И почему я не удивилась? В руках Древнего вилка и даже ложка легко могли превратиться в опасное оружие.
Почуяв запах еды, эльф незаметно принюхался. Точеные ноздри затрепетали, кадык дернулся под кожей.
Голоден, но продолжает свой упрямый протест. Ни за что не примет подачку от тюремщиков. Гордый.
— Станешь кормить меня с рук, как домашнего песика? — Эльф прищурился и склонил голову к плечу.
— Вот еще, — я взяла миску и опустилась на стул — единственный в комнате.
— Что тогда? — он разглядывал меня из-под опущенных ресниц. Волосы на голове белые, как снег, а ресницы — черные и длиннющие, будто накрашенные.
— Сама съем, а мадам скажу, что смогла тебя накормить. — Я решила, что уговорами ничего не добьюсь и выбрала другую тактику.
— И со мной не поделишься? — улыбнулся эльф краешком рта.
— Ну, не зна-а-аю. А ты хочешь?
Кончик языка вновь мелькнул между раздвинутых губ. Древний подошел к решетке и прижался к ней лбом.
— Хочу.
Неужели так просто? Я с трудом подавила вспыхнувшее в груди ликование, приказав себе не радоваться раньше времени.
— Ладно. Один кусочек.
Поднявшись на ноги, я двинулась к Древнему, наблюдающему за мной, словно тигр из засады. Я приближалась к клетке медленно, шаг за шагом, и старалась не разрывать зрительный контакт. Мне казалось, что так безопаснее, что пока пленник на меня смотрит, то ничего плохого не сделает.
— Ди-и-ис, — выдохнул эльф, и затылок закололи щекотные иголочки мурашек.
Надо же, запомнил имя. От этой мысли сердце в груди заколотилось еще отчаяннее. И это при том, что по-настоящему меня звали Дианой. Ну, в той, другой жизни, которую я оставила и к которой не хотела возвращаться.
Прижимаясь лбом и носом к решетке, эльф сверкал глазами из-под опущенных ресниц. Его порочный рот был приоткрыт. Пальцы одной руки гладили прутья клетки, другой — небрежно прикрывали наготу ниже пояса.
Красивый гад. Само совершенство.
— Ди-и-ис.
Чувствуя себя бабочкой, летящей на огонь, я остановилась напротив клетки и протянула пленнику миску, чтобы тот взял себе кусочек мяса.
И сразу же, перекрыв кислород, мое горло сдавили жесткие пальцы.
Тарелка выпала из рук, с грохотом разбившись о каменный пол.
— Попалась, — с ненавистью прошипел эльф, пытаясь задушить меня одной ладонью.
Дышать! Нечем дышать!
Я захрипела, задергалась, впилась ногтями в душившую меня руку, раздирая чужую плоть до крови, — тщетно. Проклятый Древний плевал на боль, которую ему причиняли.
Пальцы мертвой хваткой сжимались на моем горле. Все крепче и крепче.
Паника. Ужасная паника захлестнула с головой.
Больно. Страшно.
Сердце ломало ребра. Губы в отчаяние хватали воздух, но тот не поступал в легкие.
Я задыхалась.
О господи, я сейчас умру! Меня задушат!
Нет-нет-нет-нет!
Я не могу умереть. Не сегодня. Не так. Рано.
Сквозь слезы, брызнувшие из глаз, я увидела, как ошейник на горле Древнего загорелся багровым светом. Мне показалось, что он даже стал немного туже. А потом я поняла: не немного. Пока эльф душил меня, зачарованный рабский ошейник душил его. Потому что пленник представлял опасность. Потому что причинял боль хозяйке.
Вспомнились слова владелицы борделя: «Твоя магия, милый, надежно запечатана. И физическая сила тоже под контролем. Дернешься — будешь скулить от боли, как побитая собака».
В душе вспыхнула надежда. Отпустит. Он должен меня отпустить, но…
Эльф терпел. Кусал губы до крови, но не разжимал убийственную хватку на моем горле. А ошейник светился все ярче, сжимался все больше. Под сияющей стальной полосой вздулись вены. От напряжения по вискам, по острым высоким скулам бежал пот.
Хватит! Отпусти меня! Сдайся! Умоляю!
Древний не отпускал, будто вознамерился погибнуть вместе со мной. От боли он так сильно стиснул челюсти, что я услышала хруст зубов.
