На лице Оливера возникла злобная усмешка. Если он еще раз заметит, что Джаррет флиртует с ней, а Гейб развлекает веселыми небылицами, он оторвет обоим головы! Видно, Джаррет рассказал Гейбу о солидном наследстве Марии, и теперь оба состязаются за ее благосклонность, воображая, что если один из них добьется ее милости, то сможет решить часть семейных проблем. А раз сам Оливер ясно заявил, что не женится на ней…
Оливер сжал кулаки. Братья не получат ее! И Хайатт ее не получит! Он, Оливер, этого не допустит.
В этот момент он вдруг заглянул в собственную душу и все понял: он ревнует, ревнует к братьям!
Оливеру приходилось видеть, как некоторые его друзья мучились ревностью, он помнил, как страдала от ревности мать, но всегда считал это глупостью. Ни одна женщина не могла заставить его ревновать. Оливер верил, что не подвержен этой слабости.
Мысль, что он ошибался, что Мария получила над ним такую власть, ужаснула его. Отрицать это было смешно, ибо ревность вгрызалась в его плоть и кровь. Но он найдет выход, справится со слабостью и не подпустит к Марии братьев.
«И как же ты это сделаешь? — успокоившись, спросил он себя. — Джаррет и Гейб могут по крайней мере предложить ей достойное положение, а ты предлагаешь бесчестье».
К этому сводилась его проблема. Если он предложит ей больше, то обречет на ту же горькую участь, которая свела в могилу его мать, а если меньше, то судьба Марии будет еще чернее.
Оливер с силой потер лицо. Эта сумасшедшая одержимость отнимала у него силы как раз в то время, когда накопилась масса важных дел. Например, вечная нехватка денег. В городе эти проблемы его не волновали, и он бездумно погружался в пучину долгов.
Сейчас он понимал, что тонет не в одиночку. С ним вместе тонут все: семья, слуги, арендаторы. Это его проклятый дом, и этот дом тянет его в прошлое, которое он так долго пытался забыть.
Все свои детские годы Оливер провел, слушая наставления отца, который учил его, как следует управлять имением, как руководить арендаторами, как вкладывать деньги, чтобы они приносили доход. Юношей Оливер клялся себе, что жертва, которую принесла мать ради процветания Холстед-Холла, не будет напрасной. Но потом наступил тот страшный день.
Оливер вполголоса выругался. Будь проклято это место! Он должен спастись от него!
Распахнув дверь кабинета, маркиз позвал Джона.
— Вели заложить карету. Я еду в город.
Джон заморгал в недоумении.
— Значит, ваша светлость не будет обедать?
— Нет. А если сумею, то не буду и завтракать.
— Что прикажете доложить миссис Пламтри и мисс Баттерфилд?
Оливер на мгновение смутился, но тут же отбросил сомнения.
— Говори что хочешь. Иди, заложи карету.
— Да, милорд. — Джон заспешил исполнять, приказание.
Постная жизнь не для него. Сейчас ему нужна бурная ночь с пьянством и женщинами, тогда он сумеет продолжать этот фарс с помолвкой. Сумеет погасить жажду того, что он не в состоянии получить.
Мария очень тщательно одевалась к обеду, хотя чувствовала, что наряжаться не стоит. В ушах звучал голос Оливера: «Ее добродетель завораживает его».
Особая добродетель? Едва ли. Но заворожить его, конечно, хотелось. Вот только для Оливера она может быть просто еще одним увлечением. В глубине души Мария надеялась, что это не так, но, не обнаружив его в столовой, она в этой надежде разочаровалась.
— А где же его светлость? — не сумев изобразить равнодушие, осведомилась она.
Сестры и братья Оливера обменялись смущенными взглядами.
— Уехал в город, — жизнерадостно сообщил Фредди. — Эти английские лорды вечно ищут развлечений.
Мария изумленно уставилась на Фредди, потом перевела взгляд на каменное лицо лорда Джаррета. Значит, он ищет развлечений. Неужели он…
— Он проведет вечер в своем клубе, — произнес лорд Джаррет, виновато взглянув на бабушку. — Навеное, решил поиграть.
— А мне показалось, что вы говорили лорду Гейбриелу, что он хотел пойти в бор… — Фредди вдруг вскрикнул и повернулся к Селии: — Что это вы?
