Ну, иди, иди к нему, он, наверное, разволновался и ждет. Ну, что ты, что ты мне руки целуешь, иди к нему, к своему счастью. Его целуй, его, он ведь теперь твой!
— Мой, мой! Никому не отдам! Слышишь мамочка! И пусть все слышат!
Открываю дверь, вижу, как Костик привстает с дивана, лицо напряжено, а я, со всей своей дури.
— Костик мой, мой! Слышите, я люблю его!!! — И, утопая в его объятиях, плачу от счастья.
А потом завтрак. Сидим втроем и такое блаженство видеть, как он с аппетитом кушает, как будто этого я раньше не видела. Только раньше я все по–иному видела, и мне все казалось, что он нас объедает и что ему все мало. Ой, как же стыдно мне стало сейчас!
Я все смотрю на него, запоминаю лицо. Особенно глаза, рот, не могу оторвать взгляда от его губ. Это тех губ, которыми он меня… Кровь прилила в голову и что бы ни выдать себя я стараюсь и ухаживаю. И я подкладываю ему кусочки повкуснее.
— Ешь, ешь! Тебе надо! Ты у нас вон, какой великан и поэтому кушай, мальчик, кушай. Еще добавки?
Мама не кушает, только пригубила чашку и так мило и нежно смотрит, то на меня, то на него.
Звонок отрывает нас от взаимных признаний, но я почему–то сразу, же говорю, что это Инга. Мама выходит, а я, тут же хватаюсь и прижимаюсь к его руке и слышу, как мама, радостно и счастливо в соседней комнате разговаривает.
— Доченька, не волнуйся! У нас все хорошо, просто прекрасно! И у тебя? Я рада и сестричка и Котя. Мы все за вас рады. Говорю тебе, а пред глазами все, словно только что и платье и свадьба и танец ваш с Вовочкой. Передай, передай и я передам. Целую вас деточки! Будьте счастливы! Спасибо, спасибо, Вовочку целуй, целуй! Не стесняйся, целуй и люби его. Крепко! Слышишь? Так и передай ему, что мама тебе говорит. Будьте счастливы деточки!
У меня на губах все еще запечатан его поцелуй, а на душе кошки скребут. Ему пора и он на прощанье, возле самой входной двери так поцеловал, что у меня моментально закружилась голова, и я без сознательно повела рукой и…
— Не надо, не надо. — Шепчет стыдливо. — Потом, потом.
Сказал до свидания и я, прижавшись, лицом к стеклу, вижу его, красивого, высокого, гордого и решительного, моего мальчика в такой красивой форме! Самой красивой на свете! Ну и что, что второй курс! Но это только сегодня, а потом будет третий, четвертый и пятый. Главное он со мной и я дождусь, его дождусь, обязательно!
А он большими шагами выходит из поля моего зрения, но в последний миг, перед поворотом дорожки к проходной училища оборачивается и машет рукой.
— Мой, мой! — Шепчу в стекло, а слезы почему–то катятся по щекам.
Мама прижалась сзади ко мне и тихо спрашивает.
— Ну, что доченька! Он тебе по душе?
— Мамочка, ну что ты спрашивать! Костик, он лучший!
— Вот и хорошо! Я рада за тебя, деточка. Не потеряй его, доченька!
И эта ее фраза, так больно вгрызается в меня, может еще от того, что я все время только об этом и думаю. Как? Как мне не потерять его? Ведь я уже, стольких мальчиков потеряла и столько натерпелась? Поэтому так все болезненно воспринимаю.
Потом полдня мы все возимся по дому. Дел много. Сказывается суета, которая была перед свадьбой и в доме, словно прошел погром. Все вещи теперь надо на место положить, убраться и потом. А как же я дальше? Что мне делать?
Пока убираемся, я отвлекаюсь, но мысли все время о нем. И потому мама уже не один раз стоит и смотрит с укором, что это я, ей не отвечаю, а все думаю, думаю.
Потом суета с готовкой. Вечером мы опять встречаемся за столом. Но только уже в семейном и тесном кругу.
Как жаль, что Костик не смог, ему заступать на вахту.
Наш дом, прямо через асфальтированную дорогу, напротив забора училища. И стоит только кому–то подойти и позвать из–за решетки забора училища, как все слышно. Особенно, когда тепло и окна раскрыты.
Вот и он так поступает. Свистит тихонечко и я словно с цепи сорвалась и к нему метнулась. Я только на секунду, в обед, прямо так, в домашнем, выскочила к забору, потому что он подзывал, как мы договаривались.
А он, скрываясь за кустами сирени, от начальства, только и успел.
— Танечка, родная! Я на вахту заступаю. Какая же ты красивая и сексуальная! Жди, я к тебе завтра приду.
— А что завтра, разве увольнение? Нет? Тогда как? Ах, ну да! Я совсем забыла, что ты дядя Степа, шагнешь через забор и ко мне! Что, в самоволку? А может не надо?
— Хочу, хочу! Беги, перелазь! Помни, я жду тебя, мальчик мой! Ну, беги.
Постой? Ну и что, что дежурный, целуй!
— М…да. а! Вкусненький мой! И везде вкусненький!
И пока иду к дому, меня словно ветром водит. Ноги не слушаются, дрожат. Это, наверное, от того, что я ему, вдогонку, сказала. О, Боже! Ну, какой же он! А вкусный какой! Вспомнила и даже закашлялась. Это надо же! Я с ума сойду без него. Мне его надо! Мне его всего надо, целиком и я его всего оближу, зацелую от кончиков пальцев, и до…
Ну, хватит! Говорю себе строго. Хватит мечтать в облаках. Все будет, терпи! Но пока иду к дому, ноги так и хотят отвернуть назад и к нему понести. Иду и думаю. Я бы так и стояла там под забором. Хоть целыми днями. Нет, пусть уж лучше он ко мне! Только попался бы мне в лапки, своей ненасытной кошечке! Уж я бы его всего….
Родители Володи сняли для молодых квартиру в городе, а сами, что бы им не мешать остановились в гостинице. К нам не захотели, две комнатки, места мало и к тому же мы с мамой теперь вдвоем остались в квартире, одни женщины. Поэтому все к нам, на второй день, на обед пожаловали.
Встречаем гостей, а потом молодых. Я сразу же висну на шеи Володьки. А жена его, моя дорогая сестричка опять за свое и выговаривает мне.
— Все, отпусти, отпусти! Раньше надо было на шею вешаться! А теперь место занято!
— Это ты к тому, что теперь у него ты будешь на шее сидеть! — Тут же парирую.
Потом стол, тосты и все, как всегда, видимо так происходит в подобных случаях. Мне не терпится переговорить с сестрой. Вижу, что все образумилось, и того, чего я боялась, не произошло. Володька, честь ему и хвала! Принял ее такой, какой она уже стала, моя сестра. Так что я, видимо, напрасно переживала. Но все равно, мне не терпится от нее самой услышать, что бы окончательно успокоиться. Наконец я улучшаю минутку, больше ей покоя не дают. Она действительно королева сегодня и такая цветущая и счастливая. Вытянула ее на кухню и спрашиваю.
— Ну и как? Все! Волноваться нечего?
— Да.
— И что? Что ты сказала?
— Все, как было, так и рассказала.
— Да ты что? Я бы не смогла!
— А я смогла, знала, что Володька меня любит!
— А если бы нет? Сказал бы так. Тогда как?
