Наши отношения казались тихими и давними, давними. Удивительно, что можно вот так просто, ничего не делая, встретить человека, который в одно мгновение станет твоим. И не будет ни одного, даже малого повода усомнится в этом. Мне казалось, что мы одно целое. Тихое, ласковое целое, которого никогда не разорвать и никакими преградами не разделить.
Любила ли я его? Я не знаю. Может быть, это и есть любовь. В нём было много того о чём я мечтала, но было и то, что заставляло задумываться. Я не могла просто взять и сказать — да, я люблю его. Если бы кто спросил об этом, я не смогла бы ответить. Почему? Не знаю.
Беременности я почти не чувствовала. Только немного распирало грудь. Иногда я даже забывала, что беременна. И когда вспоминала, даже сомневалась, может ошиблась. Несколько раз покупала тест, который показывает срок. Снова и снова убеждалась, что да — беременна, и да — от Данила.
Порой я вспоминала вечера, проведённые с ним, и ночи. Пыталась понять, чего мне не хватало? Почему я так упорно стремилась убежать от него, и всё что меня держало это деньги и квартира. Однако теперь, мне казалось, что держало вовсе не это, а что-то другое.
Но что?
Пришло время становиться на учёт, я пошла к врачу. Волновалась страшно, и волнение моё вполне оправданно, ведь я хотела задать самый главный вопрос, который мучил меня днем и ночью. Я буквально истязала себя этим вопросом. Начиталась кучу всякой всячины в интернете, и теперь от этого зависело, как будет дальше.
В кабинете — женщина доктор. Пожилая, со взбитыми наверх и прихваченными шпильками, седыми волосами. Очки на кончике носа и полные губы с фиолетовой помадой. Докторша, быстро что-то писала в моей карточке, и почти ни о чем, не спрашивая меня саму. Я смотрела на неё, и по сторонам, и на языке крутился мой самый главный вопрос, но я никак не могла заставить себя остановить бесконечное движение её ручки.
— А можно у вас спросить? — я наконец решилась.
— Спрашивай, — не отрываясь от карточки, сказала женщина.
— Вы знаете, в тот день, когда я забеременела, перед этим… ну вы понимаете, я выпила рюмку водки и бокал шампанского. И теперь… я боюсь…
Женщина посмотрела на меня поверх очков так, что я даже замолчала, и подумала — сейчас начнёт ругать, и немедленно пошлёт на аборт.
Но она сказала:
— Дорогая моя, если бы ты знала, сколько женщин беременеет под пивасик, под водочку, шампанское, и даже под самогонку, ты была бы сильно удивлена. Так что бери свою карточку и давай, дуй домой. Не забудь приходить на приём раз в две недели. Чтобы я тебя потом не искала. Нет, ну спросила тоже, рюмка водки, — она усмехнулась.
Я остановилась у двери, так и не поняв, страшно это, или не очень.
— Значит, ничего не будет?
— Чего не будет?! — она глянула на меня строго.
— Ну, ребёнок больной или…
— Не чуди бесплатно! Всё давай, давай, домой!
Странно. Грубо. Но это меня успокоило.
По вечерам иногда звонила мама. Она теперь чувствовала себя приличной женщиной и часто это повторяла, как будто пытаясь убедить меня, то, что было раньше — не считается, а главное то, как будет теперь.
Что ж, хорошо. Я за неё рада. Должно же было и ей когда-то улыбнуться счастье и вот оно улыбнулось. И она тут же стала приличной женщиной.
А тут как-то звонит вечером и говорит:
— Всё Танюха, выхожу замуж. Захар мне предложение сделал. И я согласилась, представляешь? Ты, говорит — моя последняя любовь будешь.
— Мама, я за тебя рада. Когда свадьба?
— А мы тянуть не будем. Вот он, как раз, за этот месяц заказы сделает, подзаработает, так сразу и распишемся. Давайте и вы с нами, чего там. Сразу отгуляем и нормально. Что вы там, с Костиком решили?
— Да, пока ничего не решили. Мы ещё об этом не разговаривали.
— Так ты же сама говорила, что вы поженитесь.
— Поженимся, конечно, просто пока, у нас другие планы.
— Это ещё какие?
Я немного помолчала, а потом сказала:
— Я, в общем, тут, как бы — беременна.
— Так быстро?! — воскликнула мама в трубку, — А может и хорошо. А ты знаешь даже и лучше что так, теперь уж точно поженитесь.