— О, простите меня! Неужели я наступила вам на ногу? — с милой улыбкой извинилась девушка. — Я нечаянно.
Фредди, хмурясь, нагнулся и потер ногу.
Значит, в бордель. Ну разумеется. Где еще он станет искать развлечения? Мария склонила голову, пытаясь скрыть пронзившую сердце боль. Очень мило, что Селия старалась пощадить ее, но за столом все, кроме миссис Пламтри, знали, что Оливер имеет полное право идти куда хочет. Как глупо было рассчитывать, что она ему небезразлична. Оливера интересовало только одно — удовольствие. Раз он не смог получить этого от нее, он отправился в другое место.
— Жаль, что я не знал про клуб, — как ни в чем не бывало продолжал Фредди. — Я попросил бы его взять меня с собой. — Фредди проглотил полную ложку супа. — Он обещал представить меня своим друзьям.
— Я думаю, Фредди, у тебя еще будет шанс, — заметила Мария, стараясь говорить безразличным тоном, и тут же сменила тему: — Так вот, насчет бала, который завтра дает лорд Фоксмур…
— Просто Фоксмур, дорогая, — поправил ее Гейб. А когда сестра ткнула его локтем в бок, заявил: — Неужели ты хочешь, чтобы она сваляла дурака прямо на балу? Это нечестно.
У Марии запылали щеки. Никогда ей не разобраться во всех этих тонкостях!
— Мисс Баттерфилд, герцогов не называют лордами. — Марию поразило то, что поправка исходила от миссис Пламтри, но потом старая дама как будто опомнилась и значительно холоднее добавила: — Надо говорить «его светлость», «ваша светлость» или просто Фоксмур, или герцог, но никогда — лорд такой-то. Так говорят только о нижних слоях пэрства.
— Благодарю вас. — Мария чуть вздернула подбородок. — Может быть, мне следует еще что-то знать, чтобы завтра не выглядеть дурочкой?
— У вас все будет прекрасно, — с мягкой улыбкой заверила ее Минерва. — Все будут тянуть валентинки. Никто не заметит, если вы что-нибудь перепутаете в титулах, правда, Джаррет?
— Видит Бог, я точно не замечу. — Он вдруг нахмурился и обратился к Минерве: — Я сто лет не был на балах в честь святого Валентина и совсем забыл про эту лотерею с валентинками. Вдруг я вытяну имя какой-нибудь чопорной барышни, которая решит меня перевоспитывать? В таких делах удача мне всегда изменяет.
— Значит, вы здесь тоже тянете жребий? У нас в Америке неженатые джентльмены тянут карточки с именами незамужних леди. Они становятся их Валентинами, их дамами, на весь год.
— В Англии мы тоже так делаем, — вставила Селия. — Но у Фоксмура это просто часть развлечений. Если мужчина вытаскивает карточку с именем леди, он танцует с ней заключительный вальс и потом ведет на ужин, вот и все.
— К счастью, все это будет вечером, — сказал Фредди. — По дому не будут шататься женщины с закрытыми глазами и натыкаться на всех подряд.
— Фредди, — негромко одернула его Мария, — я уверена, что в Англии на День святого Валентина не делают таких глупостей. Наверное, это американский обычай.
— На самом деле нет, — сказала Минерва. — У нас тоже многие верят в такую примету. Конечно, это предрассудок. Глупо думать, что девушка может оказаться на всю жизнь прикована к человеку просто потому, что он был первым, кого она увидела в День святого Валентина. Но, повторяю, многие верят.
Джаррет кивнул:
— Уверяю вас, завтра утром вы наверняка натолкнетесь на молоденьких служанок, которые будут ладошками закрывать себе глаза. Это они боятся, что увидит кого-нибудь раньше, чем встретят своего милого. — Он указал на Гейба. — Этот шутник всегда просит их что-нибудь подобрать с пола, чтобы посмотреть, как они будут управляться с закрытыми глазами.
— Так им и надо. Нечего верить во всякие глупости, — фыркнула миссис Пламтри. — Своим слугам я этого не позволяю. Нечего плодить суеверия.
— А мне кажется, это очень романтично, — мечтательно проговорила Селия. — Мы как бы позволяем провидению сделать выбор за нас. Звезды сходятся, и вдруг вы оказываетесь перед мужчиной своей мечты.
