Строгий, грозный голос отца. Недаром он столько лет военным служит. Должен иметь командирский, жесткий характер. Который сейчас на мне применит. А мне, блядь, нахрен это не нужно.
— Сынок, я хочу проверить, как ты там. Уже три дня не выходишь из комнаты.
Ну хоть не неделю. Хотя, кажется, что вечность тут сижу.
Еле передвигая ногами, дохожу до двери. Проявив максимум усилий, открываю. Тут же яркий свет бьет по глазам. Морщусь, зажмуриваюсь. Хватаюсь за голову, вновь уплывая в темноту.
— Что тебе нужно? — падаю в кресло, смыкая веки.
Как же хочется послать его к черту. Но совесть не позволяет. Родной все-таки человек.
— Сколько ты выпил, сынок? — спокойно, как будто ничего страшного не произошло, и его отпрыск не превращается в заядлого алкоголика.
— Какая на хрен разница? — равнодушно пожимаю плечами, ощущая сильные удары по затылку. К горлу горечь подступает. — Две или десять бутылок? Разве это имеет какое-то значение?
— Снова повторяются события пятилетней давности, да?
Машу на него рукой, громко фыркая. Мне ни к чему нравоучения. Не маленький ребенок, нуждающийся в совете родителей. Я сам, своими собственными руками уничтожил все то хорошее, что могло у нас с Алисой получиться.
Сначала в грязь ее втоптал, а потом все исправить решил. Дать возможность мне доверять. Показать, что я могу быть прежним. Но все обернулось катастрофой.
— Может, и повторяются, — открываю глаза. Отец смотрит на меня с жалостью и осуждением. — Насрать. Зачем мне выбираться из той ямы, куда я сам себя вогнал?! — ору, закрывая уши ладонями. — Я же не заслуживаю ее отец. Не заслуживаю. После того, через что прошла Алиса по моей вине, она должна меня ненавидеть, презирать. Но… — сглатываю огромный ком в горле. — Ты знаешь, почему она оказалась в моем доме?
— Нет, — качает отрицательно головой.
— Я ее вынудил, — истерично смеюсь. — Вы-ну-дил, — начинаю ходить по комнате, рассказывая отцу всю правду. — Это я… Я вогнал ее отца в долги. Я довел его до сердечного приступа. Сделал все, чтобы она сама пришла. Приползла, стала умолять на коленях спасти ее папашу, — отец в шоке, но продолжает меня слушать, не перебивает. — Хотел увидеть ее сломленной, уничтоженной. Чтобы она тоже почувствовала себя никчемной и никому не нужной, как когда-то я. Чтобы испытала мое к ней огромное презрение.
— Тимур, сынок…
— И я даже не догадывался, что Алиса уже побывала в бездне с самыми страшными в мире демонами, — хватаюсь за волосы на затылке и чуть ли не с корнем их выдираю. — Она пережила смерть ребенка. Нашего ребенка. Дочки, которую я никогда не возьму на руки. Которой колыбельку на ночь не спою. Которая не встретит с мамой и папой свой первый День Рождения. Она одна все это перенесла, ведь меня…обманули, ввели в заблуждение. А я уши развесил и повелся, отказавшись от любимого человека, — скупая слеза скатывается по щеке.
— Сынок, не кори себя, — подходит чуть ближе, на плечо руку кладет и крепко его сжимает. — Все мы порой ошибки совершаем. Верим не тем, а потом за это расплачиваемся. Тем более, когда дело касается любви.
Громко смеюсь, запрокидывая голову. Жизнь и, правда, настоящая сука. Калечит неимоверно жестоко.
— Любовь уже давно уничтожена, — глаза в пол опускаю, мечтая провалиться сквозь землю. Отдаться во власть самого Люцифера, лишь бы Алисе легче от этого было. Лишь хоть как-то загладить свою вину.
— Если она настоящая, за нее нужно бороться, — слегка встряхивает. — Порой с самим собой.
Замечает на столе недопитую бутылку виски. С собой забирает. Также проверяет по всем ящикам прочий алкоголь.
— Похоже, я уже все здесь выпил, — решаю пошутить, но крайне неудачно.
— Я поговорил с матерью, — при ее упоминании ничего внутри не екает. Даже вины за грубое поведение не чувствую. — Предупредил ее, чтобы не лезла. Если еще раз попытается козни строить Алисе… здорово об этом пожалеет. Всему есть предел. Тем более в наших с ней отношениях.
— Разведешься с ней?
