– Дмитрий… простите, не знаю, как по отчеству?
– Ярославович.
– Дмитрий Ярославович, вы собираетесь принять мое предложение о работе?
– Был такой план.
Улыбается, как солнышко. Смешливый…
– Тогда давайте на этом и остановимся.
– Почему? – наклоняет голову к уху.
– Тебе все причины перечислить? – забывая о том, что только что сама же ему и выкала, распаляюсь.
– Ну, хотя бы парочку.
– Ты работаешь на меня, я старше и… У тебя двадцать сантиметров?
– Нет, – не моргнув глазом отвечает он.
– Тогда тем более о чем мы разговариваем?
Быстро покидав в сумку все нужное, подхватываю плащ и выхожу в заботливо приоткрытую Димой дверь. Святые угодники, он еще и джентльмен! Не могу удержаться от того, чтобы не глянуть на парня еще раз. И тайком же делаю чуть более глубокий вдох, чем необходимо. Парфюм у него обалденный.
На улицу выходим вместе. Дима подходит к консервативному Мерседесу, я – к своей хищной Бэхе. Забираюсь за руль. Ловлю собственный взгляд в зеркале заднего вида и начинаю ржать. Нет, ну какая же нелепица, Боже. Сказал бы мне кто еще утром, что подобный разговор будет иметь место в моей жизни, я бы у виска покрутила.
Выруливаю со стоянки. До резиденции Сидельника ехать час. Хоть пробок нет. И так уже на этот самый час опаздываю. Поэтому никто не встречает. Только на въезде в правительственную резиденцию привычно шмонает охрана.
В доме веселье в разгаре.
– Тетя Амалия!
– Привет, кнопка.
У дочки Ярика его глаза. Я уже почти не думаю о том, что это могла бы быть и моя дочь… Время даже над глупостью властно.
– А что ты мне привезла?
– Хм, дай-ка посмотрю… Ничего? – провоцирую мелкую.
– Все ты врешь, – хохочет Лизка. Знает, что я так не смогу. Всегда их с братом балую.
– Ладно. Вот смотри… – достаю из сумки коробочку. В ней моторчик. – Если поставить на солнышко, ни за что не остановится. Считай, перпетум мобиле.
– Ух ты! Я пойду Даньке покажу.
Убегает. Ее кудряшки подпрыгивают. Мое сердце – в такт.
– Ты, как всегда, оригинальна, – раздается за спиной хорошо поставленный голос. Внутри по привычке, которая, сука, никуда не девается вот уже сколько лет, все сладко сжимается. На секундочку. Всего на секундочку, да. И почти тут же я расслабляюсь. Прогресс, что называется, налицо.
– Привет, Ярослав Степанович. С днем рождения.
Сидельник высок, крепок и по-мужски привлекателен. На висках седина. Ему сорок семь. А когда мы поженились, только тридцать два было. Мне двадцать.
– А мой подарочек где? – разводит руки и чуть ведет подбородком в сторону. Послушно подхожу. Улыбнувшись, целую в щеку. Он сменил парфюм. Тот ему идет. Но мне больше нравился прежний. В момент, когда я уже хочу отстраниться, Яр на секунду меня задерживает. Всего на секунду, да, но наши взгляды встречаются и… Ч-черт. Это больно. Все еще, а ведь с нашего развода уже прошло десять лет.
Я дура, да. Конченый однолюб.
Испугавшись собственных чувств, отступаю и… охренеть, ловлю на себе внимательный взгляд Димы.
– Пойдем, что ли, к гостям? – окликает меня Ярослав.
– А? – моргаю я и снова смотрю туда, где только что мне чудился рыжий, но его нет. Показалось мне, что ли?
– К гостям пойдем? – терпеливо повторяет Сидельник.
– Погоди. Я про главный подарок забыла! – снова лезу в сумочку, достаю коробочку от бренда, который известен лишь узкому кругу ценителей. Там запонки. Я их увидела и решила – ему пойдут.
– Ого. Необычно… Спасибо.
– Не нравится?
– Нравится. Ты всегда угадываешь, что мне надо.
И опять наши взгляды сцепляются. Чертовщина какая-то. Просто дурдом. Мне нужна передышка. Отворачиваюсь к балкону. За окном растет огромный сиреневый куст. Голова кружится от одуряющего аромата.
– Терпеть не могу праздники, – вздыхает Ярослав, становясь рядом.
– Я знаю.
