Я должна все узнать.
— Что с моим сыном?
Он глядит в сторону, несколько мгновений медлит, потом говорит:
— Я зря взял с собой тебя.
И тут я уже готова броситься на него с кулаками.
— Почему?! Ты думаешь, что мать не имеет права… — Сафонов перехватывает мое запястье и смотрит в глаза ледяным, до глубины души пронизывающим взглядом.
— Имеет, — вырываются у него слова. — Послушай…
Приподнимает руку так, что я практически остаюсь болтаться в воздухе, приподнимаясь на цыпочках. Ну и силища у него! Удивляюсь уже не в первый раз.
— Я знал, что Архипова обманывает, — щурится, отводя взгляд. — И сам выяснил верный адрес. Удивился конечно несказанно.
Как будто шум какой-то странный стоит в ушах. Так что с моим мальчиком? Надеюсь, он не…
— А потом вспомнил, что вытряс из этого твоего мудака, — очевидно, что так Сафонов называет моего теперь уже бывшего мужа, Эдуарда.
Я забываю о том, что должна была бы сопротивляться и просто повисаю на руке у моего похитителя. Теперь в ногах готова была бы у него валяться, только бы отвел беду, которую я сердцем чувствую. По правде я все это время с исчезновения Руслана ни на минуту не ощущала покоя. Как будто чувствовала…
Но кто он такой? Сафонов же не господь-бог.
Сейчас читаю на его лице признаки смущения — словно он и сам понимает.
Мои губы приоткрываются.
Хочу узнать ответ: а вот он спас бы моего сына, если бы мог?
— Короче, — Сафонов отводит глаза. — Он мне признался что ребенок… пострадал.
Сжимает челюсти, прерывается. Я не дышу.
— Узнал я еще неделю назад, — Сафонов наконец опять становится спокойным и внешне будто бы безразличным. — Я выяснить попросил подробности, когда прислали этот адрес.
Кивает в сторону, как я теперь уже понимаю, больницы.
— Почему там, — докладывается Сафонов. — Так вот. Ты когда заявление на него подала, козлина вспылил. Сел в тачку и погнал с ребенка родственникам отдавать. Разбился вот как раз в этих местах.
Я перевожу взгляд на больницу.
— Да, — слышу голос Сафонова как будто издалека. — Сам пристегнутый был, а парня… Парня даже из областной больницы не забрал!
— Что с ним? — почти беззвучно выдыхаю.
Тогда Сафонов почти нежно отпускает мою руку и несколько мгновений смотрит мне в глаза, как будто спрашивает: “Выдержишь?”.
Я вздергиваю подбородок. И не такое приходилось…
Но тут ноги как будто подворачиваются, слезы выступают на глазах. Да я уже просто… Все, что в последнее время происходило, похоже на каток, вжимающий меня в асфальт.
Сафонов вдруг прижимает меня одной рукой к своей груди. Жест почти нежный. Наверное максимально доступный такому человеку, как Валерий.
Я не выдерживаю и начинаю беззвучно плакать, потому что помню как Эдуард пропал тогда на четыре дня. А потом вернулся с загипсованной рукой и синяками. Сказал, что получил все это в пьяной драке. Ведь я, тварь такая, позволила себе на него жаловаться и он стресс в баре снимал. А потом, собственно, на нервах подрался.
Эдуард тогда мне соврал, что честь мою защищал перед собутыльниками. Мол, приняв алкоголя, рассказал другим мужикам о том, что происходило в нашей с ним семье и те стали обзывать меня худшими словами.
Сжимаю кулаки до боли. Уверена, что на ладонях останутся следы ногтей.
Я знала, я уже тогда знала, что он что-то скрывает!
— Он… инвалидом остался? — решаюсь наконец на эти слова.
— Я слышал, что ребенок так и не проснулся после операции на мозге, — звучит как приговор и я чувствую как уходит из-под ног земля. — Кома.
Сафонов ловит меня уже обеими руками. Ставит на ноги и заставляет посмотреть себе в глаза.
— Слышишь, Эльвира, я найду ему врача, — звучит так уверенно, что я перестаю сомневаться. — Лучшего из-за границы выпишу. Абрамова обоим нам про ребенка соврала: тебе сказала, что он жив, а мне — что умер. И она бы могла прикончить его, узнав для чего мне все это надо. Хорошо, что у меня есть… чутье и надежные люди.