— Если потребуется, то да, — грустно вздыхает. — Даже не смотря на глубокую к ней привязанность и любовь долгие годы, — в глаза мне заглядывает. — Отдохни, сын. Приди в себя. А завтра на трезвую голову придумай, как вернуть свою девушку. Пока не стало слишком поздно.
Едва за отцом закрывается дверь, падаю на кровать в помятой, вонючей одежде. Голова чугунная. Веки тяжелеют. В теле сплошная ломота. Не замечаю, как проваливаюсь в забытье.
— Алиса.
Теплые, нежные ручки моей девочки прикасаются к щеке. Обводя контур губ. Приносят спокойствие и удовлетворение. Ласковый, едва слышный шепот на ухо. Пальчики пробегают по вздымающейся груди. Язык вырисовывает узоры на шеи.
Страстный, горячий поцелуй. Все как наяву. Словно я не во сне пребываю, а передо мной Задорожная.
Она вернулась.
Она простила своего придурковатого идиота.
Она дает нам шанс на дальнейшее будущее.
Расфокусированным взглядом вижу ее чарующую, милую улыбку.
— Тимур, — холодные пальцы в штаны лезут, дотрагиваются до кромки боксеров. — Мой дорогой.
Нет, это не Алиса. Голос не ее. Руки совсем другие к члену пробираются.
Отталкиваю от себя другую девку. Резко подрываюсь на кровати и, протерев глаза, вижу перед собой… ухмыляющуюся, довольную как кошка Катю.
— Какого черта ты тут забыла, сука?
Глава 38
Тимур
— Что тебе здесь нужно? — повторяю вопрос, в очередной раз отталкивая наглую Катю от своей ширинки. — Уши, блядь, не мыла? Оглохла что ли?
— Тимурчик, я так по тебе скучала, — противный, мерзкий голос, режущий по нервам. — Постоянно думала о тебе.
Становится тошно на столько, что к горлу поступают рвотные позывы. Видеть эту девку невыносимо. Хочется дать ей пинка под зад, чтобы по лестнице кубарем скатилась и исчезла навсегда.
— А мне что с того? — отодвигаюсь подальше от ее загребущих ручонок. — По-моему, мы уже закончили весь фарс в отношениях.
Встаю с кровати. Провожу ладонями по лицу, чтобы ото сна избавиться. В животе предательски урчит. Внутри огромная черная дыра, засасывающая в себя все человеческие чувства. Горло сухое, как Сахара.
Такими темпами ты, Воронцов, будешь бутылки сдавать.
— Я очень рада, что ты избавился от этой девки, — передергивает. — Понял наконец-то, что из себя представляет та сучка. Она тебя не достойна, дорогой.
Прикасается пальцами к щеке, а мне охота в душ сбежать и кожу терять до остервенения, лишь бы от ее ручонок избавиться. Быть с ней в одной комнате уже омерзительно, а позволять в штаны мне лезть… подобно смерти.
— Кто же тогда достоин, а? — разглядываю ее с ног до головы.
Короткое красное платье, едва прикрывающее задницу. Глубокое декольте, откуда сиськи выпадут в любой момент. Накаченные губы. Наращенные ресницы. Вся сделанная кукла, вызывающая лишь скуку и тошноту.
— Давай забудем прошлые обиды, — ластится как мартовская кошка. Разве что не мурлычет. — Нам же было так хорошо вместе, Тимурчик, — соблазнительно шепчет, как будто я могу на это клюнуть. — Поверь, я сделаю тебя счастливым, милым. Не то что твоя подстилка.
— Милая, — приторно-сладко улыбаюсь, схватив ее двумя пальцами за подбородок. — подстилкой была ты, — с наслаждением улыбаюсь при виде ее удивленно вытянутого лица. — С тобой было круто трахаться. Без обязательств и клятв верности.
— Ты не можешь так говорить, — искренне удивляется. — Чертова девка не в состоянии… Ай!
Сжимаю запястье и тащу к двери. Надо вытолкнуть суку из комнаты, а то ее сраный запах в воздухе летает. Чтобы больше духу ее тут не было. И пусть только кто-то из персонала попробует ее впустить.
— Запомни раз и навсегда, Катенька, — прямо в лицо. — Алиса, — четко выделяю имя. — не подстилка. Она мне очень и очень дорога. А ты ей даже в подметки не годишься. Сделай милость, — выталкиваю стерву в коридор. — проваливай из моего дома. Игры кончились. Мне на тебя глубоко насрать.
