Он долго смотрел на дверь.
— Только на минутку, я обещаю.
Я положила руки на колени. Он вздохнул и переместился на диван, где осторожно сел, часто поглядывая на люстру.
— Что я могу для тебя сделать?
— Когда мы говорили в последний раз, ты сказал, что Себастьян спас тебя. Не мог бы ты сказать, что имел в виду?
Я искала любую информацию о моем похитителе, которую могла найти, и Тимоти казался главным источником.
— Я не люблю об этом говорить.
Он сплел пальцы и избегал моего взгляда. Я встала и села рядом с ним.
— Я не пытаюсь доставить тебе неудобства. Я просто пытаюсь понять его.
Я подняла ногу, золотой браслет был едва заметен под тканью моих джинсов.
— Я не хочу быть пленницей вечно. Если бы был какой-то способ... я не знаю, довериться ему, тогда, возможно, я смогла бы найти лучший вариант наладить с ним отношения. Разве это не имеет смысла?
— Пожалуй, имеет.
Тимоти вздохнул и расстегнул свой облегающий черный пиджак, прежде чем откинуться на спинку дивана.
— Он не очень хороший человек. Не могу сказать, что он плохой или хороший. Невозможно подобрать слова, чтобы объяснить, какой он человек. Многое из того, что ты видишь, — это настоящий он, но есть части, которые он скрывает. Я даже не знал, что он может испытывать такие глубокие чувства, пока не появилась ты. Впервые с тех пор, как я его встретил, я увидел, как он изменился.
Он не досказал свою мысль, и я этим воспользовалась.
— Как вы двое познакомились?
Тимоти сжал губы в тонкую линию, как будто произнеся ответ вслух, это навредит ему.
— Ты расскажешь мне?
С каждой секундой он становился все более напряженным.
— Не знаю, смогу ли я.
Я взяла его руку и сжала ее в своей.
— Помоги мне понять его, пожалуйста. Это единственный способ выжить здесь. Кроме того, я думаю, что ты обязан мне, доктор Уильямс.
Он повернулся ко мне с сожалением во взгляде.
— Ты же знаешь, что это была не моя идея, не так ли?
— Я понимаю это, но буду использовать все, что смогу, чтобы заставить тебя говорить, вплоть до вины за то, что ты втянул меня в эту ситуацию с вашим телефонным обманом.
Он пожал плечами.
— Я был очень горд, что смог поговорить с тобой о науке достаточно, чтобы ты купилась на это.
Я закатила глаза.
— Неудивительно, что вы с Себастьяном друзья.
— Друзья?
— Да. В смысле, я понимаю, что ты его дворецкий, или слуга, или кто-то еще, но я могу сказать, что у вас есть связь, как у старых друзей.
Он улыбнулся.
— Мне нравится так думать.
— Это правда.
Я похлопала его по плечу.
— А теперь расскажи вашу историю, или я скажу Себастьяну, что ты на меня напал.
Он фыркнул.
— Не думаю, что он найдет это правдоподобным, но раз уж ты хочешь знать. Я тебе расскажу. Но, пожалуйста, — он снова сжал мою руку. — Не суди меня слишком строго.
Замолчав, он закрыл глаза, как бы собираясь с мыслями, прежде чем поведать их мне.
— Когда он нашел меня, я находился в специальном учреждении. Мне было всего двадцать, и я был на учете четыре года, — его голос дрогнул в тишине. Затем Тимоти откашлялся. — Я был там, потому что, когда мне было шестнадцать, я убил своего парня.
Я замерла, не зная, хочу ли я, чтобы он продолжил. Он казался таким же неуверенным, но, в конце концов, обрел свой голос.
