Марина долго зудела, собираясь в дорогу, и в конце концов нехотя отчалила. Кирилл жил на окраине Москвы, и ехать ей туда не хотелось.
От дел и звонков отвлек телефон, который спустя минуту буквально взорвался сообщениями от Насти. Писала она конечно не мне, а “Сергею Арбатову”. Это был поток фотографий. Оторопев, я уставился на экран и случайно смахнул на свои ноги горячий кофе.
— Черт! — завыл от боли, не в силах оторваться от экрана.
“Я знаю, что ты жив. Ничего не боюсь и настроена идти до конца”, - написала она и завалила снимками без одежды в таких позах, которые сначала заставили меня заскрипеть зубами, а потом смеяться до слез.
— Ах ты редиска, решила соблазнить женатого человека, — пробормотал я, поражаясь напору Цветочкиной и листая фотографии.
Такой Настю я никогда не видел. Не получив ответа, дурочка начала бомбить электронный ящик видеофайлами. Я понял, что нужно сесть и продышаться. Вдох, выдох, вдох, выдох!
Глава 22
После работы я извинился перед Владом, забил на тренировку и помчался покупать билет на “что-нибудь”. Настя и ее поведение не выходили из головы. Только усилием воли заставил себя не ликвидировать электронный ящик и анкету. Удалю потом, решил я, черт знает, какие еще фортели способна выкинуть Цветочкина. Лучше подождать.
Перекупщики запросили за концерт кого-то там втридорога, скрипнув зубами, я купил два билета и присел на деревянную лавочку — ждать неприступную царевну. Когда до начала действа осталось меньше пяти минут, не выдержал, позвонил ей:
— Ну где ты там!? Опаздываем!
— Куда? — звонкий и веселый голос Насти не оставлял сомнений, что она в прекрасном расположении духа. — Ты о чем?
— Забыла про концерт? — возмутился я.
— Прости, только вытащила телефон из сумки, — и потом шепотом добавила. — Не смогу прийти, я на свидании. Погоди, сейчас отойду…
Я молча дышал в трубку, не в силах произнести ни слова. Это был не удар молнии, но что-то близкое к нему.
— Не ревнуй, пожалуйста, — почувствовав мое настроение, попросила Настя. — Его зовут Гриша, журналист из автоиздания. Он такой классный!
— Ты сказала, что любишь Сергея Арбатова? — я с трудом разлепил губы. — Утром собиралась на его похороны…
— Он либо мертв, либо я ему не нужна, — вздохнула Цветочкина. — Это уже неважно. Надо жить реальностью. Гриша мне нравится. Почему ты молчишь?
— Хорошего вечера, — отрывисто бросил я, отключаясь, нервно смял билеты и выкинул их в урну.
У ревности нет запаха и вкуса, а у моей он был горьким и отдающим гарью. В эту секунду я понял, что надежда завоевать Цветочкину сгорела — окончательно и бесповоротно.
Возвращаться одному в квартиру не хотелось, поэтому пошел, куда глаза глядят. Спустя два часа речной теплоход качал меня на волнах Москвы-реки. Бездумно пялясь в черноту воды за бортом, я мучился ревностью, которая разгоралась все сильнее и сильнее. Воображение, взбудораженное фотографиями и видеороликами, останавливало сердце.
Всего неделю в столице, и уже побежала на свидание. Утром плакала, что влюблена, а вечером болтает о том, что ей нравится какой-то Гриша, с которым она познакомилась пару дней назад. Идиот, зачем ждал и на что надеялся? Задав эти вопросы себе, я еще больше разозлился.
“Ты придешь ночевать?”, - написал сообщение, спустя десять минут, показавшихся мне вечностью, Настя ответила:
“Нет”.
Выкинуть телефон в приступе ревности помешала девушка, неожиданно присевшая рядом. Я с трудом взял себя в руки и отодвинулся.
— Не дашь прикурить? — прервала поток гнетущих мыслей.
— Не курю, — буркнул я, не оборачиваясь.
— Я тоже хочу бросить, все никак, — попутчица придвинулась так близко, что наши колени соприкоснулись. — Чего такой грустный?
Тряхнув головой, деланно улыбнулся и скосил глаза на ее колени. Они были красивыми, ультракороткое платье призывно демонстрировало их.
