— Мы с отцом встречались только в школе, в ресторане или у него в кабинете. Моя мать, в своем великодушии, постоянно устраивала «день отца». Чего она не знала, так это того, что этот мужчина называл меня ублюдком всякий раз, когда ему предоставлялась возможность, — он снова глубоко вздохнул. — Не знаю, когда жена бросила его. Он обвинял мою мать и меня за то, что мы разрушили его брак. Он стегал меня ремнем, оставляя следы там, где никто не мог их увидеть. Я не мог рассказать матери. Она тяжело работала, и я не мог позволить себе разбить ей сердце. К тому же Калеб, мой лучший друг, принял меня без осуждений. Я был рад, когда мне пришлось вернуться в школу, потому что это означало, что какое-то время я не буду видеть отца. Однажды он слегка переборщил, когда стегал меня, и ремень распорол мне предплечье. Мать увидела порез, когда вошла в комнату, пока я переодевался в пижаму.
— Никогда не видел ее такой злой, какой она была в тот день. На следующей неделе мы уехали из Лондона, оставив там единственного друга, который когда-либо у меня был. Я писал Калебу письма, но ни разу не получил ответа от него. В итоге я сдался.
Наконец-то он развернулся и посмотрел на меня.
— Сегодня слишком много всего произошло, и я не могу принять все то, что только что узнал.
Глаза защипало от слез, а сердце заболело от услышанной истории. Я зажмурилась, пытаясь сдержать слезы, иначе он решит, что расстроил меня. На самом деле, мне хотелось плакать за него. Я поцеловала его грудь, прижимаясь лицом к влажной футболке.
Ублюдок. Теперь я понимаю его непоколебимую привязанность к сыну. Боже, отец Ремингтона такой мудак.
Я прочистила горло, чтобы избавиться от застрявшего там комка.
— Только из-за того, что он называл тебя ублюдком, ты не становишься таковым, Ремингтон. Слова не определяют, кто ты есть. Ты выбрал свой путь и живешь своей жизнью. Я так горжусь тобой.
Он притянул меня к себе и крепко обнял. Я погрузилась в его объятья, улыбнулась и вдохнула запах его потного тела, радуясь, что он в безопасности.
Отстранившись, я обхватила его лицо ладонями. Его обеспокоенный взгляд встретился с моим, но за этим взглядом я видела сильного мужчину, с которым познакомилась.
— Ты человек, Ремингтон. Никто не ожидает, что ты справишься абсолютно со всем, — сказала я и его челюсть напряглась. Не знаю, что из того, что я сказала, он понял; он такой гордый мужчина.
Убедившись, что Адриан чем-то увлечен, я повела Ремингтона в нашу спальню, заперла дверь и направила его к кровати. Положив руки ему на бедра, я подняла голову и увидела, что его взгляд сосредоточен на моем лице. Стянула с него шорты, не отводя взгляда от его глаз, и почувствовала, как он задрожал, когда мои пальцы коснулись его горячей потной кожи.
— Что ты делаешь, ma belle? — спросил он хриплым голосом.
— Хочу кое-что прояснить, — повторила я его слова, сказанные мне недавно. Когда он был полностью обнажен, я сняла свою одежду, швырнув ее на пол, и обернулась к нему. Его твердый член уже гордо поднимался в боевой готовности. Положив руку ему на грудь, я толкнула его назад, и он упал на кровать. Затем забралась к нему на колени, оседлала его и постаралась сдержать улыбку. Ура новой Селене-соблазнительнице.
— Положи руки мне на бедра, — облизнув губы, он сделал, как я приказала, и поднял на меня темный и полный желания взгляд.
— Ты человек. Тебе можно испытывать боль. Даже плакать. Твой отец эгоистичный сукин сын, но ты, милый, ты исключительный мужчина, скрывающий под суровой внешностью большое сердце. Ты человек, Ремингтон.
Я приподнялась на коленях, направила его член к своей киске и затем посмотрела ему в глаза. Я наблюдала за ним, пока медленно опускалась на него, вбирая его в себя.
— Поделись со мной своими страхами, Ремингтон. Доверься мне и впусти меня. Я здесь, милый. Я здесь, чтобы подстраховать тебя.
Сказав это, я начала подниматься и опускаться, его сильные руки поднимали меня и опускали, помогая и направляя. Наши взгляды не отрывались друг от друга. Я почувствовала момент, когда он потерял контроль, потому что он убрал руки с моих бедер, сел и обхватил меня за плечи. Я обхватила ногами его талию, и он притянул меня к себе, зарывшись лицом мне в волосы. Его толчки стали более настойчивыми, а стоны более низкими.
Мы кончили одновременно, и это был взрыв, хотя и довольно спокойный, что было у нас впервые. Я держала Ремингтона, пока мы успокаивались, и чувствовала, что его тело трясет так, словно он сейчас развалится на куски. Я обняла его крепче, поглаживая рукой по спине. Он приглушенно всхлипывал мне в плечо, и казалось, что его сердце вырвали из груди. Он когда-нибудь делился с кем-то своей болью? Когда он в последний раз плакал, по-настоящему плакал?
Несмотря на то, что болезненные всхлипы проникали в меня, я рада, что он открылся мне и позволил увидеть себя с этой стороны. Я обожаю его за это еще больше.
Селена
Ремингтон уехал на два дня, но, хотя он и звонил всякий раз, как у него появлялась возможность, мы все равно скучали по нему. Состояние Калеба оставляло желать лучшего. Почки не реагировали на лечение, и доктора пытались найти другое решение. Поэтому Адель и Ремингтон сдали донорский тест на совместимость, и Ремингтон подошел в качестве донора.
Комнаты в замке хранили воспоминания о том, как он входит и выходит из них. Адриан тоже скучал по отцу, но Эрику без проблем удавалось отвлечь его. Меня поразило то, что Ремингтон доверяет мне настолько, что не побоялся оставить со мной своего ребенка. Мысленно я часто представляла Ремингтона ребенком, застрявшим в лифте, или видела, как его избивает отец.
За тридцать три года своей жизни он пережил так много, что мой жизненный опыт кажется насмешкой. Ремингтона так легко любить, а находясь рядом с ним, я понимаю, как меня выматывали попытки заставить Джеймса отвечать взаимностью на мою любовь, особенно в последние годы перед разводом.
Свернувшись калачиком в шезлонге в патио, я открыла блокнот и закрыла глаза, отбрасывая эти мысли прочь и воскрешая в памяти фотосессии. Что-нибудь сексуальное, например, будуарная сессия. Почему они такие чувственные?
Мысленно я пробежалась по воспоминаниям, и когда открыла глаза, начала рисовать, заполняя страницу за страницей различными набросками, пытаясь отразить как можно больше деталей. Позже я вернусь к ним и прорисую все детально.
Некоторые из них были ужасны, а некоторые, как я себе представляю, должны захватывать дух. Я была так увлечена своим занятием, что не сразу почуяла посторонний запах в воздухе... запах горящего дерева.