– Еще и прием. Кто вообще придумал отмечать день рождения? Что хорошего в том, что я стал на один год ближе к смерти?
– Людям трудно выносить монотонность, – вздыхаю я. – Нам нужно ощущать цикличность. Праздники – это конец и начало. Ощущение того, что все плохое осталось там, в прошлом, а хорошее – впереди. День рождения – личный Новый год. Кстати, ко мне сегодня приходил от тебя человечек…
– Вот вы где! – прерывает меня звонкий голос Марины – новой Яриковой жены. Смешно, что я именно так ее называю. Новой. Тогда как они уже девять лет в браке. Наш продлился в два раза меньше. В отличие от меня, Яр как-то очень быстро утешился. Но мне гораздо больше нравилось думать, что он женился назло.
– Привет, Марин.
– Привет.
Ее руки обвивают торс Сидельника. Тот привычным движением притягивает жену за плечи. А мне как будто чудится легкая заминка в происходящем. Я что, такая жалкая, что он щадит мои чувства? Как интересно.
– Пойдем к гостям? – с натужным оживлением предлагаю я. – Голодная – жуть. И родителей хочу увидеть. Они уже здесь?
– Да. Когда я уходила, Светлана Анатольевна как раз рассказывала моей матери о своем отдыхе на водах Баден-Бадена.
Киваю, а сама думаю о том, что мне, наверное, тоже не мешало бы подлечиться. Поехать куда-нибудь. Проветрить мозги. А то они заплесневели, похоже. Попить водички. Моя выходка на совещании – ничто по сравнению с тем, что произошло сейчас. Просто ничто…
Замечаю среди гостей папу и, извинившись, меняю курс.
– Привет, родной.
Я единственная дочь своего отца. Довольно поздний ребенок. Когда я родилась, дети родительских приятелей уже выросли. Взять того же Сидельника, который старше меня на двенадцать лет. Так что играть мне было не с кем. Когда к родителям приходили гости, я развлекалась тем, что слушала их взрослые разговоры. И это было хорошо, это мне столько дало в жизни… Но была у этого и обратная сторона. Например, я очень рано столкнулась с сексизмом. Каждый раз, когда к нам в дом приходили новые люди, они трепали меня по голове и замечали что-то вроде:
– Какая красавица. Наверное, моделью мечтаешь стать?
Я каждый раз хмурилась:
– Нет.
– Актрисой?
– Инженером. Чтобы проектировать двигатели. Как папа, – и брала его за руку, потому что когда все смеялись, он один смотрел на меня с хитрецой, как будто у нас с ним был один на двоих секрет.
Ага. Мои мозги… Которые вроде бы были на поверхности, но их как будто никто не видел. Даже когда я посреди разговора толковых инженеров вставляла какие-то дельные замечания, те просто снисходительно интересовались:
– У папы подслушала?
Даже когда я, блин, в шестнадцать своими мозгами поступила в физтех.
– Привет, моя Аномалия. Опять заработалась? – возвращает меня в реальность голос отца.
– Ну, почти. Собеседование было. А что это у тебя такое вкусненькое? – голодно кошусь на отцовскую тарелку.
– Кажется, какой-то паштет, – смеется тот и, поманив меня пальцем, шепчет: – Выглядит хорошо, а на вкус – дерьмо полное. Возьми что-нибудь другое.
Посмеиваясь, подкладываю в тарелку что-то похожее на крабовые котлетки. Идет за милую душу. Голодовка, конечно, полезна для фигуры, но, блин, как же хочется жрать!
– А вот и наша потеряшка! Мы тебя уже второй час выглядываем, – слышу голос мамы. – Хотела даже звонить, так ты же все равно не возьмешь трубку.
Тепло обнимаемся.
– Ну что поделать? У меня много работы.
– А кроме нее, Амалька? Кроме нее у тебя когда что-нибудь будет?
Нет, ну от мамы я такой подставы не ожидала. Смотрю с укоризной. Нашла, где об этом поговорить.
– Например, что?
– Любовь?
– Любви нет, мам.
– А тридцать пять есть, Амалька. Ты уже хоть так, для здоровья, найди кого-то.
– Так, а ну заканчивай, Свет! – сердится отец. Он-то у меня строгих правил, не удивлюсь, если думает, что у меня после Ярика и не было никого. Ох, папа-папа. Да знаешь сколько я их перетрахала, чтобы заткнуть дыру, оставленную Сидельником? Нет. И не надо тебе это, папочка, уж лучше ты заблуждайся.
