Подождите…
Неужели они…?
А потом я слышу это.
Низкий стон.
О боже мой.
Не может быть…
— О боже, да, — доносится задыхающийся голос девушки, и через крошечную щель между сиденьями я вижу движущиеся тела.
О боже мой. Они занимаются сексом прямо у меня на глазах!
Хотя я знаю, что они меня не видят, я чувствую, как мои щеки сразу же краснеют, переходя в Томатную стадию № 1 и сливаются со светло-рыжими волосам, скрывая веснушки.
Что же мне делать?
Я оглядываюсь, пытаясь понять, видит ли это (или слышит) ктонибудь еще, но все крепко спят. Поворачиваю голову, надеясь увидеть стюардессу, но там никого. И что я сделаю? Пожалуюсь на них?
Наверное…надо?
— Еще, еще, — говорит девушка. — Да!
О, черт возьми, нет.
Я снова надеваю наушники и откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь посмотреть еще один фильм. Но, конечно, всё продолжает трястись. Турбулентность тут не причем.
Как долго это будет продолжаться?
Я переживаю расставание, направляюсь через океан на свадьбу в полном одиночестве, неужели я не могу отдохнуть? Но нет, сиденья продолжают трястись, и я клянусь, что слышу стоны через наушники.
И не похоже, что они скоро закончат.
Это ад.
Мне остается только одно.
Я расстегиваю ремень и поднимаю подлокотники, медленно выбираясь из своего ряда. Знаю, что не должна смотреть на них, знаю, что должна просто игнорировать это.
И правда говорят: «любопытной Варваре на базаре нос оторвали».
Подхожу к их местам ближе, ничего не вижу, они под одеялами, как-то странно двигаются, будто один из них что-то трет. И, кажется, трет в отличном темпе.
Я уже разворачиваюсь, как вдруг самолет попадает в воздушную яму, и я теряю равновесие, меня бросает вперед.
Прямо на эту парочку, лицом вниз, да еще и туда, где мало кто хочет видеть чужое лицо.
О. Мой. Бог.
— Эй! — вскрикивает девушка.
— Простите! — говорю я, кладя руки на их бедра и другие части тела, пытаясь подняться. — Извините!
Я даже смотреть на них не могу, кое-как выпрямляюсь, а затем, чувствуя панику, направляюсь прямо на камбуз в задней части самолета.
Там сидят и болтают две стюардессы. Они обе смотрят на меня с усталыми улыбками, которые говорят, что они не хотели бы разговаривать с пассажирами, особенно с кем-то вроде меня, которая выглядит раскрасневшейся и с дикими глазами.
Я испытываю искушение рассказать им о сексе в 50-м ряду, но решаю, что они, вероятно, не нуждаются в дополнительном стрессе.
Поэтому прошу бокал вина и спрашиваю, можно ли тут посидеть, потому что я не собираюсь возвращаться на свое место.
Они видят, что я отчаянно нуждаюсь в компании или что-то в этом роде, потому что говорят «да».
Я выпиваю еще один бокал вина.
А потом начинаю говорить о своей старой работе, а потом о Крисе. И они начинают меня жалеть. Вино все льется и льется в мой бокал.
Глава 2
Дейзи
В детстве я очень любила семейные поездки в Портленд, и ездили мы всего несколько раз в год. Но любила я не блеск и гламур большого города, (хотя, для меня все было блестяще и гламурно, ведь я жила на ферме в Орегоне, у черта на куличках). Что мне больше всего запомнилось, так это поездки на машине домой. Мы уезжали в сумерках, когда городские огни мерцали позади нас, а затем часами ехали по шоссе I5 на юг. Мы с сестрой какое-то время препирались на заднем сиденье, но вскоре я засыпала. В те дни я так крепко спала, что не просыпалась всю дорогу. Родители не будили меня, папа либо относил меня в кровать, либо, когда я стала старше, тихонько будил.
Я просыпалась с чувством удивления, как возможно заснуть в одном месте, а проснуться в другом, как будто я путешествовала во времени.
Сейчас у меня опять такое же чувство.
Но вместо того, чтобы проснуться в полном блаженстве, у меня бешеная головная боль, и вместо отца меня трясет стюардесса.
— Мисс? — мягко произносит она, положив руку мне на плечо.
— Мы скоро приземлимся.