Сафонов легонько встряхивает меня за плечи и я чуть-чуть прихожу в себя. В ушах звенит. Реальность плывет перед глазами. Я не могу поверить в то, что услышала. Хотя и сомневаться у меня причин нет.
— Вот только дурак я, что взял тебя. Думал, что мать… Думал, что он в сознании. Блять, че я в этих бумажках медицинских понимаю? Написано же было “политравма”.
Сафонов скалится и отводит глаза.
— Я должен тебе, Эльвира. За сына, — вот теперь он напоминает мне нормального человека.
— Хорошо, — мне кажется я улыбаюсь, точнее я пытаюсь улыбнуться, но не уверена, что мои губы теперь способны воспроизвести это движение. — А я…
С трудом нахожу его пальцы и сжимаю.
— Я выполню свою часть сделки.
Я просто хочу чтобы Сафонов выручил моего сына. Вот он способен его спасти — теперь я точно знаю это.
Он вдруг крепко прижимает меня к себе.
— Ты хоть знаешь за кого замуж выйти согласилась?
Отрицательно качаю головой и выговариваю.
— Не подведу тебя.
— За меня.
***
Сафонов Валерий
“Да нет уже там никакого ребенка!” — вопль Инги так и стоит в ушах.
Что значит нет? — задал я себе вопрос тогда. Где-то же он быть должен и быстрое расследование дало мне довольно странные результаты.
Хотя бы то, что я вытряс из подельников Инги адрес областной больницы.
Вообще-то я отправился искать собственного друга. Потому что где прихвостни Инги, там и информация о том, куда делся Мурат. Уверен, все это звенья одной цепи.
А сейчас, когда я собираюсь щелкнуть губернатора по носу, друг мне очень даже нужен.
Если он конечно еще…
Но вот зачем я прихватил с собой Эльвиру? Айдарова действует на меня плохо, прямо-таки одурманивающе.
Я думал, что просто бумаги с ней подпишу и свалю, но…
Что-то, блин, меня дернуло сказать про принца.
А когда сказал и увидел в ее глазах недоверие, ненависть даже, попробовал еще и доказать.
Принц — смешно даже!
И все-таки я взял ее с собой выслеживать этого самого человека Архиповой!
Укокошить себя по пути хотелось. Просто прибить идиота.
К тому же она не переставала отвлекать. Ее запах, то как нервно она теребила выбившийся из прически локон, как прикусывала нижнюю губу. Ну вот же я дурак!
Я не привык от своих слов отказываться, поэтому первым делом, стиснув челюсти, я и зашел в госпиталь.
И понял, что вот тут вот я уже, блин, дважды идиот. А может и трижды.
Пока мои люди занимались поисками этого самого типа, у меня совсем вылетело из головы все, что я от Архиповой узнал и от этого бывшего мужа Эльвиры — тоже.
А узнал я вещи нехорошие. Что-то там про аварию, про больницу. Но история про своего сына, интриги Инги — все навалилось как снежный ком и только когда я увидел стены госпиталя, глаза Эльвиры, только тогда, блин, меня вдруг проняло. Наверное впервые за долгое время я наконец почувствовал что-то из прошлого. Я как-то понял вдруг, что сделал не так.
А вот если бы там был мой сын?
Мне много раз говорили, что я стал уродом, но именно сейчас я впервые допустил это до создания.
Тогда я приказал ей оставаться и ушел туда сам.
Вот есть у меня определенное чутье. И оно не врало, когда я открыл перед собой двери отделения. Меня конечно выставить пытались, но деньги, которые я сунул главному врачу, и связи сделали свое дело.
Эдуард этот конечно не полностью конченный. Он денег кому надо дал чтобы заботились о ребенке. Но на этом все.
Я как-то стоял в посреди палаты, смотрел на маленькое, опутанное проводами тело мальчика, до боли похожего на Эльвиру и кажется наконец чувствовал что-то, что возвращало меня к сообществу людей.
Я чувствовал боль.
Как будто это покалечили моего ребенка.
Как будто его отцом был я.
— И что, правда никаких шансов? — допытывался у приставленного к мальчику врача.
— Ну чудеса случаются, — отводит глаза. — Всегда есть небольшая вероятность…
