Ознакомительная версия.
Филиппо вовсе не ненавидит меня, как я надеялась (или не показывает этого). Его страдание пока не перешло в злость. Думаю, для этого понадобится время. Он пришел сюда без надежды вернуть меня, заставить изменить решение: он хорошо меня знает и понимает, что я не истеричка. Если я сделала нечто подобное, то потому, что так решила и не вернусь назад.
Я пытаюсь уверить себя, что человек, сосредоточенный на том, чтобы сложить вчетверо салфетку, не может быть разозленным. Пока еще не знаю, является ли это просто наблюдением или доказательством того, что мы не созданы друг для друга. Сейчас я уже сомневаюсь в том, что за парой мы были. Действительно, Леонардо удалось набросить тень на мою историю с Филиппо. Пожалуй, между нами никогда не было всепоглощающей страсти, а просто единение душ, обусловленное взаимным вниманием. И, конечно, очень приятное единение, но оно оставило после себя что-то горькое и неправильное.
– Я хотя бы могу узнать, кто он? – спрашивает он меня внезапно.
Я хотела бы уберечь его от этого унижения, но потом подумала, что намного унизительней знать правду наполовину. И Филиппо достоин всей правды, какой бы болезненной она ни была.
– Это Леонардо.
Я не могу разгадать его выражение лица за темными очками, но вижу, как зубы впиваются в губу, а руки сжимают бумажную салфетку, которую он складывает уже четверть часа.
– Прямо у меня под носом, – комментирует хриплым голосом, отбрасывая салфетку резким жестом.
– Фил, не говори так.
– Почему нет, если это правда? – он повышает голос со страдающей улыбкой. Потом задумывается: – Теперь мне многое понятно.
Я хотела бы помешать ему делать скорые выводы и причинять себе еще большую боль.
– Когда он появился у тебя, я решила больше не видеться с ним, – говорю в надежде, что мой голос перебьет поток его мыслей. – Я всеми силами постаралась избегать его, но не смогла.
– Поэтому ты не пошла вчера на вечеринку?
– Да, – признаю, понимая, что это все равно не оправдает меня в его глазах.
Филиппо кивает, и мы замираем ненадолго в тишине. Я слушаю музыку ветра, который долетает от платанов на побережье Тибра.
– Вы собираетесь жить вместе? – спрашивает он через какое-то время.
Я чувствую, как кровь стынет в жилах. Я никогда не думала об этом, и высказанная таким образом, эта мысль представляется еще более абсурдной. Как я могу объяснить Филиппо, что оставляю его ради мужчины, который наверняка никогда не будет моим?
– Не знаю, – отвечаю, – я ни в чем не уверена. Я знаю только, что дальше так не могло продолжаться.
– Это ты не могла так больше продолжать. Я бы прожил с тобой всю жизнь.
Несколькими словами он ставит меня лицом к лицу с правдой, поскольку знает, что любовь, которую он по-прежнему чувствует ко мне, – это лучшее оружие, способное поразить меня. Хорошо, пусть будет так: в этом матче нет победителей, согласно правилам игры.
Он опускает взгляд на стол и вздыхает:
– Ну и что мы теперь будем делать? Ты вернешься домой? За твоими вещами и всем остальным.
Мы уже заняты обсуждением практических вещей, самых сложных. Раненные и кровоточащие, теперь начнем делить книги и диски.
– Пока нет. Я провела ночь в отеле и…
Моя неуверенность затрагивает струны его души.
– И ты там и останешься?
– Фил, я могу о себе позаботиться, – обрываю его. Не хочу, чтобы он беспокоился обо мне.
Мы поднимаемся из-за стола и отходим. Ничего не говорим друг другу и когда доходим до конца моста, скованно прощаемся (и я не могу поверить, что испытываю неловкость с ним). В любом случае, мы еще увидимся, и это делает все чуть менее драматичным. Я продолжаю идти по тротуару, задаваясь вопросом, смотрит ли еще на меня Филиппо или тоже уже пошел своей дорогой. Я не в силах обернуться и посмотреть, поэтому убыстряю шаг. Группка ребят в футбольной форме пробегает мимо меня. Легкий теплый ветер продолжает поддувать, деликатно щекоча мне кожу, а от Тибра поднимается тот самый неповторимый смешанный дух моря и земли. Лето – это худшее время года, чтобы грустить.
«Вперед Элена, давай, дорогу ты знаешь».
Это голос Рима, пустынного и жаркого, мощная музыка, которая призывает меня набраться храбрости, не останавливаться на перепутье. Я знаю дорогу, это правда, мне уже не нужна карта, чтобы ориентироваться. Я иду медленно, солнечные очки скрывают мешки под глазами, внутри – все вверх дном из-за прошлого, оставшегося за спиной, но в голове удивительно легко при мысли о будущем, навстречу которому я иду. Было мучительно оставить Филиппо – мужчину, которого, как я пыталась убедить себя, я люблю. Но теперь сердце ведет меня к дому Леонардо – мужчины, которого… я уверена, что хочу и… люблю, пусть даже сама мысль об этом внушает мне страх.
