Диане не столько одежда важна, сколько то, что это мамин подарок. Иногда я жутко ревную. Без шуток — все материнские обязанности именно я выполняла, не мама. Ночами вставала, кормила, утешала. Когда зубы резались, я вообще в ужасе была, и не понимала что делать — у Дианы все лицо в слюнях было, но справилась же. И с искривленной ножкой тоже — на массажи её таскала. И поликлиники эти проклятые — я в них сидела с Дианой, а не мама. Все её нехитрые радости и печали выслушивала не она, а я. Утешала, защищала. На мои деньги Диана ест, пьет, и вообще существует. Я её мать, хоть и не рожала. И я ревную. Я ужасна.
Вещи разложены, Диана, устав от слез, спит. А я и сама устала.
Руслан приобнял меня, повел на кухню. Я рада, что он здесь. Мне помогал только Лёшка, а затем я привыкла справляться сама. Даже странно — неужели Руслан так сильно хочет меня поиметь, что готов тратить столько времени и денег? Я вообще того стою?
Плевать, стою или нет. Он мне нужен. Я и правда вымоталась. Сама не осознавала, насколько. А сейчас чувствую — я истончилась от вечного страха, от ужаса, что уволят, что изнасилуют, что наш барак снесут, и мы на улице окажемся. Нам бы не дали квартиру или комнату, прописки-то нет. И сейчас мои проблемы начали решаться. Неужели я могу выдохнуть?!
— Рус… спасибо, — устало выдохнула я.
Мы стоим на кухне. Нас с Русланом один шаг разделяет. Я хочу спать. И плакать. И радоваться, что многие проблемы в прошлом. Поблагодарить его хочу нормально, но не умею. Я, вообще, та еще хамка. Проще обложить человека, чем искренне поблагодарить, или извиниться.
— Не благодари. Иди ко мне, — он протянул руку, маня меня к себе.
Пфф, думает, я подойду? Угу, разбежалась! Но… сама не поняла как, я сделала шаг к Руслану, и уткнулась лицом в его плечо. Всхлипнула, как маленькая — со счастьем, и великим горем. И прижалась еще сильнее.
— Ну что ты, тише, — прошептал Руслан. — Где привычная колючка? Хотя… не надо сейчас этого. Люб, ты молодец, правда. Отлично справлялась. Ты умничка. Сильная девочка, смелая. Ребенка вырастила. Я бы не справился в твоем возрасте, свалил бы, наверное, а ты… ты молодец, хорошая моя.
В голосе его нежность, и это удивительно. А еще… еще меня впервые похвалили. Оценили. Даже Лёшка этого не делал — мы такие уставшие всегда были, что нам не до поддержки друг друга было. Лишь бы выжить.
И я разревелась. Некрасиво, кривя рот, и цепляясь за Руслана, как за что-то единственное постоянное в этом мире. Я устала, устала, устала! Боже, как же я устала!
— Я рядом, — Руслан добивает своими словами. — Я всегда буду рядом, Люба. Если не предашь — не уйду, клянусь. Твои проблемы — это мои проблемы. Я всё решу. Ты можешь выдохнуть. Можешь быть просто юной девушкой. Теперь можешь, слышишь?
Покачала головой, всхлипывая, и подвывая. Что на меня нашло? Я же сильная! Я не плачу, а смеюсь обычно, когда больно. И средний палец проблемам показываю, твержу себе, что имела я этот мир. А сейчас расклеилась. Так плохо и одновременно хорошо мне никогда не было. Дикая усталость и сумасшедшая надежда — это адская смесь. Я боюсь поверить. Руслан наиграется, и даст мне пинка под зад, а я ведь могу привыкнуть к поддержке. И что потом? Боже, как сложно. Это такое позорище — всегда презирала девах, которые свои проблемы на мужиков навешивали. Есть же руки, ноги, голова, которой не только есть полагается, а еще и думать. Феминизм, блин! И вот она я — цепляюсь за Руслана, которого еще совсем недавно сама бы на костре не отказалась поджечь, а еще раньше — любила так, что сердце готова была вырвать из груди.
Он со мной. Обещания дает. Надежду. Много это или мало?
Больше, чем я того стою.
От этой мысли я разревелась еще сильнее.
— Хорошая моя, — почувствовала легкий поцелуй в висок, объятия стали сильнее. — Боюсь я женских слез, Люб. Но ты поплачь, хочу, чтобы тебе легче стало.
— П-правда? Б-боишьс-ся?
— Вот такой я трус, — по-доброму усмехнулся он.
— Ты не т-трус! Ты п-преступник-ков ловишь! — заспорила я по-детски, подняв на него заплаканное лицо.
Страшная наверное — жуть.
Руслан улыбнулся, покачал головой, и накрыл мою щеку ладонью. Большая она у него, теплая. Большим пальцем утирает продолжающие литься слезы, и смотрит… так смотрит, как никто на меня не смотрел еще. Никогда в жизни.
— Люб, это не просто слова. Я… мне чуждо все это, понимаешь? Романтика, мягкость. Но я пытаюсь.
— Мне это не нужно.
— Нужно. Просто ты себя в обратном убедила. Что все человеческое не для тебя. Я пытаюсь. И пока многое — всего лишь слова, но я их на ветер не бросаю. Ты можешь мне доверять. Положиться можешь. Расслабиться. Я всё решу. Защищать буду, оберегать. Можешь всаживать в меня свои шипы — я потерплю, потому что понимаю тебя. Так что больше не извиняйся передо мной, и не благодари. Я делаю то, что должен был сделать давно. Единственное мое к тебе требование — не предавай. Можешь быть невыносимой, хамкой, истеричкой, скандалисткой, занозой. Но не предательницей. Но ты же не такая девочка у меня, да? — его лицо стало ближе.
Я и не заметила. Я вообще не замечала, к чему всё идет до тех самых пор, пока его губы не накрыли мои — соленые, припухшие от слез.
А поцелуй… он не соленый получился. А очень сладкий.