Легко и просто — сказать. Но сделать оказалось труднее. Я всё тянула, всё оттягивала. Старалась не возвращаться к этому разговору с Костей. Игнорировала его намёки, отшучивалась на прямые вопросы.
Не знаю. Может, я не готова? А может что-то ещё.
Глава 61
За работой, за домашней суетой, времени не замечаешь. На объекте шла чистовая отделка. Ещё немного и можно сдавать для заселения. Я суетился больше обычного, хотелось, чтобы всё прошло как надо. Ещё немного, и у нас будет репутация надёжного застройщика, и тогда, мы сможем взяться уже за два объекта одновременно.
Скоро, скоро, а пока суета.
Максимка подрастал, я не мог насмотреться на сына. Его смешные черты, его маленькие ручки, что ложились на моё лицо, когда я играл с ним. Его смех, заливистый, смешной. Теперь уже всё привычно. Его плачь, не так раздражает. А Юлька немного остыла и уже не выливала на меня потоки требований. Они конечно были, но уже не в таком количестве как прежде. Видно, наконец поняла, что руганью она ничего не добьётся. Только больше оттолкнёт от себя.
Вместе мы ещё не спали, она тянула в кровать ребенка, а я ложился на диване. Она не звала, а я не лез. Усталость морила меня раньше, чем я мог чего-то захотеть. Пока вот так, а дальше посмотрим.
В начале ноября — полгода сыну. Юлька попросила во вторник повезти её с ребёнком в поликлинику, на плановый приём. И какую-то там прививку нужно сделать.
Какие проблемы? Я как порядочный папа, привёз жену и ребёнка в поликлинику, и сам решил во всем поучаствовать.
В кабинете малой расплакался, когда его раздели и врач начала ощупывать. Конечно, кому понравится. Максим недовольно кричал, дёргался. Юлька придерживала его, чтобы врач могла послушать. А я присел к медсестре, которая скоростным письмом строчила каракули в карточке.
— Ну, что ж, — наконец, сказала доктор, — ребёночек здоровенький, всё хорошо. Можете одеваться.
Медсестра закрыла карточку и протянула мне.
Юлька, одела малого, подхватила на руки. Мы вышли из кабинета, пошли по лестнице.
— Слава Богу, всё в порядке, — сказала Юля.
— Ну конечно, а что ещё могло быть?
— Мало ли, сейчас куча всего, и грипп опять ходит.
— Вы же дома, какой грипп?
— А что, вон соседка тоже дома, а ребёнок кашляет.
— Значит, не подходи к ней.
— Как не подходи, мы на улице с колясками вместе гуляем.
— Пока болеет, не гуляй с ней.
— Не говори ерунды.
Мы подошли к машине. Юлька с малым, полезла на заднее. Я сел за руль, кинул карточку на сидение рядом. Пристегнулся и почему-то снова посмотрел на карточку.
На мгновение я замер, остановился, завис. Сверху в углу красной ручкой — группа крови третья положительная. В лицо — огонь. Показалось, привиделось.
Откуда-то из прошлого, в голову влетели слова Долгова — “А у меня самая лучшая — третья положительная”. Мы тогда с пацанами, кровь ходили сдавать, для пострадавшей девочки из нашего института. И свою группу я тогда точно запомнил и навсегда — вторая отрицательная, у Юльки вторая положительная.
Я тряхнул головой и услышал, как Юлька сказала:
— Ну чего стоим, чего ждём?
Я включил зажигание, нажал педаль, машина тронулась с места.
В тот день я ещё старался не думать, не верить. Старался убедить себя в том, что всё случается и такое тоже. Пытался понять, совместить. Но ничего не получалось. Ничего.
Утром проснулся рано. Юлька спала. Рядом, в детской кроватке Максим.
Медленно, боясь разбудить Юльку, я приблизился к ребёнку. С минуту разглядывал Максима. Пытался отыскать в его чертах, хоть какие-то мелочи, которые заставят остановиться, бросить это дело и перестать придумывать всякий бред.
Но ничего не остановило. Я покосился на Юльку, она не двигалась. Рядом на столике я взял салфетку, и соску. Вытянул у ребёнка изо рта соску и только он успел скривиться, я засунул ему другую. Максим пососал её и снова мирно засопел. Я спрятал соску в салфетку и быстро пошел в прихожую.
