Наконец они вступили в обширный оазис. Василике еще издалека увидела высокие пальмы, смоковницы, покрытые зеленью склоны холмов, но она поначалу подумала, что это мираж. Теперь же убедилась в том, что все это реально – и деревья, и цветы, и довольно широкая речка, которая вытекала из песков и снова скрывалась в песках по другую сторону оазиса, дав жизнь растениям и людям.
– Это Мирсеб, – услышала Василике голос военачальника, который обращался к ней. – За ним начинается Великая пустыня. Мы разобьем здесь лагерь и отдохнем.
Он пришпорил коня и поскакал к предводителю, этому загадочному человеку, чей пристальный взгляд все сильнее беспокоил Василике. Взгляд и голос… Они просто лишали ее покоя!
Василике проснулась на закате. Она лежала и слушала, наслаждаясь комфортом. Впервые за много дней она чувствовала себя отдохнувшей. Ее мысли независимо от ее воли вернулись к загадочному шейху. До сих пор она ни разу не смогла разглядеть его лица. Лишь тогда, на рассвете, ей удалось проникнуть взглядом под край неизменного синего платка. «Интересно, какой он? – думала Василике. – Похож ли он на Мирджафара? Или черты его лица изобличают жестокость и свирепый нрав?»
Девушка так погрузилась в свои размышления, что не заметила, как в шатер проскользнула стройная фигурка. Женщина, лицо которой пряталось под чадрой, приблизилась к ложу, устроенному из подушек и овечьих шкур.
– Просыпайся, – услышала она мягкий голос, и кто-то стал настойчиво трясти ее за плечи. Василике, все еще не желая выходить из состояния приятного полусна, машинально ответила:
– Оставь меня.
– А ты, оказывается, говоришь на нашем языке, – удивилась незнакомка. – Вставай. Так велел наш господин.
– Господин? – Сон тут же слетел с нее. – Какой господин?
– Великий шейх, конечно, – с важностью сообщила девушка. – Вставай скорее. Ты проспала целую ночь и целый день. Сейчас уже опять вечер. Господин приказал, чтобы ты искупалась и поела, а потом он придет к тебе. Непонятно, зачем господину понадобилась иноземка… Зачем он охотился за тобой, словно безумный. Наверное, ты и не знаешь, как услаждать мужчину.
Василике в изумлении уставилась на женщину, которая смотрела на нее сверху вниз, подбоченившись и выражая всем своим видом глубокое презрение. Нет, женщина – это не то слово, решила Василике. Скорее ребенок, потому что, несмотря на пышные округлые формы, ей едва минуло четырнадцать или пятнадцать. Кто она такая и какое отношение имеет к великому шейху? Одна из его наложниц?
– Кто ты такая? – спросила Василике с некоторым вызовом.
– Меня зовут Джабира, – ответила девушка. – Я дочь вождя великого племени. Я берберка. Отец отдал меня шейху, дабы доказать, что берберы признают власть великих беев. Мне была оказана честь стать наложницей шейха.
«Правда, не этого, а другого, – подумала Джабира. – Но тебе, глупая иноземка, вовсе не нужно этого знать».
Василике недоверчиво посмотрела на девушку. Джабира же почти девочка…
Угадав ход ее мыслей, Джабира с гордостью проговорила:
– Я вполне созревшая женщина. Моя мать, как в свое время мать моей матери, сама учила меня танцам и всему остальному. Мы живем в горах, мы свободны… И умеем ублажать мужчин так, как это не дано никому другому!
– Но ты же еще совсем дитя!
– Повторяю, безмозглая курица, я взрослая и умелая женщина. Отец оказал мне честь, сделав наложницей шейха. Я гордилась этим. А теперь шейх приказал мне прислуживать чужеземке, дикарке!..
Василике не успела ответить, потому что услышала у входа в шатер мужской голос, просивший разрешения войти. Потом появились два воина, несшие огромный медный сосуд, который они поставили в центре шатра. Другие мужчины, вошедшие следом за ними, принесли кувшины с холодной и горячей водой и наполнили его. Когда Джабира вылила в воду жидкость из маленького флакона, шатер наполнился благоуханием цветов. Василике с нетерпением ждала того момента, когда она наконец сможет погрузиться в воду.
Джабира нетерпеливым жестом пригласила ее в ванну, и Василике быстро скинула с себя халат, настолько грязный и порванный, что его уже невозможно было починить. Теплая вода заплескалась, лаская округлые груди с розовыми сосками, расслабляя мускулы, сведенные судорогой от долгой езды верхом. Василике блаженно вздохнула, когда Джабира начала тереть ее тело большой губкой, намыленной душистым мылом. Потом юная берберка взялась за спутанную гриву волос, чуть слышно пробормотав, что они необыкновенны, ни на что не похожи. Наконец она смыла мыло чистой водой из кувшинов, и волосы Василике снова заблестели, как серебряный шелк.
– Теперь отдыхай, – отрывисто бросила Джабира. – Я скоро вернусь и разотру тебя. – И она ушла, прихватив с собой грязную одежду.
Почему Мустафа отдал ее другому? Почему не оставил рядом с собой? Почему этот, другой, его брат хочет взять к себе в постель ту женщину, хотя он еще не уделил внимания ее юным прелестям? Джабира еще вечером ждала, что он позовет ее, но, как видно, он предпочел эту костлявую ведьму ее цветущей красоте. Эта женщина стара – ей, по крайней мере, двадцать, с отвращением прикидывала Джабира. Единственным утешением была мысль о том, что, когда господин пресытится этим белым телом, он наконец возжелает и ее.
Джабира так долго не возвращалась, что вода в ванне успела остыть, да и воздух в шатре становился все свежее. Василике вылезла из воды, вытерлась мягкой белоснежной простыней и, не одеваясь, вытянулась лицом вниз на мягких подушках, ожидая Джабиру. Некоторое время она лениво размышляла о том, куда подевалась девушка, но глаза ее закрывались сами собой, и она задремала.
Сон унес ее в другой мир, полный грез, в котором не существовало никого, кроме нее и Мирджафара. Она мечтала о его нежных руках и губах, о нежных словах, произносимых этим низким глуховатым голосом, который она так любила. Она хотела, чтобы ее руки вновь ощутили его упругие мышцы, густые жесткие волосы на груди и руках… Да, то были только грезы. Грезы и отчасти воспоминания о незабываемом, чудесном, единственном вечере в ее жизни, когда она почувствовала себя любимой.
Вдруг полог откинулся, и единственный светильник, оставленный Джабирой, погас. Шатер погрузился в темноту. Краешком сознания Василике отметила, что освещение изменилось, но она была слишком поглощена своими видениями и лишь слегка застонала от удовольствия, почувствовав, как по коже растекается масло и чьи-то умелые руки разминают ее натруженные мышцы. Джабира действительно в совершенстве владеет искусством массажа, сквозь сон подумала она, не замечая, что волшебные руки слишком велики, а кожа на них слишком груба для молоденькой девушки.
