Ознакомительная версия.
Я стала содержанкой моего отца, который бил меня, если я не выполняла его требований. Потом меня взял один молодой человек. Я с ним прожила десять месяцев. Когда я забеременела, он скрылся. Я родила мальчугана; он на воспитании. Потом у меня было много любовников… Среди них были добряки; в большинстве случаев любовь длилась два месяца. У меня теперь есть любовник, которому не минуло еще восемнадцати лет; он делает для меня все, что может. В течение последних восьми дней я его редко вижу; он сидит около своей больной матери. Иногда, по вечерам, когда мне скучно станет сидеть дома, я выхожу, прогуливаюсь. Я никогда не иду к мужчинам… Я не знаю, почему я за вами последовала… Я не думала ложиться… Вы мне понравились… В вашем голосе и в ваших глазах есть что-то доброе, чего нет в других глазах и голосах. К тому же вы так мило со мной говорили! Это бывает очень редко.
– Правда? – спросил мой хозяин. – Как тебя зовут?
– Елена. Но это не мое имя; мое настоящее имя Августина.
– Хочешь ли ты спать?
– Нет. Я иду спать всегда очень поздно…
– Потому что, крошка, если хочешь спать, то незачем тебя стеснять. Мне будет неприятно, если ты будешь чувствовать себя стесненно… Ты, может быть, устала…
– Вы злюка. Почему? Я любительница любви. Любовь меня не утомляет. Я воспитана вкусами моего отца.
– Страстная?
– О! очень страстная. Это меня делает больной, бледной, слепой. Я слишком много отдаюсь. Это сильнее меня!
Разговор утих…
На следующее утро мой хозяин всунул в кошелек Елены несколько луидоров; она ушла очень довольная, так как, по-видимому, не привыкла к подобной щедрости.
Бедная гризеточка! Она меня заинтересовала. Она была так робка, так мила! Жаль, что я ее больше никогда не увижу.
После ее ухода мой хозяин написал графине несколько слов на голубой бумаге:
«Дорогая Симон, я провел ночь, которая успокоила мое разыгравшееся воображение и избавила меня от всяких благоглупостей. Вы правы. Будем вечными друзьями. Я не люблю вас больше той любовью, которой любил вчера. Я ваш брат, а вы моя сестра. Если вы сумеете мне уделить несколько минут, я буду счастлив. Не забывайте меня. Целую ваши пальчики».
Он не подписался; это благоразумно, когда пишут к замужним женщинам.
Сильный звонок в дверь. Часы в этот момент пробили девять.
– Кто там? – спросила Жанна тихим голосом.
Мой хозяин, сильно уставший от бессонной ночи, что-то пробормотал.
– Милый, звонили, – сказала еще раз Жанна.
– А! ты полагаешь?.. Ну и хорошо! Пусть звонят… Давай спать, милашка, будем спать…
Раздались еще два звонка.
– Верблюд! – сказал мой хозяин. – Он не хочет оставить меня.
– Может быть, письмо? – сказала она.
Мой хозяин рассмеялся. Он взглянул на хорошенькую девочку, лицо которой, обрамленное светлыми волосами, было восхитительно, и сказал с сожалением:
– Письмо! Неужели твоя догадка заключает в себе лучшее, что ты желала бы, для своего сна?
Два сильных звонка прервали их разговор.
– Черт подери это животное! – выругался мой хозяин, подскакивая на кровати.
Он натянул кальсоны, накинул халат и крикнул изо всей силы:
– Кто бы ты ни был, что бы тебя ни привело, каков бы ни был твой возраст, твоя профессия, твое знание, будь ты проклят за то, что без жалости дерешь этот медный ободок, который необходимость заставляет вешать у дверей!
Он обул туфли и всю дорогу от кровати в прихожую продолжал свою брань.
Когда он открыл дверь, послышался очень любезный голос:
– Извините меня, сударь. Я – месье Сусебрик, судебный пристав; пришел к вам, чтобы наложить арест сообразно приговору суда, сделанному против вас по милости месье Таписта, портного…
– Нахал! – прервал мой хозяин.
– Мой клиент… – возразил пристав.
– Неряха! – продолжал мой хозяин.
Месье Сусебрик очень любезно улыбнулся, а мой хозяин тотчас же сказал:
– Вы смеетесь! Насмехаетесь надо мной! Это не мешает мне предпочитать лучше видеть ваше смешное лицо, чем иметь такую грязную голову, как у вас, но входите же и принимайтесь за свое недостойное ремесло.
– Сударь, вы забываете, что мое звание заслуживает уважения…
– Я смеюсь над этим… Вытрите сначала ноги. У меня очень дорогие ковры, и я не позволю запачкать их вашими грубыми сапогами….
– Сударь…
– Я также попрошу ваших спутников отряхнуть свои лохмотья в передней, а то, я боюсь, они мне разнесут насекомых по всему залу.
– Вы ужасны по отношению к этим людям, сударь!
– А от вас, месье Сусебрик, несет табаком. Когда вы разговариваете со мной, я требую, чтобы между нами было не менее метра расстояния. Между прочим, я должен вам заметить, что вы пришли сюда наложить арест, а не надоедать мне вашими разговорами, а посему исполните вашу обязанность, получите, что вам следует, и закройте ваш дурацкий рот. Я боюсь, чтобы вы… и ваши спутники не стянули некоторых драгоценных вещей, и потому буду следовать за вами. Если я замечу что-нибудь подобное, я вас спущу с лестницы…
Они были в маленькой гостиной. Судебный пристав диктовал своему секретарю и в то же время сам записывал:
– Стол черного дерева…
– С двумя ящиками, – сказал мой хозяин, – которых я вам не открою, хотя у меня есть ключ. Они полны золота. Если вы хотите заглянуть в них, то есть слесарь на улице Домениль а Винсеннес; туда всего только тридцать минут езды…
– Диван…
– Широкий и низкий, на котором, мой милый Сусебрик, я обнимал женщин, один локон которых стоит больше всей вашей особы…
– Карточный стол черного дерева в итальянском вкусе…
– На котором я восемь дней тому назад выиграл в экарте ночь любви с такой женщиной, к которой, я надеюсь, вы никогда не будете иметь удовольствие даже прикоснуться.
– Кресло… три стула… стенные часы из фарфора…
– Вы говорите абсурд! Это из фаянса! Вам еще нужно объяснять это? – вскричал мой хозяин. – Фарфор, животное вы, просвечивает, фаянс же непрозрачен, как ты сам…
– О! сударь… пожалуйста, перейдем в соседнюю комнату.
– Это в столовую. Вы там увидите шесть стульев, стол, буфет, швейцарскую кушетку, персидские и китайские блюда… Но, ради Бога, не накладывайте ареста на остаток холодного филея, который мне будет к завтраку. Я обожаю холодный филей… а вы?
– Я…
– Очень мне нужно знать, любите ли вы его! Неужели вы думаете, что я интересуюсь вашими вкусами? Я знал в Нормандии одного наглеца, который имел вашу дурацкую вялую походку, я бы не удивился, если бы это были вы. Вы очень похожи на него.
– Сударь, мы идем дальше…
– А! Я вас там ждал… Это спальня… Там на кровати под одеялом лежит изящная женщина… Поставщик царского гарема дал бы за нее солидную сумму. Не забудьте ее отметить в вашей описи. Ее тоже можно продать с молотка…
Ознакомительная версия.
