- Не бойся, – спокойно повторил Лёха. – Говори!
- Первым был Ванька. Я приехал к нему уже с гипсом. Он уговаривал на тебя заявление написать в ментовку. Потом мы легли – вместе. Я плакал. А потом… я трахнул его.
- …Фига себе! - присвистнул Лёха.
- Я же тебе говорил: я - могу,… - прошептал Тёма. – А тогда… мне было… нужно. Но это всего один раз было, больше – нет! Потом мы просто жили вместе, а спал я на раскладушке. А месяца через полтора появился этот, «спонсор», Георгич. Познакомились в клубе. И он, типа, влюбился в меня. Потом он через Ваньку навязался в гости. Мадьяр меня уговаривал, что тебя надо забыть, «клин клином выбить» и тэ пэ. Я к нему поехал. Он оказался… ну его! Старый, вялый, непонятно зачем всё… Я с ним маялся, чувствовал себя проститутом. Тебя пытался представлять вместо него… Хрень, короче. Он потащил меня на Новый Год в Нью-Йорк. Он – богатый, у него всё схвачено. Он даже визу в Штаты для меня в три дня оформил… И там, в каком-то опупенном дорогущем ресторане ужрался в стельку, как свинья. …Я потом его выхаживал два дня. До середины января мы были «вместе». Я старался терпеть, потом понял, что – предел, что больше не могу. Он уговаривал остаться. Даже прощения просил. Я так и не понял – за что… Ну, а потом я уже сам пошел по клубам. Анкету на «Амбразуре» обновил. Познакомился с Лёхой. Я специально искал, чтоб был плечистый и - Алексей. Имя все же частое. Знаешь, ничего: нашелся.
Кэпу ревность взмыла к горлу. Он отдернул руку.
- Ты его Алёшей называл? И как у него стоял – нормально? Не как у «спонсора»?
Тёма замолчал. Ждал минуту, потом сказал:
- Руку положи.
- Нет. Я ревную. Я не могу спокойно слушать.
- Я не буду рассказывать.
- Рыжий, ну ты – звиздец, какой мазохист! – хмыкнул Кэп. – Не благодари на добром слове! Я же не железный. Я тебя люблю, между, прочим! А ты мне такие вещи говоришь и хочешь, чтоб я себя контролировал.
Тёма молчал. Кэп выждал, вздохнул, вернул руку на прежнее место:
- Ладно. Валяй, хвастайся, чего наворотил. Надеюсь, у вас всё было скромно.
Тёмкин голос дрожал:
- С Лёхой я пытался себя убедить, что – люблю. Снял квартиру. Мы там вместе жили. Ну да, я с ним трахался. Тебя не представлял. Пытался вспомнить: как жил до тебя, как и кого любил? И… ничего не мог вспомнить.
- И в каких позах он тебя… драл? – Лёхе трудно давался коктейль ощущений: обида, ревность, боль. Доверчиво отдавшаяся, обвившая его шею Тёмкина рука, опасливо поджимающиеся (знают, что виноваты!?) яйца в его широкой ладони. Лёхин голос снизился до шепота и дрогнул чувственными нотками. – Кончал под ним, а?
Артём поежился, накрыл строго закаменевшую ладонь своей рукой и надолго затих. Лёха сам не заметил, когда положил вторую руку на свой член, и когда под ней оформился стояк.
Его тон стал суровым:
- Что, кишка тонка для правды? Ок! Тогда отлипни от меня вместе со своими тайнами! – он убрал ладонь с Тёмкиного паха, откачнулся на кровати – так, что их бока и колени перестали касаться, и медленно повел рукой, «гоняя шкурку».
- Лёш, не надо. Я – расскажу. Я – твой!
- Ты хотел быть откровенным…
- Ну да, я – кончал. Я сосал ему. Он любит в рот…
- Сссскотина! – смачно выговорил Кэп. – О любви мне говорил? До гроба?! А едва за порог и – как ****ь?!... - он дрочил всё откровенней, всё быстрей.
Артём вцепился в его ритмично качающуюся руку.
- Лёш, становись! Не надо! Прости! Я его давно бросил! Я больше – ни с кем! Никогда! – но с Лёхиным железным кулаком разве сладишь?! Он продолжал движения, словно не слыша.
– Пожалуйста! Прошу! - в Тёмкином голосе звучало такое отчаяние, словно это был последний секс во Вселенной. Словно, если сейчас Лёшка не отдаст ему свою страсть, он больше никогда не будет счастлив…
– Ты мне нашел замену?! Я тоже без тебя управлюсь! – жёстко рубил Лёха.