— Выпить хочешь? — спросил я, разглядывая девушку. Белый топ с вырезом, ярко накрашенные губы и подведенные глаза, кричащий лак и глупые серьги-клипсы с котятами. Ночная бабочка или девица без тормозов.
— Чай! — воскликнула она и громко засмеялась. — Меня зовут Настя!
— Ты милая, — выдавил банальность. Карма по имени “Настя” снова настигла. Возможно, не случайно.
Давно голодает, подумал я, видя, с какой жадностью девушка накинулась на пирожное и подкрашенный кипяток.
— А можно еще? — захлопала ресницами и по-детски улыбнулась.
— Аппетита нет, угощайся, — подвинул ей тарелку, к которой не притронулся. — Откуда ты?
— Живу на Менжинского, — Настя смела новую порцию и голодными глазами оглянусь на стойку бара. Я засмеялся и заказал еще сладостей.
— С предками поругалась, дома не ночую, деньги закончились, — описала свои мытарства. — Есть хочется! Спасибо!
Новая знакомая была болтушкой. Через полчаса я знал о ней все и даже больше. Она оказалась бунтаркой, желающей доказать родне, что у нее свой жизненный курс.
— Отчим дома запирает! Мать его поддерживает! — жаловалась мне. — Козел, достал! Все достало! Не хочу!
— А что ты хочешь? — подперев рукой голову, улыбнулся я.
Мой вопрос сбил ее с толку, Настя запнулась и растерянно облизнула ложку:
— В данную минуту или по жизни?
— Сейчас? — я отпил глоток чая.
— Принять душ и лечь спать, — призналась искренне. — День ночевала у подруги, второй и третий — у тети, но она меня выгнала, домой отправила. Можно, я у тебя перекантуюсь? Всего одну ночь?
— Как хочешь, — пожал плечами, вставая.
— Значит можно? — обрадовалась Настя и побежала за мной. — А где ты живешь?
— На Бабушкинской, — я вытащил телефон: ни звонка, ни сообщения. К черту Цветочкину!
— Почти соседи! — воскликнула девушка, захлопав в ладоши. — Один?
— Снимаю жилье с пацанами, — я еще раз оглядел ее. Одежды минимум, тело едва прикрыто.
— А много их? — напряглась Настя. — Я … мы мало знакомы, это…
— Они женаты, если передумала, провожу домой, — предложил я, улыбаясь.
— Домой не пойду. Спасибо! — проворчала она и схватила меня за руку.
Непосредственность и наивность новой знакомой смущали. Я задумчиво посмотрел на часы:
— Хочешь, погуляем?
— Да я уже сто тысяч километров намотала! — простонала в ответ.
В метро она прижалась к моему плечу и тут же уснула. Вздохнув, я украдкой начал рассматривать ее. На вид лет двадцать, может быть, младше. Адский боевой раскрас — попытка повзрослеть и казаться старше. Крошки пирожного приклеились к пухлым губам, ручки намертво вцепились в меня. Точно не бабочка, бездомная овечка, которой некуда прибиться. Зачем она мне?
Когда мы доехали до Бабушкинской, я засунул руки в карманы:
— Прекращай забастовку и помирись с родителями.
Настя тут же поникла и опустила плечи. Она сняла со спины маленький потертый рюкзак, положила его под ноги, потом снова надела, обняла себя руками за плечи и отступила назад.
— Ну ладно, я это самое… за чай спасибо, — и расстроено побрела в темноту.
— Куда ты? Погоди! — проклиная свою жалость, я догнал ее.
— Не хочу домой, — голос Насти дрожал, глаза увлажнились. — Не пойду.
— У меня одно спальное место, — я не отпускал ее руку.
Она кивнула и тут же повеселела:
— Ты не сказал, как тебя зовут?
— Сергей, — усмехнулся я и взял у нее рюкзак.
— Работаешь?
— Руковожу строительной бригадой. Утром чуть не погиб под обломками здания.
— Кошмар! Какая у тебя опасная профессия! — вспыхнула Настя. — Женат?
— Да, — соврал я.
— А это самое… — девушка замедлила шаг. — Жена не рассердится?
— Я в Москве в командировке по работе. Реставрируем мавзолей Владимира Ильича, — продолжал сочинять на ходу.
— Ух ты! Этот, который совсем мертвый?
— Совсем, — обреченно подтвердил я. — Вождь не любит сквозняки, приводим здание в порядок.
