Как так получилось, что наше счастье оказалось настолько хрупким? Как так получилось, что теперь больше всего я страшусь встречи с Рустамом. Ведь... Он обещал меня убить.
Перед глазами снова та страшная сцена, когда он, раненый, у моих ног, истекая кровью, обещает отомстить. Встряхиваю головой, стараясь прогнать видение. Я знаю, он выжил. Тогда его спасло появление Шахова, который каким-то образом успел спасти Рустама. Меня увезли оттуда другие люди. Может, хотели шантажировать Сатаева, может, хотели меня убить, а тело спрятать или уничтожить. Этого я не узнаю никогда. Мне удалось сбежать.
И, вспоминая горящие ненавистью глаза мужа, я не рискнула вернуться и искать у него защиты. Ведь считала себя виноватой. Наверное, я и виновата. Наверное, если бы я действительно любила Рустама, я бы не пожертвовала им. Не смогла бы. А я... Предпочла ему ребенка и себя.
Хотя... Что толку сожалеть о том, что я сделала? Мне удалось невозможное. В этом кошмаре я выносила и родила Давида. Мой сын жив и здоров. Всё остальное как-то образуется. Я в это верю. Не могу не верить. Но приближающаяся зима пугает меня до трясучки. У меня лишь чужой полуразрушенный дом и маленький ребёнок на руках, на которого нет документов. Деньги скоро закончатся. И как выбраться из этой западни, я не имею ни малейшего представления.
Дальше я выкидываю все негативные мысли из головы, переодеваю Давида и иду с ним гулять. Гуляем мы около дома. Благо, это деревня, и воздух здесь везде свежий. Коляски у меня нет. На нее не было денег. У меня много чего нет. С тоской вспоминаю все детские сайты, на которые я заходила и с восхищением рассматривала детские вещички. Разве могла я тогда предположить, что у моего ребенка всего этого не будет?
Давид с интересом рассматривает окружающую обстановку, тянет ручки к пожелтевшим листьям. Погуляв на улице, пока у меня не начала ломить спина, возвращаюсь в дом. Готовлю еду для себя, занимаюсь ребенком, топлю печь, потому что иначе в избушке слишком холодно, купаю Давида и читаю ему сказки, представляя, что всё изменится волшебным образом. Но пока читаешь о чудесах, и самой хочется верить в чудо.
Затем укладываю сына спать и ложусь сама. Ночью Давид просыпается и не спит пару часов. Приходится ходить с ним по комнате и петь песенки.
Утром меня будит его хныканье. Обычно я просыпаюсь раньше ребенка и многое успеваю сделать. А сегодня не смогла. Вымоталась ночью...
Вдруг носа касается посторонний запах. Это парфюм... Мужской...Знакомый...
Распахиваю глаза, которые не могла открыть до этого. И вижу, что возле дивана, на котором мы с Давидом спим, сидит Рустам Сатаев, мой муж. Резко сажусь на постели, хватаю на руки ребенка, который тоже открыл глазки, но молчит.
-Здравствуй, Оля, - с нечитаемым выражением лица произносит муж, - Далеко же ты забралась...
Его глаза, которые раньше смотрели на меня с теплотой, интересом, страстью, сейчас пронизывают меня холодом. Да и вообще - от его присутствия в комнате становится еще холоднее.
Я сглатываю. Мне страшно.
-Дай сюда ребенка, - выговаривает он ровно.
Отрицательно машу головой. Я не смогу без сына. Он - единственный повод жить.
-Дай сюда ребенка, - повторяет Рустам тверже, - И одевайся. Мой сын не будет расти в таких условиях.
-Что ты задумал? - всё равно спрашиваю, хотя, возможно, было бы лучше промолчать.
-Вы едете со мной домой, - отвечает сухо.
-А дальше? - мой голос хрипит и ломается. Как и душа внутри меня.
-Дальше - ты всё мне расскажешь. И горе тебе, если ты мне солжешь. Но не здесь.
Бросаю взгляд в окно. Во дворе машины и люди, мужчины.
-Оля, не делай глупостей. Мое терпение не безгранично, - обрывает поток моих бредовых фантазий голос Рустама.
Лучше послушаться. Ничего другого мне не остается. Я передаю сына его отцу. И сразу вижу, как смягчается у того лицо. Он принимает ребенка очень осторожно. Но Давид сдвигает бровки. И раздается рёв. Замираю, не зная, как быть.
