— Ты должен отпустить ее, Себастьян.
— Я знаю, вам двоим трудно понять это, но так правильно. Я не собираюсь ее отпускать.
— Сумасшедший! Ты не можешь просто украсть человека! — Камилла повернулась ко мне спиной и опустила голову. — Я должна быть на Амазонке, — пробормотала она, прижав руки к лицу.
— Сын, — нежный тон моего отца — тот, который он использовал, когда изо всех сил пытался достучаться до меня — того, кто, как он надеялся, существовал внутри психопата (небольшой спойлер: был только психопат), — настиг меня. — Когда мы говорили сегодня утром, я надеялся, что ты шутишь. Но вижу, что это не так. Я так и знал, — он отрицательно покачал головой. — Я сделал все возможное, чтобы вырастить тебя, показать тебе, как быть хорошим человеком, несмотря ни на что. Это не выход. А теперь ты купил себе билет в тюрьму. После всего, что я сделал, чтобы держать тебя подальше от таких учреждений, — слезы навернулись на глаза. — Сынок, пожалуйста, просто отпусти ее.
— Я не ожидал, что ты поймешь. Но ты поймешь со временем, — я указал пальцем на Камиллу. — Она заставляет меня чувствовать, — потом снова на него. — Твои слезы, они должны заставить меня грустить, не так ли? Это не так. Я вижу, что ты расстроен, и первая моя мысль: «я не хочу, чтобы ты был несчастен», но я не чувствую твоей печали. Однако, что касается нее… — я наклонился вперед, как будто близость может заставить моего отца понять. — Когда она плачет, когда смеется — я чувствую это здесь, — я похлопал себя по сердцу. — У меня никогда не было этого, я никогда не испытывал ничего подобного. Я не могу это так оставить. Разве ты не видишь?
Камилла обернулась ко мне, ее глаза были грустными, хотя я подозревал, что она жалеет больше меня, чем себя.
Папа взглянул на нее, потом на меня. На его лице появилось что-то новое. Это казалось почти... обнадеживающим?
— Сынок, выйди на минутку из комнаты, хорошо? Я бы хотел поговорить с Камиллой.
Я не хотел оставлять ее, но доверял отцу.
— Хорошо, — я шагнул к двери, несмотря на желание вернуться к ней.
Папа похлопал по месту на диване, который я только что освободил, призывая Камиллу присесть рядом, и последовал за мной до двери.
— Сынок, выключи камеру. Звук тоже.
Он закрыл черную дверь перед моим носом, и я остался в полной темноте.
Они появились после, спустя, казалось, вечность, но технически прошел только один час и сорок три минуты.
Я оттолкнулся от стены, у которой ждал. Когда папа обнял Камилу, я хотел отделить их. Она моя. Это был первый раз в моей жизни, когда я думал о том, чтобы нанести вред моему отцу. Однако я остался на месте и уделял пристальное внимание своим репликам.
Глаза у нее были влажные, нос слегка красноватый. Она плакала. Отец шмыгал носом. Они плакали вместе. Когда Камилла, наконец, посмотрела на меня, в ее глазах появилось какое-то новое понимание, а также ее обычная настороженность.
— Что я пропустил?
Папа направился к столовой.
— Что Рита готовит на ужин?
Камилла последовала за ним.
— Ты не собираешься рассказать мне, что вы обсуждали?
Я был озадачен.
— Нет.
Бл*дь. Я полагал, что хорошей новостью было то, что она не казалась более склонной к побегу, чем раньше.
— Ты решила перестать пытаться уйти?
Она покачала головой.
— Это займет гораздо больше сил и времени, чем разговор с твоим отцом, чтобы я согласилась отказаться от своей «свободы».
— Но вы оба обнялись? — это звучало глупо. Я знал это, но сгорал от любопытства узнать, что они обсуждали. — Значит, все хорошо?
Она остановилась перед тем, как идти в столовую.
Ее голубые глаза пронзили меня, а затем Камилла взглянула на моего отца.
— Скажем так, я не единственная твоя жертва.
Глава 24
Камилла
Себастьян чистил зубы и наблюдал за мной в зеркале, когда я прошла позади него к своему шкафу. Мне показалось странным, что я уже считала его «своим» шкафом. Я напомнила себе, что это был «не мой шкаф», пока переодевалась в пижаму.