Тёма всхлипывал, пытался тереться пахом о Лёшкино бедро. Кэп больше не отодвигался – впрочем, было уже некуда. Он уверенно раскинулся на подушках. Неуклюжие попытки ласки, мольбы и почти щенячий скулёж Рыжика «вставляли» нереально! Лёха выгнулся, опершись на лопатки, и кончил. Кажется, еще немного, и спермой пробил бы навылет ладонь. Расслабил плечи, млея и переводя дыхание. Артём еще раз всхлипнул, отвернулся порывисто и зарылся головой в подушку.
Через пару минут Кэп снисходительно тронул его за плечо:
- Тёмк!
Рыжий обиженно дернул плечом.
- Вылезай!
Но теперь уже его было не переупрямить.
- Не буду! – пробубнил он в подушку.
- Не слышно ничего! – слукавил Кэп. – Вылезай, говорю.
- Нет! Не хочешь – не надо! – Тёма все-таки чуть развернул лицо, чтоб Лёшке было лучше слышно.
- Ну чего – уйдешь, что ли, теперь?
Узкие плечи дрогнули. Рыжий нервно напрягся. Лёхе стало жалко его: сильно, отчаянно, в ту же секунду. Он торопливо зачастил:
- Так знай – не пущу! Лягу на пороге. Понял?!
- Не уйду! – прошелестел Тёма.
Его близость дурманила, как хмель, заводила. Лёха вновь воспрявшим стояком ткнулся Рыжему в бедро:
- Ладно, давай, я прощу!
Но Рыжий уперся:
- А потом опять – дрочить? Я не верю тебе!
- Прости, мой хороший!
- Не верю!
Лёха сполз на пол, встал на колени:
- Тёмкин, я - на коленях. Прости!
Рыжий приподнял лицо:
- Застудишься. Встань!
Со стороны это было, наверно, смешно. Два мужика под тридцать: безногий накачанный орденоносец и интеллигентный «режущий» хирург. Рваные вздохи. Робкие взгляды. Несмелые слова. …Но, слава Богу, не было никого «со стороны». А между ними – была только тонкая ткань, сотканная прикосновениями, взглядами, угаданными окончаниями фраз…
Две мужских ладони. Узкая ухоженная Тёмкина, не дрогнув, отточенными до миллиметра движениями управляется скальпелем. Широкая сильная Лёхина поднимает полуторапудовую гирю и без колебаний возьмется чинить сломанный автомобиль. Но обе – застыли в касании. Дрожат, не решаясь на ласку. И две пары глаз приникли друг к другу. И черный бездонный зрачок затягивает в себя, и от его распахнувшейся бездонной глубины сбивается дыхание.
Прощение было получено. Какими словами? Бог весть! Не всё ложится в слова. Больше скажет биение сердца… Рыжий сел сверху. Словно снова вернулся тот, их последний, так плохо закончившийся «раз». И снова, как тогда, сплелись их руки.
- Не изменяй мне больше, Тём! Я не могу тебя ни с кем делить! Ты – мой!
- Твой, Алёшка! Прости! Никогда не уйду! Но ты… если снова, как раньше,… то мне будет больно!
- Нет, Рыжий. Нет! …Ты и я! Ты завтра – узнаешь, увидишь, поймешь!
Ночь была и стремительной и бесконечной. Тёмка ощупывал Лёхины колени и втирал мазь. Они вместе читали брошюры из протезной клиники. Артём листал в телефоне нью-йоркские фотки. Лёха заказал в интернет-магазине – с доставкой на девять утра! – самый роскошный букет. Потом пытался найти в социальных сетях и показать Тёме Тонечку. В два ночи заказали пиццу. Потом Рыжему приспичило сменить статус на «Амбразуре». И вместо «Джек Воробей, вольная птица», мир увидел строку «Джек Воробей, замужем за Мужчиной Всей Моей Жизни». Через пять минут от Мадьяра пришло:
«Кто?!?!?!?! Я его знаю?»
«Это - ОН!!!!!!!!!!!!!!» - ответил Тёма.
«Я с вас фигею!» - написал Мадьяр. – «Передай своему громиле, что если он тебя обидит – сядет!»
- Я с ним встречался первого января, - улыбнулся Лёха.
- Знаю, - кивнул Артём. - Он рассказал совсем недавно. И я ему скандал устроил за то, что он так долго это скрывал.
- Ему повезло, что я тогда не знал про вас.
- Не ревнуй к нему, ладно? Мы просто друзья!
- Я буду расспрашивать с пристрастием после каждой вашей встречи! – пригрозил Лёха. – И отвечать ты будешь – правду!
Они снова лежали в постели, и Кэп говорил:
- И – что: мне прям тебя никак не наказать? И как я буду с тобою справляться? И как ты сам без этого жить собираешься? Тебе же надо, чтоб тебя «строили»!