Мы больше не виделись с того вечера. Это случилось всего три дня назад, а мне уже кажется, что прошел целый век. Леонардо не объявлялся за это время, и меня это немного беспокоит, но лишь до определенного предела: это молчание вписывается в его манеру поведения, которую я уже изучила. Я, со своей стороны, пообещала себе не искать его, пока не проясню все с Филиппо, и так и сделала. Я даже подождала день, прежде чем бежать к Леонардо. То, что со мной происходит, настолько кардинально, что я почувствовала потребность побыть в одиночестве, чтобы собраться с духом и привести мысли в порядок. Естественно, мне это удалось не до конца, и даже сейчас не знаю, правильно ли поступаю.
Но я решила оставить сомнения и паранойю: время неуверенности прошло. Все, что могло случиться, уже случилось, поэтому пора посмотреть вперед. Мне любопытно и страшно одновременно узнать, что же там, впереди. Я иду к Леонардо, чтобы поговорить с ним, понять, были ли сказанные им в тот вечер слова, изменившие для меня все, подлинными или я просто вообразила их себе. И хочу сказать ему то единственное, в чем я теперь уверена: что люблю его.
Я иду вдоль набережной Тибра. Река напоминает длинную позолоченную змею, сонную и безобидную. На улице почти никого нет. Очень жарко. Солнце палит безжалостно, асфальт тротуаров испаряет облака пара и влажности, а ветер, который дул вчера, утих. Воздух тяжел и неподвижен. Но я не сдаюсь. Осталось немного, и я не хочу садиться в такси. Ходьба помогает мне собраться с мыслями. Мне надо подготовиться, эта встреча будет решающей.
* * *
Я думаю о Гайе. Я до сих пор ничего ей не рассказала. Вчера ночью она попыталась перезвонить мне, после того, как я искала ее утром. Слишком поздно, подружка. Однажды, без спешки, я все тебе расскажу, но не сегодня. Я отправила ей эсэмэску, обобщенное «все ок», за которым последовало: «У тебя есть планы на Феррагосто?» Обычно мы проводили этот день вместе, на пляже Лидо вместе с ребятами из Муро, а потом оставались допоздна смотреть салют и прощаться с летом перед наступлением Венецианского кинофестиваля. В прошлом году мы запустили в небо китайские фонарики. Волшебные воспоминания о моем мире до Леонардо. Думаю, какие мы с Гаей были год назад: она – еще одинока, но уже устремленная в преследовании Беллотти, а я – после давно закончившейся истории с Валерио, пока неспособная начать новые отношения. Вряд ли Гайя обрадуется моему последнему выбору, но в любом случае она сможет меня понять.
Я оставляю Тибр за спиной и пересекаю улицу прямо перед домом Леонардо. Смотрю наверх – двери и окна открыты: он дома.
Захожу в пустующий подъезд, темнота и прохлада ласкают меня, и спешно поднимаюсь по лестнице.
Вот я и пришла. Третий этаж, вторая дверь направо. Снимаю солнечные очки и нервно привожу в порядок волосы. Я слегка вспотела, но для него это не будет проблемой. Потом делаю глубокий вздох и звоню в дверь. Опускаю руку на сумку, висящую через плечо, чтобы придать себе равновесие.
Дверь открывается, но его нет на пороге. Появляется женщина, которую я никогда прежде не видела, что-то вроде лунного явления. В первый момент я думаю, что ошиблась этажом, но на табличке звонка написано «ФЕРРАНТЕ», значит, я позвонила правильно, ну и кто тогда эта женщина?
Это поистине роковая женщина – образ Femme Fatale у Velvet Underground[77]. Высокая, изящная, миндалевидные глаза – темные и проницательные, они оттенены кругами. У нее густые брови, выраженные губы и осунувшиеся щеки. Длинные черные волосы, слегка растрепанные, заколоты на голове костяной заколкой. Ее красота – мощная и дикая. И сразу же чувствуешь, что в ней есть нечто отчаянное – нечто, придающее ей трагичность. Словно эта женщина не смогла спастись от себя самой.
На ней длинная цыганская юбка и белый топ без бретелек, завязанный на шее, который делает ее кожу еще более темной. Между указательным и средним пальцем правой руки она держит зажженную сигарету, которой нервно затягивается, распространяя в воздухе интенсивный аромат табака. На безымянном пальце ее левой руки я замечаю золотое обручальное кольцо. Это уж точно не прислуга, думаю я. И она явно оказалась здесь не случайно.
Ознакомительная версия.