Когда я вышла и схватила зубную щетку из раковины, Себастьян покачал головой.
— Никакой одежды.
— Мне плевать на твои дурацкие правила.
Я выдавила зубную пасту на щетку и принялась за работу, когда он посмотрел на меня в зеркало. Не торопясь, я медленно и методично почистила зубы, наблюдая за его хмурым взглядом. Когда я закончила, то развернулась и направилась в спальню.
Одной рукой он схватил и развернул меня к себе, а потом прижал к стене.
— Я не знаю, что мой отец наговорил тебе обо мне, но могу заверить, что вызывающе действовать не в твоих интересах.
— Я сплю в пижаме!
— Нет, — он прислонился ближе. — Это не так. Я разорву ее к чертям, если придется, — он ухмыльнулся, и я изо всех сил пыталась удержать свой взгляд.
Я собралась с силами и постаралась придать голосу как можно больше уверенности.
— Предлагаю сделку.
Он схватил меня за футболку и притянул к себе.
— Лучше бы тебе быть голой.
Я сглотнула и попыталась собрать всю храбрость, которую его отец дал мне ранее в библиотеке.
— Сделка заключается в следующем: ты разрешаешь мне спать в пижаме, и я охотно позволю тебе обнять меня, или я сплю голой, лежу на своей стороне кровати, и ты не прикасаешься ко мне. Твой выбор.
Его глаза остановились на моих губах.
— Забыла третий вариант.
Я схватила его за руку и попыталась отцепить его пальцы от меня, но он не сдвинулся с места.
— Третий вариант: я могу раздеть тебя и заставить спать в обнимку со мной.
Он теснее прижал меня к стене.
— Я уже знаю, как тебе нравится, когда тебя целуют.
Его голос был низким.
— И я знаю, что тебе это нравится, как бы ты ни лгала себе.
Я бросила попытки освободить футболку.
— Я буду драться с тобой всю ночь.
Мой хриплый голос предал меня, но я не сдамся, пока не получу желаемое.
— Мы голые вместе, наши тела сплелись и прижались друг к другу. Звучит не так уж и плохо?
Я вздрогнула, но не от страха. Все это было похоже на статью из учебника о Стокгольмском синдроме, потому что его слова воспламеняли меня изнутри и снаружи.
— Мое предложение — единственное, которое не заканчивается ударом моим коленом по твоей промежности, — при этих словах я, как надеялась, сурово посмотрела на него. — Обнимать меня или нет. Решать тебе.
Себастьян облизнул губы и ослабил хватку на моей футболке.
— Иди в постель
— Пижама или нет? — черт возьми, я только что выиграла?
— Ты можешь надеть свою пижаму.
Он засунул пальцы за пояс боксеров и стянул их на пол. Его член выскочил на свободу, толстый и твердый.
— Но я останусь голым.
Я отвернулась и поспешила в спальню. Он погасил свет в ванной и пошел прямо за мной.
— Иди сюда.
Хотя это была моя сделка, но его слова были произнесены командным тоном.
Я скользнула между простынями и наблюдала, как его темный силуэт легко опустился рядом со мной. Его рука обернулась вокруг моей талии, и он притянул меня к себе.
Глубокий вздох покинул мои легкие, как только наши тела соединились.
— Почему это кажется таким правильным?
Он ошеломил меня — своим теплом, звучащем в голосе искренним удивлением и тем, как я на него реагировала. Я этого не понимала и ненавидела себя за то, что хоть отдаленно положительно к нему относилась. Это было не передать словами.
— Я знаю, что ты тоже это чувствуешь.
Он уткнулся носом в мои волосы.
— Нет.
Это был слабый протест, учитывая, как мой живот сжался, когда моя грудь прижалась к его боку, а соски затвердели без моего согласия.
Себастьян перевернулся на бок и обнял меня, окутывая своими ядовитыми объятиями. Словно я была поймана Венериной мухоловкой (прим. растение болотистых областей восточного побережья США. Венерина мухоловка ловит своих жертв с помощью специализированного ловчего аппарата, образованного из краевых частей листьев. Захлопывание ловушки инициируется тоненькими волосками на поверхности листьев). Как несчастная муха, я думала, что одержала верх, но теперь, когда он прижался ко мне, я стала жертвой приманки.
