— Значит, самолет летит только в одном направлении?
Зейн поворачивается спиной к острову, опираясь локтями на мрамор.
— Вот в чем подвох, ты видишь? Потому что, если мы будем летать, чтобы увидеться друг с другом, то зайдем на территорию отношений на большом расстоянии, а это обычно не заканчивается хорошо.
— Я просто хочу знать, что для тебя значу. И прошу прощения, если определение «половой партнер» прозвучало как «надоедливая подруга». Клянусь, я не такая. Просто мне нужно объяснение всего, такова уж моя природа.
Я ополаскиваю последнюю тарелку и держу ее на весу, чтобы стекла вода.
Зейн молчит и, когда смотрит мне в глаза, выражение его лица становится серьезным.
— Иисус, Далила. Да, ты для меня что-то значишь. Значишь так, как никто другой не значит.
Моя нижняя губа дрожит и, закрывая глаза, я глубоко вздыхаю. Это именно то, чего я не хотела.
Я не хотела привязываться.
Не хотела влюбляться в него.
Не хотела этих сладких заявлений о привязанности от человека, который, скупо выдавая их, остается не у дел.
— Просто… Цветы, вино, романтический вечер и все приятные вещи, которые ты в последнее время говорил… Как будто ты ухаживаешь за мной. — Я выпускаю воду из раковины и смотрю на Зейна. — А потом при первом же удобном случае провозглашаешь долбаное заявление об отказе от ответственности.
Зейн хмурится.
— Я думал, это то, что ты хотела? То, что мы делали? Секс и веселье? Никаких споров?
Я опускаю плечи.
— Так и было. Я имею в виду, сейчас так и есть. — Я смотрю вдаль, в кухонное окно, которое идеально обрамляет сверкающий сапфировый бассейн Зейна. Это то, что имела в виду Дафна, когда просила быть готовой к сложностям, а я испуганно бегу в противоположном направлении. — Забудь, что я сказала, хорошо? Иногда я слишком погружена в свои мысли.
Зейн стоит, спокойно глядя на меня, и мои щеки горят.
— Ты все еще хочешь сделать это?
Я смотрю в его неповторимые медово-карие глаза и медленно киваю, хотя мой истинный ответ лучше всего описать как сочетание «да» и «нет».
— Ты уверена, Далила? Ты действительно уверена? Потому что я не хочу причинять тебе боль. Я не смогу жить в согласии с самим собой, если причиню боль человеку, который мне небезразличен.
— Видишь. — Я глупо хихикаю. — Ну вот, опять ты говоришь так.
— Как?
— Говоришь, что заботишься обо мне и не хочешь причинить мне боль, — говорю я. — Это заставляет меня думать, что твои чувства ко мне выходят за рамки… — Мой голос под конец стихает, и я развязываю фартук за спиной. Чувствую себя нелепо, стоя в его доме обнаженной, пока моя грудь выпадает из фартука шеф-повара, на верхней части которого вышито «Консьерж-услуги Хавьера».
Это было мило некоторое время назад, но я не могу стоять и серьезно разговаривать, выглядя при этом так, будто в двух секундах от того, чтобы быть трахнутой во второй раз за утро. Мне нужно, чтобы Зейн услышал и отнесся ко мне серьезно. Мне нужны реальные ответы, которые не связаны с его блуждающим по моему телу взглядом.
— Далила. — Зейн берет мои руки, заводит их за свою спину и притягивает к себе. — Перестань снова и снова все до смерти анализировать. Потому что это то, что ты делаешь — убиваешь нашу прекрасную договоренность. И, черт возьми, это прекрасно. Наша химия… Притяжение, огонь и лед. Это совершенство.
— Я просто хочу знать, будешь ли ты скучать по этому, когда все закончится. Когда я кану в лету, превратившись в старую блеклую память.
— Как я могу сказать нет? — Зейн скользит пальцами по линии моей челюсти, а я смотрю на его ямочки. — Сейчас. Просто. Веселись. У нас осталось не так много времени. Давай не будем тратить его на беспокойство о будущем. Это все, что у нас есть. Прямо здесь. Прямо сейчас. Веселись, Далила. Вместе со мной.
— Пытаюсь, — говорю я. — Но когда ты смотришь на меня как сейчас и говоришь милые слова, трудно отделить разум, понимающий, что мы есть сейчас, от моего тела, желающего того, чем бы мы стали. И тогда мне нужно прислушаться к тому, что чувствует мое сердце.
