляя всклокоченные волосы, — правда, выбора особого не было. В общем, я промахнулась. Всеми четырьмя лапами. Не сработала моя чуйка. Подвела на этот раз.
— Да что ж случилось-то? — задаю я повторно свой вопрос, но уже нервно: воздух так дрожит от напряжения, и мне уже не кажется пустой Крыскина истерика.
— Да ничего, собственно, — продолжает она пялиться поверх моей головы пустым взглядом. — Он купил «Слона» не для того, чтобы владеть, а, чтобы уничтожить.
Я молчу, пытаясь переварить новость. Генриховна снова наводит на меня свои буравчики-радары, кривит беспомощно рот и поясняет:
— Он закроет агентство, Ника. Не сразу, конечно, но «Слон» доживает свои последние деньки. И я уже ничего не могу сделать.
Она молча забирает из моих ослабевших пальцев графин, наливает рюмку, выпивает её залпом, заедает лимоном, тыкает вилкой несколько раз в почти целый салат из морских гадов, торопливо жуёт и требует счёт. Расплачивается быстро, оставляя щедрые чаевые, встаёт на ноги, и её почти не штормит на десятисантиметровых шпильках. Мне бы так — смотрю с завистью на эту железную леди.
В дверях Крыска оборачивается, и я подхватываю её под локоть — так опасно она кренится вперёд.
— Не говори никому об этом, Ник, — повторяет она уже просьбу. — Пусть лучше потом. Когда-нибудь. А то будут волноваться, крыльями хлопать. Ну, ты же знаешь: творческие натуры и всё такое… Может, рассосётся как-нибудь. Само. Я б посоветовала пахать вам, как чертям. Чтоб ему тяжело было объявить о банкротстве. Знаю: комариный укус для толстой шкуры Дракона, но всё же. Хоть кровь ему немного попортить, — мстительно сжимает Крыска руку в кулак.
На улице её развозит окончательно, и последние метры до машины я волоку обмякшее тело практически на себе. Ничего, мы привыкшие. Физические нагрузки — это не то, что может напугать или сломить Нику Лунину.
Затаскиваем с шофёром Виталиком директорское тело в салон.
— Домой, — слабо машет рукой сломленная алкоголем и горем Крыска, и мы едем долго-долго по улицам города в гробовом молчании.
Виталик крутит баранку. Крыска спит, а я мрачно думаю о том, что нас всех ждёт. И откуда только взялся на нашу голову этот долбанный Драконище?..
4. Ника
В офис я попала ближе к концу дня. К тому времени жизнь наладилась: вовсю кипел рабочий процесс, а проще говоря — царил творческий беспорядок.
Моё появление встретили радостно: соскучились по кофе. Как ни крути, а девочки на побегушках всегда не хватает. Пока выслушивала жалобы коллег, мимоходом выяснила, что новый хозяин никому не докучал. Долго сидел в директорском кабинете, изучал документы, вызывал к себе главбухшу. Три раза. Входил и выходил. Наверное, обедал. И покинул офис, судя по всему, по-английски: ни с кем не прощаясь. По крайней мере, никто не заметил его исчезновения.
— Может, оно и того… лучше? — заглядывает в глаза мне художник Лёха, подсовывая свои наброски на оценку. — Меньше кипишу будет. Мужик как-никак.
Лёха мысли связно выражать не умеет: весь талант ушёл в удивительно изящную, стройно-прекрасную графику. Отбираю удачные эскизы и мягко перевожу разговор в рабочее русло: хвалю то, что понравилось.
В одном Крыска права: надо держать рот на замке. Пока лучше никому не знать, что не «хороший мужик» нас купил, а злобное Драконище.
— Никусик, ты там текстики посмотришь, да? — кивают, как цирковые лошади, Люда и Натаха, поспешно собирая в сумочки боевой арсенал, состоящий из косметики и блокнотов-ручек.
Рабочий день подходит к концу, и весь наш разноцветный балаган начинает растекаться, исчезать за дверью: там ждёт их жадная пасть сумасшедшего города, пахнущего цветущими деревьями и молодой листвой.
Я наконец-то остаюсь одна. С наслаждением впитывая тишину, составляю план на завтра и привожу рабочее место в порядок. Мне ещё нужно немного поработать. В углу мигает монитор Наташкиного компьютера. Там ждут статьи на вычитку.
Вместе с обязанностями офис-менеджера я постепенно взвалила на свою шею и часть другой работы. Закон рабочей лошадки: чем больше тянешь, тем больше грузят. Но я не жалуюсь. Мне в кайф.
Телефонный звонок взрывает тишину. Улыбаюсь, слушая знакомый рингтон. Жмурюсь довольно. Мой Егор. Вот уже полгода я непростительно счастлива. Люблю и любима. Там, за много километров отсюда, мой мужчина ждёт меня. Всё, как положено: красивый, умный, желанный.
— Луна на проводе!
— Привет, ночное светило, — Луноход желает знать…
Впитываю его глубокий голос. Представляю, как стоит он у окна на маленькой кухоньке смотрит на верхушки деревьев. Запустить бы сейчас пальцы в тёмные завитки на его затылке…
— Прости, — мягко воркую, расплываясь в улыбке ещё шире, — но я сегодня задержусь. Да, как всегда. Сделаю кое-что и выйду из-за тучки, вернусь на орбиту, к своему тоскующему Луноходу.
— Люблю тебя и жду, — вздыхает на другом конце галактики мой мужчина.
— Целую, до встречи, — сбрасываю звонок и, продолжая улыбаться, поглаживаю потухший экран телефона пальцами.
Каждый раз, даже от звука его голоса, сердце сжимается в груди. Это как вспышка на солнце. Как всполох огня до небес, когда хочется кружиться, раскинув руки, и радоваться без причины. Вздыхая, сажусь за компьютер: чем быстрее я справлюсь, тем скорее окажусь дома — в уютной тихой гавани, где ждёт меня мой верный Луноход.