В панике, отчаявшись, я пыталась достать ногтями до его лица. Расцарапать, оттолкнуть. Грудь горела огнем. Все перед глазами начало расплываться, темнеть. Я уже готовилась потерять сознание, как вдруг благословенный воздух хлынул в сухие, сжавшиеся легкие.
Рухнув на колени, я кашляла и кашляла, пыталась отдышаться. В голове звенело. До шеи было не дотронуться — больно. Наверняка от синяков горло стало фиолетовым.
Постепенно зрение прояснилось, и я увидела перед собой каменный пол в сколах и трещинах, ощутила ладонями его холодную шероховатую текстуру.
Чуть не убили! О боже… Ну ты и дура! Зачем подошла к решетке так близко?
Спохватившись, я отползла от клетки как можно дальше — прямо так, на коленях, путаясь в длинном платье, — и уже оттуда, добравшись до стены, взглянула на своего душителя.
Первое, что бросилось в глаза, — бледное до синевы лицо, затем — растрепанные волосы и ходящая ходуном грудная клетка.
Эльф лежал на полу. Его тело били крупные судороги, которые распространялись волной сверху вниз. Сначала от боли выгибалась спина, потом руки на секунду отрывались от пола и падали обратно, после дергались ноги. Жуткое зрелище.
— Эй, что с тобой? — зашептала я, напуганная происходящим. — Это ошейник? Как мне тебе помочь? Позвать мадам?
Наверное, я должна была ненавидеть своего несостоявшегося убийцу и желать ему страданий, но, вероятно, и правда оказалась еще той дурочкой, потому что вместо злорадства ощутила жалость.
— Не надо, — прохрипел эльф между приступами. — Не надо… мадам.
Напрягшись, он крепко сжал зубы, чтобы не застонать, и я увидела, как заиграли желваки на его челюсти.
Спустя какое-то время приступ прекратился, и тело Древнего обмякло на каменном полу. Едва придя в себя, эльф поспешил прикрыть рукой пах, а потом прошипел со злостью и обреченностью в голосе:
— Ладно, неси сюда свои штаны для потаскух.
Одеться! Он согласился одеться! Пусть накормить остроухого упрямца не удалось, зато он снизошел до того, чтобы примерить униформу местных курто — маленькая, но победа. Мадам Пим-глоу будет довольна и не вышвырнет меня на улицу без гроша в кармане.
Пока пленник не передумал, я подскочила к сундуку, на котором хозяйка борделя оставила тряпку из черной кожи, по недоразумению гордо именуемую штанами. Покрутила ее в руках. Н-да. Тут явно проблема с размером. Если статный, брутальный мужчина за решеткой сможет втиснуть сюда свой зад, иначе как чудом это не назовешь.
— Зря отказался от еды, — я посмотрела на глиняные осколки и кусочки мяса, разбросанные по каменным плитам.
После случившегося меня ощутимо трясло, но я старалась не думать о том, что побывала на краю смерти. Если заострить внимание на этой мысли, можно и в истерику впасть. Тут как с лошадью: свалился на землю — скорее поднимайся и лезь в седло, иначе страх верховой езды останется с тобой на всю жизнь. А Древнего еще укротить как-то надо. Тут не до рефлексии.
— Не поел — теперь жди ужина.
Эльф не ответил. С трудом он перекатился на бок. Чтобы подняться на ноги, ему сначала пришлось встать на четвереньки и собраться с силами. Минуты три Древний не шевелился — застыл, опустив голову и упершись ладонями и коленями в пол. Вытянутые руки были напряжены до вздувшихся вен и заметно подрагивали. Длинные белые волосы закрывали лицо.
— Если не будешь хорошо питаться — совсем обессилишь, — сказала я, и эльф фыркнул.
— Обессилишь от голода — не сможешь и дальше так же злобно на всех рычать.
Из-под завесы волос раздался самодовольный смешок.
Пришло время вытащить из рукава главный козырь.
— Останешься без сил — не сможешь сбежать отсюда.
Пленник резко повернул ко мне голову и впился в мое лицо острым взглядом.
— Сбежать, — прошептал он, будто пробуя это слово на вкус, смакуя его с наслаждением и толикой недоверия.
Судя по закушенной губе, над тем, что я сказала, эльф крепко задумался.
Разминая пострадавшую шею, я с опаской — стоит заметить, вполне обоснованной — приблизилась к клетке и положила рядом с прутьями кожаные штаны. Затем под мрачным взглядом Древнего быстро отскочила назад.