— Но я любил его, поэтому до сих пор не понимаю, как мог это сделать. Я все еще не могу вспомнить, как это произошло. Не все детали, по крайней мере, — он открыл глаза, хотя, казалось, смотрел далеко за стены библиотеки. — У меня биполярное расстройство. Мне поставили диагноз за несколько месяцев до... — он тяжело сглотнул, — до того, как это произошло, но мои родители не верили в лекарства или в какую-либо другую медицинскую помощь. Когда мне было восемь, мы переехали в Штаты, чтобы присоединиться к Церкви, помещение которой было всегда грязным, ежедневным крещениям и пастору, у которого было пять жен. Они думали, что мой диагноз был результатом моего общения с дьяволом. Несмотря на то, что я впадал в это состояние полнейшей агрессии, они сказали, что ответом была молитва, а не таблетки. Они думали, что церковь вылечит меня, — он улыбнулся, хотя печаль на его лице заставила выступить слезы на моих глазах. — Они думали, что церковь излечит меня. Но они оказались неправы. Сэм умер, потому что они ошибались, а меня бросили в самую темную дыру в Сент-Эндрюсе после того, как судья признал меня некомпетентным предстать перед судом за его убийство.
Боль в его голосе разрывала мое сердце, но не было слов, которые я могла бы произнести, чтобы изменить или облегчить все пережитое им. Я могла только слушать.
— Я не буду рассказывать подробности того, как в Сент-Эндрюс относились к тем, кого считали психически нездоровыми заключенными. Эти четыре года как пустое место в моей голове. Я должен был прикрыть их, иначе они бы, в конце концов, убили меня, — он моргнул и сильно ударил себя по глазам. — В течение моего четвертого года владения больницей перешло из рук в руки, и Себастьян присоединился к правлению. Он делал обход здания и нашел меня прикованным к кровати, покрытым грязью и с открытыми ранами вдоль моего лица и тела. Охранники любили использовать меня в качестве груши для битья.
— Боже, Тимоти.
Я не могла себе представить, через какой ад он прошел.
— Себастьян взглянул на меня, просмотрел мою карту и приказал новым врачам лечить меня надлежащими лекарствами. Он уволил охранников и поменял все вокруг. После шести месяцев лечения, он устроил мое освобождение на его попечение, и с тех пор я с ним. Он все еще посещает Сент-Эндрюс раз в полгода, хотя сейчас это совсем другое место, — Тимоти засмеялся, звук был наполовину грустный и веселый. — Он даже пожертвовал деньги, чтобы психиатрическое отделение было названо в его честь.
— Подходяще.
— Очень.
Он кивнул головой.
— Тимоти?
— Да?
Я заключила его в свои объятия.
— Я сожалею о Сэме. Это была не твоя вина.
В ответ на мои слова он тоже меня обнял.
— Спасибо тебе.
— Не за что.
Я сжала его еще раз, прежде чем отпустить.
Он встретился со мной глазами.
— Это то, что я имел в виду, когда сказал, что Себастьян спас меня. Он это сделал. И с тех пор он спас гораздо больше в Сент-Эндрюсе.
Я нахмурила брови.
— Ты сказал, что он плохой человек.
— Это не так, не в классическом смысле этого слова. Посмотри на мою историю абстрактно, как он. Он увидел молодого человека с излечимым психическим заболеванием, который был заперт и подвергался жестокому обращению в течение многих лет. Я не притворяюсь, что знаю его мыслительный процесс, но я бы предположил, что это было что-то вроде: «Если я смогу реабилитировать его, он будет верен мне всю оставшуюся жизнь».
— Жестоко.
— Верно.
Он постучал по своему виску.
— Если ты хочешь понять его, нужно смотреть на вещи без объективных эмоций.
— Но это просто приводит меня к мысли, что он робот.
— Робот? Нет. Это слишком механически, даже для него. У него есть мотивы, иногда хорошие, иногда плохие, но он всегда мотивирован.
— Что мотивирует его продолжать помогать людям в Сент-Эндрюсе?
Я наглядно оглядела библиотеку.
— Я не вижу, чтобы он «создавал» других верных друзей, чтобы помочь ему держать меня в плену.
— Это справедливое замечание. Но посмотри на это без эмоций. Или, еще лучше, посмотри на это, как будто это сделка. Что он получит, помогая Сент-Эндрюсу?
— Может, хорошая реклама?
Он кивнул головой.
— Теперь ты понимаешь. Хорошая реклама и место, которое посвящено пониманию психических заболеваний, в том числе и своих.
— Значит, у него эгоистичные мотивы?
— Скажем так, это в интересах самосохранения.
Тимоти встал и застегнул на все пуговицы свой пиджак.
Я последовала его примеру и тоже встала на ноги.
— Так ты говоришь, что можешь понять все, что он делает, просто проанализировав это логически?