-Одевайся, Оля! - уже резко говорит Рустам. И отходит к окну, выглянув в которое, сынишка замолкает. Ведь там полно всего нового.
Я тянусь рукой к своему платью.
-Не в это! - осаживает меня Сатаев.
И только сейчас я замечаю вещи - брюки, свитер, носки, даже белье. А еще куртку, шапку и ботинки. Все с лейблами известных фирм. Как в той, прошлой жизни. Ухожу за шторку и переодеваюсь. Почему-то не могу делать этого при Рустаме. Он тихо разговаривает с Давидом. А тот больше не плачет.
Когда выхожу из своего убежища, Рустам спрашивает:
-Как ты его назвала?
-Давид, - отвечаю, уже более-менее контролируя свой голос.
-Хорошо. Его тоже переодень, - кивает на пакет с детскими вещами.
-Его надо покормить... - несмотря на то, что в жизни появилось много интересного, Давил собирается задать жару.
-Корми... - все также холодно отвечает мне Рустам.
Но что я могу требовать? Я ждала, что будет хуже... Или самое плохое еще впереди?
Я отбрасываю непонятно откуда взявшуюся стеснительность и кормлю нашего сына грудью. При Рустаме.
Он смотрит. Но что чувствует, я не знаю.
Как не знаю и того, что меня теперь ждет.
Глава 38
Глава 38
Ольга
После кормления я переодеваю Давида в те вещи, которые привез Рустам. Те, о которых я мечтала, но не имела возможности купить, потому что экономила каждую копейку. Хотела, чтобы денег хватило на как можно больший промежуток времени. А потом пришлось бы уезжать. Туда, где я бы смогла работать. Сейчас понимаю, что все мои планы шиты белыми нитками. Но еще не так давно мне казалось, что всё у меня получится.
-Идем! - торопит Рустам, -Давай его мне.
Снова отдаю ему ребенка. Давид куксится. Тогда Рустам достает из кармана ключи и отдаёт малышу.
- Только смотри, чтобы в рот не тянул, - предупреждаю сразу.
-Хорошо, - Рустам поглощен сыном.
И отвечает... Так, как раньше. Обычный разговор обычных родителей. Если бы это было правдой...
-С собой бери только документы. Если они есть, - раздается еще одна реплика Рустама. И вот он уже снова смотрит на меня. А его лицо делается чужим.
От этого в горле собирается ком, который я никак не могу проглотить. Киваю на его слова.
Беру свою сумочку. В ней паспорт. Эта сумка была со мной в тот злополучный день... Стараюсь об этом не думать.
Выходим с мужем на улицу. Не знаю, что известно людям, которые приехали с Сатаевым, но мне кажется, что все они смотрят на меня осуждающе.
-Дом, Оля! - повторяет, видимо, не в первый раз Рустам.
-Что?
-Ты его у кого-то снимала?
Отворачиваюсь, потому что в этот момент чувствую себя жалкой.
-Нет. Он - брошенный. Их много в деревне.
Этот мне посоветовали занять местные. Потому что в нем нормально топит печка. Я попала сюда в апреле, до родов. Я даже родила сама, без кесарева. Судьба вроде бы сжалилась надо мной. Мне пришлось обратиться за медицинской помощью, чтобы снять швы с шейки матки. Это было за две недели до родов, в другой области. Я хотела остаться в том роддоме рожать. Но меня спугнули чьи-то ищейки. То ли Рустама, то ли людей, которые всё это затеяли. Я снова сбежала. Забилась в эту дыру. И не высовывалась больше. Рожать пришлось самой. Мне помогала одна из соседок. Раньше она работала акушеркой. Сейчас на пенсии. Это был большой риск. Но мы справились. Небеса меня пожалели.
Тогда я сильно боялась. Всего. Того, что меня найдет Рустам. Того, что меня найдут его враги.
Я и теперь боюсь. Но уже поздно бояться. Надо рассказать ему правду. Я виновата перед ним. Но мне не хотелось умирать тогда. Не хочется, чтобы это произошло и сейчас. Он ведь не опустится до такого?
И, возможно, хватит уже трястись. В той ситуации у меня было не так много выходов. Всего два. Умереть самой. Или заманить в ловушку его. Я выбрала второй. Но и его вина в этом есть. Это его прошлое, о котором он ничего не рассказывал, и которое нас неожиданно догнало. И предъявило счет к оплате. Только требуемый платеж оказался колоссальным.