Я открываю рот, чтобы сказать «спасибо», но внутри так пересохло, что слова вырываются из меня скрипучим стоном. Я
открываю глаза, сильно моргая от яркого света, проникающего через окна.
Боже милостивый, я чувствую себя ужасно.
Медленно, и довольно неуклюже, я сажусь, флисовое одеяло прилипает к телу. Мир кружится, желудок скручивает. Не помню, когда в последний раз у меня было такое похмелье.
Хотя, ничего удивительного.
Одна из стюардесс дала мне две маленькие бутылочки вина и проводила обратно на место, но только после того, как я два часа разговаривала с ними и выпила большую часть их запасов. К счастью, к тому времени парочка уже спала, хотя мне было уже плевать, я была пьяна в стельку.
Кстати говоря, сейчас парочка сидит на своих местах, потягивает кофе и интимно хихикает, видимо, радуясь примирению.
Это могли быть мы с Крисом.
Эта мысль проносится у меня в голове, уже в миллионный раз за последнюю неделю.
Может быть, я слишком поспешила расстаться с ним?
Большинство людей на моем месте вышвырнули бы его на улицу и никогда не оглядывались назад. Но было ли между нами что-то такое, что стоило бы спасти?
По правде говоря, нет. Я знаю, что поступила правильно. Но это все равно давит на меня, как будто жизнь разделилась на две части в
тот день, и у меня был выбор: либо продолжать жить с Крисом, либо послать его и уйти.
И вот я здесь, совсем одна.
Я вздыхаю, ощущая боль разбитого сердца.
М-да, вот и добро пожаловать в другую страну.
Я медленно складываю кровать и иду в туалет, чтобы умыться, почистить зубы, затем возвращаюсь на свое место и провожу добрых двадцать минут, делая макияж, надеясь скрыть все следы похмелья.
Последнее, чего я хочу, — показаться семье в таком виде.
Вскоре колеса самолета начинают подпрыгивать на асфальте, и мой желудок делает то же самое.
О… нет.
Пожалуйста, нет, нет, нет, нет.
Ненавижу, когда меня тошнит. Если я когда-то болела или страдала от похмелья в прошлом, я делала все возможное, чтобы содержимое моего желудка прочно оставалось внутри меня, где ему и место.
Я отчаянно пытаюсь сделать это сейчас, но когда самолет снова подпрыгивает, готовясь к худшей посадке, я знаю, что остановиться невозможно. Тянусь к бумажному пакету в кармане сиденья, делая очень тщетную попытку опустошить желудок как можно тише.
Но не тут-то было.
Когда шум от тормозов самолета затихает, я начинаю блевать так громко, что напоминаю медведя.
— О боже, мерзость, — говорит девушка передо мной, несколько других людей в самолете издают звуки отвращения.
Меня это даже не волнует. Я бы посмеялась над тем, как нелепо это звучит, если бы только все не было так ужасно.
Наконец, самолет останавливается, мешок с блевотиной полон, и я никогда в жизни не чувствовала себя такой смущенной. Одно дело — блевать в самолете, и совсем другое — издавать звуки, похожие на блеяние козла. Моя кожа покраснела до Второй Томатной стадии, полностью сливаясь с рыжими волосами.
Я просто сижу, осторожно держась за край пакета с блевотиной, отчаянно желая пойти в туалет и выбросить его, но в ту минуту, когда появляется знак расстегнуться, все встают, преграждая мне путь. У
меня нет другого выбора, кроме как сидеть на своем месте и ждать, пока все пройдут.
Поэтому я скрываю лицо за волосами, чтобы не встречаться ни с кем взглядом, и жду.
Затем бегу в туалет и выбрасываю пакет.
Когда я выхожу, стюардесса, которая всю ночь приносила мне выпивку, смотрит на меня с чрезмерно сочувственным выражением лица.
— Наверное, не следовало вчера давать алкоголь, — тихо говорит она мне. — Тебе не очень-то повезло.
Это преуменьшение года.
Я кротко улыбаюсь ей, а затем спешу к своему месту, чтобы собрать вещи и взять чемодан.
Я никогда раньше не была в Новой Зеландии. Черт возьми, я никогда не выезжала за пределы Северной Америки, только один раз в Чили, и большинство других поездок были по работе. И я должна радоваться, но в связи с последними событиями, не получается испытать нужных эмоций.
