Только теперь она, казалось, не хотела отходить от телефона… и его член был этому искренне рад:
— Ты правда остаешься? — спросила она.
«Можем мы поговорить о чем-нибудь еще, — подумала его эрекция. — Давай вниз, парень».
— Да, — он поерзал на жестком полу, пытаясь игнорировать впивающуюся молнию. — Я должен встретиться с Сэмюэлем Ти. по поводу развода.
— Так ты действительно хочешь...
— Да, — ответил он. — Быстрее. И речь касается не только тебя. Я совершил ошибку и хочу ее исправить.
— Хорошо, — она прочистила горло. — Да.
— Я смотрю только вперед, Лиззи.
— Так ты говоришь. Ну... прощай…
— Нет, — тут же сказал он. — Не так. Мы говорим «спокойной ночи», хорошо? Не прощай, если ты не хочешь, чтобы я приехал к твоему дому и остался спать у порога, как побитая собака.
— Хорошо.
Прежде чем она отключилась, он произнес беззвучно одними губами: «Я люблю тебя».
— Спокойной ночи, Лиззи.
— Спокойной... ночи, Лейн.
Конец связи, он позволил руке упасть, и телефон ударился с треском о бетонный пол.
— Я люблю тебя, Лиззи, — пробормотал он вслух.
Сделав еще несколько глотков из бутылки, он подумал, как хорошо, что его семья занималась производством спиртного, в отличие от бесчисленного множества других товаров, которые бы нисколько не помогли ему в его нынешнем положении, например, карандаши, аккумуляторы для автомобиля, пластыри или жевательные резинки.
Его телефон снова зазвонил, он схватил его с пола, но это была не Лиззи.
— Джефф, — произнес он, подумав, что на самом деле не хотел бы сейчас ни с кем разговаривать.
Хозяин апартаментов на Манхэттена сухо поинтересовался:
— Ты еще жив?
— Типа того, — он снова приложился к бутылке. — Как ты?
— Ты пьешь?
— Ага. Номер Пятнадцать. Я бы поделился с тобой, если бы ты был здесь.
— Настоящий джентльмен с юга, — его приятель выругался. — Лейн, где ты?
— Дома.
Гробовая тишина воцарилась на телефонной линии.
— Как в...
— Ага.
— Чарлмонте?
— Где родился и вырос, и вернулся к истокам. — Ух. Кажется, он пьян, поскольку произносил слова на южный манер. — И несмотря на то, что ты из верхнего Ист-сайда, только мы умеем готовить потроха и жареную курицу.
— Какого черта ты там делаешь?
— Моя..., — он откашлялся. — Очень важный для меня человек заболел. И я должен был приехать.
— Кто?
— Женщина, которая вырастила меня. Моя... ну, мать, хотя она не моя биологическая мать. Она заболела пару лет назад, ну, знаешь такой вещью… которая может вернуться. Она говорит, что все будет хорошо, я и буду на это надеяться.
— Когда ты вернешься?
Лейн еще выпил.
— Я говорил тебе, что женился?
— Что?
— Это было прямо перед тем, как я приехал на север и вломился к тебе. Я собираюсь побыть здесь, пока не пойму, что с мисс Авророй все хорошо, меня беспокоит все это. Плюс... по любому... есть и другая женщина.
— Держись. Просто, черт возьми, держись.
Послышался какой-то шорох, затем чирк-чирк-чирк, видно пытались прикурить, затем... пыхтение.
— Мне необходимо было закурить кубинскую сигару, пока я слушаю тебя. Так... есть жена?
— Я же сказал тебе, что не гей.
— Поэтому здесь ты ни с кем не встречался?
— Нет, это из-за другой женщины, на которой я как раз и не женился. Она естественно красива и слишком хороша для меня.
— У меня уже подскочило давление от тебя, — пробормотал Джефф. — Черт побери, почему ты, находясь здесь никогда не рассказывал мне об этом?
Лейн покачал головой, хотя его старый друг не мог его увидеть.
— Я обдумывал действия, — он ненавидел, когда Шанталь называла это правильным. — Все эти мысли слишком громко крутились в моей голове. Вот в чем штука. Ну, как ты там?
— Ты наплюй на все и разрули это, как я.
— Мне нужно еще выпить, чтобы такое совершить. Говори помедленнее, я готов слушать. — он сделал долгий глоток. — Так... что случилось?
— Я в порядке, ты же знаешь, на работе все также. Десять тысяч крикунов, обращающихся ко мне, к своему боссу, желающих поиметь мою задницу, и шестнадцать Мотрина в день, чтобы сохранить голову от взрыва. Все одно и тоже, все тоже самое. По крайней мере, деньги в сохранности, особенно теперь, когда ты не заставляешь меня делать ставки по четверть миллиона долларов каждую неделю, сидя напротив за столом.
Они говорили некоторое время обо всем, в большей степени ни о чем — об игре в покер, Уолл-Стрит, женщине, с которой Джефф трахался. И хотя Лейн не очень любил телефонные разговоры, а сейчас не много говорил, он вдруг поймал себя на мысли, что скучает по парню. Он привык к быстрым разговорам с ним, быстрой сообразительности, и к его акценту Нью-Джерси — слова заканчивались на «а» произносились с «ер», и они улавливали продолжение разговора, поскольку быстро понимали смысл сказанного друг другом, взамен недопонимаю. И у него «день рождения» было «деньфрождения».
— Итак, я предполагаю, что это прощание, — произнес его старый сосед по комнате университета.
Лейн нахмурился и тут же представил Лиззи, услышав ее голос, вспомнил свое предостережение.
Потом он смог справиться со своим стойким возбуждением.
«Существует ли возможность, что он не вернется в Нью-Йорк», — подумал он.
Потом он опять подумал, что ему не стоит себя ограничивать. Дело касается вернуть Лиззи — для танго всегда нужны двое. Всего лишь из-за того, что он готов возобновить отношения, не подразумевалось, что она готова прыгнуть в них снова. Кроме всего прочего существовал еще его семья. Он вообще способен себя представить, живущим в Истерли? Даже если мисс Аврора в скором времени встанет на ноги, и его отношения с Лиззи наладятся, сама идея сосуществования с отцом, заставляла его с вожделением поглядывать в сторону канадской границы. И даже в Канаде не будет так далеко от отца.
— Не знаю останусь ли я здесь.
— Ты всегда можешь вернуться сюда. Мой диван скучает по тебе, и никто не играет в техасский холдем так, как ты.
Они оба повесили трубки почти одновременно, после соответствующих прощаний, и Лейн еще раз, но уже более вялой рукой кинул телефон на бетонное покрытие, вперев взгляд напротив в поднимающиеся слишком древние, сделанные еще его предками, стеллажи, заставленные бочками. Они были сделаны десятилетия назад в начале века и теперь собственно являлись артефактом, на который смотрели десятки тысяч посетителей в год, приходивших в Старое Хранилище.
И его вдруг, как толкнула мысль, что он никогда не работал. Он считал своей «профессиональной деятельностью» избегать папарацци, которые были слишком тесно связаны с его жизнью, чем с какой-то его карьерой. И любезно предоставленный ему целевой фонд, своего рода полный хлам, он не знал ничего о начальстве или раздражающем партнере, или же о жуткой дороге на работу. Он даже не задумывался, чтобы поспеть куда-то к определенному времени, или аттестации, или головных болях, вызванных постоянным сидением у экрана монитора.