Вот бы стать гуманитарием!
Ну, не моё это. Не моё.
При поступлении я еле-еле проскочила на бюджет. Да и проскочила только потому, что по специальности был дикий недобор. Все ломанулись в программисты с финансистами, а строительный факультет остался не у дел.
И вот я тут. Математика мне никогда не давалась, физика казалась демоническими заклинаниями, а при виде начертательной геометрии у меня сводило зубы.
Самое главное — из моей головы всё выскакивало, не успев заскочить. Даже если какая-то тема казалась понятной, то на следующий день она забывалась. Совсем.
Нет, я честно училась, сдавала предметы и почти не мухлевала. Случай с сопроматом особый, потому что Измайлов был непробиваемым. Если остальные профессоры до тройки натягивали, то этот — ни в какую.
«Не знаешь — пошла вон», — таков его девиз.
Я доковыляла до университета. Придерживаясь за поручень, поднялась по скользкой лестнице. Снегу-то навалило! Крыльцо запорошило, а у самых дверей кто-то вылепил миниатюрного снеговика.
Ноги, кстати, продрогли в тонких колготках. Зачем девушки морозятся зимами? Почему не носят теплые джинсы? Машинка ещё эта для пыток — то есть для эпиляции, — с которой Шевченко носилась за мной по общежитию.
Бр-р-р. Как вспомню…
Надеюсь, оно того стоило.
Измайлов обнаружился на кафедре. В гордом одиночестве, он изучал какую-то статью на ноутбуке.
Это мой шанс!
— Станислав Тимофеевич, — промурлыкала я, закрыв за собой дверь. — Разрешите войти?
— А вы кто? — он бегло глянул на меня и отвернулся к ноутбуку. — Вам назначено?
— Иванова Дарья, — отрапортовала, замерев по струнке. — Пришла договориться о пересдаче.
— Ивано… что?!
Измайлов осматривал меня куда задумчивее и дольше, чем обычно. Кажется, картинка не складывалась. То существо, которое восседало вчера на нем, и то, которое топталось в дверях, никак не могли быть одним человеком.
— Вас кто-то покусал, Иванова?
Угу, оборотень по имени Иришка, из-за которого я превратилась из человека в нормальную девушку.
— Нет… просто…
Проклиная всё на свете, а особенно — шпильки, я доплелась до преподавательского стола и нависла над Измайловым. Как бы вывалить перед ним зачетки? Не просто ж кинуть в лицо со словами: «Всё оплачено!»
— Вы хотите договориться о пересдаче? — подсказал профессор, закусив кончик карандаша.
— Ага, — не стала отрицать я. — Очень хочу. Мы от лица группы… — покопалась в сумочке, — хотели бы поздравить вас с наступившим Новым годом и… — дернула за молнию на кармашке, — пожелать всего наилучшего в… Черт!
Конверта нигде не было. Вообще. Никакого. Сердце пропустило удар. Матушки, там же пятьдесят тысяч рублей! Он же не мог вывалиться в трамвае?!
Я уставилась на Измайлова со смесью паники и отчаяния.
— Вы что-то потеряли? — осторожно спросил тот.
— Да, деньги, — я закопалась в сумке с головой, вытряхнула наружу содержимое, но, кроме десяти зачеток, пачки жевательной резинки и одинокого презерватива (какой идиот его туда подбросил?!), внутри ничего не лежало.
— Какие?
— Которыми собиралась дать вам взятку!
Профессор закашлялся и отодвинулся от меня подальше, а я продолжала копаться в карманах.
Впустую.
Не может быть…
Меня накрыло рыданиями. Такими горькими, что любой бы сухарь тотчас сдался и поставил всем «отлично». К сожалению, местный тиран лишь откинулся на стуле и, выхватив у меня из рук сумочку, вывернул её наизнанку.
Что же делать? Меня же убьют ребята… это катастрофа… Где взять пятьдесят тысяч? В кафе, где я подрабатывала, платили пятнадцать, если пахать без выходных. Я не расплачусь с парнями, даже если влезу в долги.
А ведь ещё жить на что-то надо…
— Это искали? — Измайлов протянул мне белый конверт, набитый наличностью.
— Да-а-а, — размазывая слезы по щекам, ответила я. — Где вы его нашли?
— У вас дыра не только в голове, но и в подкладке. Иванова, идите домой. Я не беру взяток, тем более — от вас.