— И что чувствует твое сердце?
— Полностью сбито с толку. — Я хмурюсь.
Зейн обнимает меня за талию, разворачивает и усаживает на стойку. Сейчас мы с ним почти на одном уровне.
Впервые с тех пор, как я встретила этого засранца, ставшего на путь исправления, я поняла кое-что…
Я хочу быть девушкой Зейна де ла Круза.
Хочу быть единственной девушкой, на которую он так смотрит.
Хочу быть единственной, с которой он думает о сексе.
Я хочу быть первым, о чем он думает, когда проснется, и последним, о чем он подумает перед сном.
И, возможно, мне не следовало соглашаться на эти мы-только-трахаемся-отношения, но хочу сказать в свое оправдание (отчасти я уже столкнулась с этим): я почти уверена, что понадобится какая-то сила супергероя, чтобы противостоять чарам этого мужчины.
Все эти чувства пожирают меня заживо, и, стоя сейчас рядом с Зейном, чувствую себя одновременно чудесно и жалко. Знание того, что через полтора месяца мне придется уйти ни с чем, кроме воспоминаний, причиняет боль и лишает дыхания.
Никогда в своей жизни я не думала, что можно перейти от ненависти до симпатии, влюбиться буквально за одну ночь, но все же понимаю, что с прошлого вечера что-то изменилось и я не могу смотреть на Зейна через ту же призму, как раньше.
— Мне нужно идти. — Я снимаю напряжение предлогом, который вертится на кончике языка. — Рут будет дома с минуты на минуту, и мне следует привести себя в порядок. Она хочет позже выйти со мной.
Я кое-как складываю фартук и, оставив его на острове, иду собирать свою одежду, чтобы убраться отсюда, пока все не стало еще более неловким.
Каждая частичка меня дрожит. Я сказала то, что сказала, назад пути нет. Неважно, как долго я буду пытаться убедить Зейна, что с нашей договоренностью все в порядке, он будет помнить то, что я сказала сегодня на его кухне. Голая, в одном фартуке и пахнущая рассветом.
Несколько минут спустя я одета, и моя сумка свисает с плеча. Я медленно иду по коридору к входной двери. Не знаю, куда ушел Зейн и почему оставил меня в одиночестве, но чувствую себя неловко.
— Зейн? — кричу я, взявшись за дверную ручку.
В ответ я слышу тишину.
Сделав глубокий вдох, открываю дверь и ухожу, не попрощавшись.
Уход без понимания, в каких отношениях мы находимся, заставляет в животе все сжиматься. Если сейчас это так сложно, не могу представить, что будет через полтора месяца.
— Далила. — Голос Зейна останавливает меня, когда я уже дохожу до половины его дорожки.
Оборачиваюсь, и мои надежды сразу рушатся, когда вижу, что он держит в вытянутой руке мой мобильный телефон. Я робко улыбаюсь и приближаюсь к Зейну.
— Спасибо. — Я беру телефон и кладу в сумочку, отворачиваясь от него.
— Далила. — Зейн снова произносит мое имя, и у сжимается сердце.
— Да? — Я смотрю на него, обхватив рукой свою сумочку.
— Ты вернешься снова, да? — Зейн щурится на утреннем солнце, прикрывая свои медового цвета глаза рукой. — Это не конец.
Не знаю, спрашивает он или утверждает. В любом случае, я киваю.
— Конечно, — говорю я, оставляя мяч на своей площадке.
— Я знаю, что ты сегодня занята, — говорит он, — но что ты делаешь в пятницу вечером?
Я пожимаю плечами, нахмурив брови.
— Не знаю. Почему ты спрашиваешь?
— Собери сумку и проведи выходные со мной, — говорит он, улыбаясь и демонстрируя ямочку на одной щеке.
Я не уверена, что смогу сказать «нет». Я бы не смогла, даже если бы попыталась.
Зейн де ла Круз просит меня поехать с ним.
— Не понимаю, что ты собираешься провернуть, де ла Круз, — говорю я.
— Ничего. Просто хочется на время уехать, — говорит он. — Этого достаточно?
Я прикусываю губу, скрывая свое волнение, разворачиваюсь и ухожу.
Что-то подсказывает мне, что в эти выходные мы собираемся перейти на совершенно новый сложный уровень.
