И точно: очень скоро мы уперлись в переплетение то ли корней, то ли веток. Я попробовал пробить преграду плечом, но безуспешно. Тогда мы принялись раздвигать и ломать прутья. Светлее не становилось, хотя воздух, как будто, посвежел. Темнота не слишком огорчала, ведь снаружи могла быть ночь.
— Надеюсь, в замке если и узнали о побеге, не кинулись прямиком к выходу из знакомого всем и каждому потайного хода, — пробурчал я.
— А откуда ты знаешь о нем? И почему тебя держали в темнице? — не удержалась Малинка.
— Потом. Пока спасибо, что не бросила.
— Ну… Ты тоже меня не бросил…
— Угу. Как бы я получил от твоего родича награду, если б сбежал один? — на самом деле о золоте вспомнил только сейчас, а вовсе не тогда, когда вернулся в караулку, заслышав малинкин писк. Но разве такой тертый мужик, как я, признается в слабости? Да еще перед женщиной, которая заставила ревновать впервые в жизни? Которая спасла меня, а я ее уберечь не смог?
— А, да, вознаграждение… — пробормотала Малинка каким-то совсем тусклым голосом. — Я и забыла… Но ты его, конечно же, получишь, не беспокойся.
Я промычал что-то нечленораздельное в знак согласия. Уж о золоте-то я сейчас меньше всего беспокоюсь.
Скоро моя рука, выламывая очередной прут, провалилась в пустоту. Еще немного, мы продрались сквозь растительный заслон, и поняли, что оказались в небольшой пещере. Я подошел к выходу. Снаружи стоял день, и простиралась лесная чаща, покой которой не нарушало присутствие других людей, кроме нас. Позвал Малинку, забрал у нее котомку и двинулся вперед. Девчонка пристроилась чуть позади, но шла бодро. Хорошо: нам нужно побыстрей убраться подальше от пещеры. А еще лучше оказаться за пределами Мглистых земель.
Вряд ли здешний лорд кинется ловить беглеца в чужих владениях. Может, он вообще не поверит, что какой-то бродяга — его родич. А на месте Ильма я бы вовсе не стал говорить хозяину о сбежавшем пленнике, но кто их, слуг белокостного, разберет. Кстати, если я и правда из этого замка родом, получается, и сам не серой кости. Или не совсем серой, как Малинка.
Мы шли без остановок, пока не начало смеркаться. Разговоров не вели. В самом начале девчонка спросила, знаю ли я, куда идти.
— В Светану, — ответил я. — Бывал в Южном приграничье и наверняка смогу выйти к какому-нибудь селению, хоть к тем же Холмищам.
— Ты находишь дорогу так, как говорил Корень?
— Да.
Больше она не донимала меня расспросами.
Зато вечером, когда стемнело, и мы остановились на ночлег у какой-то речушки, Малинка дала волю любопытству. Я вкратце рассказал ей все, не утаил ни слов, раздавшихся в голове при виде вывески "Красного петуха", ни подслушанного разговора управляющего с неизвестным колдуном. Слишком уж это было странно, и мне невмоготу было держать все в себе. Может, девчонка читала в своих книжках что-то о Туманных лордах и сможет объяснить случившееся.
— Получается, ты вовсе не безродный…
Как же, объяснила! Глянула в самую суть! Безродный-не безродный, дело десятое. Мне бы вспомнить то, что так успешно забыл, да узнать побольше про айровы способности.
— Давай-ка спать, — проворчал, укладываясь на загодя собраную охапку елового лапника. Задавать вопросы о том, как Малинка пробралась в замок, и выслушивать ее ответы не хотелось. Здесь все более чем понятно.
Девчонка устроилась рядом и привычно уткнулась мне в шею, заскользила губами по щетине на подбородке. Я дернул плечом, давая понять, что не желаю близости.
— В Граде-у-моря мне не было дела до того, что ты трое суток провел с красоткой, — девчонка резко села.
Ну вот, начинается… Я устал до звона в голове, поужинал жалкой краюхой засохшего хлеба, завтра предстояло целый день идти по лесу без дороги, а она собирается поговорить о верности. Точнее, о неверности.
— И что? — постарался, чтобы голос звучал как можно более безразлично, и садиться рядом не стал, остался лежать.
— Ты злишься, что я ублажила караульного.
— Служивый мертв, обижаться на него глупо, тем паче, я сам отправил его к Хозяину Подземья, — я все-таки сел и взглянул Малинке в лицо, освещенное пламенем костра. Она, к моей досаде, не смутилась, не опустила глаза. При всей ее искусности в обращении с мужиками преодолевать размолвки девчонка явно не умеет. Ну что ж, поучим. — А скажи-ка мне, Линочка, со сколькими ты переспала, чтобы добраться до караульного?
— Я ни с кем не спала, — процедила ледяным тоном, чуть ли не с ненавистью, глядя мне прямо в глаза, сочные губы презрительно кривились.
Три болота, Перец, ну зачем ты ее злишь? Ведь сейчас не удержишься, а ей только того и надо. И я бы плюнул на желание наказать девочку (за что? За спасение твоей жизни?), если б не ее холодная наглая ложь. Ведь на какое-то мгновение даже поверил, а потом в голове зазвучал знакомый голос, хваливший Репья за вывеску: "Женщинам лучше не задавать лишних вопросов. Иные ответят тебе правду, большинство солжет, но ты легко это распознаешь и огорчишься вдвойне." Треклятая айрова кровь! Я глядел в непроницаемые для любого человека глаза Малинки и видел убитого мной солдата и еще двух, не доставивших ей удовольствия, бывших чем-то вроде ключа, открывающего нужную дверь, доски, перекинутой через канаву… Не знаю, что рассмотрела девочка на моем лице, но вдруг резко отвернулась, натянула на голову свой плащ и молча легла ко мне спиной. Я не нашел ничего лучше, как поступить также.
Утром проснулся и обнаружил, что Малинки рядом нет. Костер погас, стоял густой туман, уже в двух шагах ничего не было видно. Я поднялся на ноги, бормоча проклятия, с трудом распрямляя затекшее тело, разгибая конечности. Плащ и одежда отсырели, меня слегка трясло. Куда же запропастилась девчонка? Орать на весь лес не хочется, да в таком тумане и крик заглохнет… Ох, и болван же ты, Перец! Уж тебе-то найти желаемое не составит труда.
Встал, закинул на плечо котомку и пошел, куда ноги несли. Через несколько шагов услышал плеск, потом в тумане проступили камыши на берегу речки. А еще Малинка, полностью раздетая, стоящая по колено в воде. Девчонка едва ли не остервенело терла грудь и бедра пучком какой-то травы, то и дело обмакивая его в реку. Хорошо, если на мочалку пошел хвощ, а не осока… Я колебался пару мгновений, потом не выдержал.
— Линочка, кончай дурить! Ты всю себя изрежешь!