Эй! Прозвучало так, будто мои взятки какие-то неправильные. Я все-таки попыталась воспротивиться и протянула конверт обратно ему.
— Это не взятка, а подарок от нашей группы…
Измайлов закатил глаза, поднимаясь со стула и распахивая дверь. В пустующем коридоре лениво слонялся одинокий студиоз.
— Иванова, проваливайте. Я сделаю вид, что вы не вламывались сюда и не занимались уголовно наказуемыми делами.
Проваливайте…
Мне представилась шестая пересдача, озлобленный профессор, который шныряет по кабинету, выискивая шпаргалки. Очередной напечатанный на коленке реферат, в котором я понимаю только запятые.
Заодно Измайлов припомнит сегодняшнюю историю, и сопромат вообще никто никогда не сдаст. А врагом народа станет Даша Иванова, ибо она провалила ответственное задание.
Наши такого не простят. Мне кранты.
— Н-нет, — вспыхнула и ломанулась к двери, чтобы закрыть её. — Пожалуйста, возьмите деньги.
— Вы рехнулись?
Измайлов уставился на меня. Желваки на его щеках напряглись от гнева. Я стояла, загораживая собой дверь, и ощущала себя маленькой и незначительной по сравнению с преподавателем.
— Нас устроят тройки.
— Иванова, вы будете отчислены, гарантирую. Я лично сообщу в деканат о взятке.
Он попытался отодвинуть меня в сторону, но я уперлась в дверной проем всеми конечностями и разве что не вцепилась зубами. Нетушки. Пока не возьмешь деньги, не уйду. Жить здесь останусь. Митинг устрою. Но не сдамся.
— Идите в деканат, но сначала поставьте тройку.
Измайлов обманным маневром дернул меня от двери. Это было зря. Я и так с трудом сохраняла равновесие, а теперь лишилась его окончательно. Шпильки подогнулись, ноги разъехались. Я пискнула и рухнула к нему в объятия. Так и застыла, уткнувшись носом в грудь, осознавая, что второй раз за двадцать четыре часа щупаю Станислава Тимофеевича.
Кстати, факт на отвлеченную тему. У него вкусная туалетная вода. Горчащая, но не едкая. От рубашки пахнет крепким кофе и чем-то ещё. Непонятным, но чарующим.
— Иванова, вашу ж мать…
Какие у него глаза. Никогда не задумывалась, что взгляд может быть таким манящим. Черным, пугающим. Точно омут, в котором легко утонуть.
Неожиданно мои губы нашли его и…
Удивительно, но Измайлов ответил на поцелуй. Яростно. Властно. Не давая возможности одуматься.
Он вдавил меня в стену и дернул верхнюю пуговицу на моем платье. Ладонью огладил мои бедра, и я задохнулась от совершенно новых ощущений. Внизу живота разлился жар.
— А вдруг кто-нибудь зайдет… — пискнула я, стаскивая с человека, которого пять минут назад люто ненавидела, рубашку.
— Плевать, — рявкнул Станислав Тимофеевич (какой он теперь Тимофеевич?) и сбросил со стола кипу тетрадок.
Кажется, Иришка была права. Измайлов мне все-таки отдался.
Дверь на кафедру он всё-таки закрыл с внутренней стороны. В последний момент. Не отрываясь от моих губ.
Ещё б табличку повесил: «Занято».
Надеюсь, никому из преподавательского состава не понадобится срочно войти.
А затем он усадил меня на стол, и дурацкие мысли покинули голову.
Ох…
Руки тяжелые, но ласковые. Взгляд точно палящее солнце. Невыносимо.
Измайлов стянул с меня платье так легко, будто занимался этим ежедневно. Его губы коснулись шеи, опаляя кожу дыханием. Поцелуй в ключицы и ниже. Ещё ниже. Медленно, словно назло.
Одним рывком мой некогда нелюбимый преподаватель поддел бюстгальтер и опустил чашечки по грудь. Я пыталась смолчать, но стон вырвался, стоило языку очертить контур набухшего, жаждущего ласки соска.
Что же это такое…
Наваждение…
Сильные пальцы рывком стянули колготки. Треснул капрон, и по ногам пробежались «стрелки». Хвала небесам, на мне приличное белье, а не труселя с надписью «Кто первый, тот и папа», которые мне подарила на Новый год Иришка.
Измайлов коснулся меня там… внизу… в самом сокровенном месте. Нащупал поверх белья чувствительную точку и чуть надавил на неё.
