— У меня бесплодие…вот…
— Бллллл*****… - выдыхает Паша, запрокидывая голову.
— Ты…не обязан со мной мучиться…я все-все понимаю… — ломающимся голосом произношу свою мантру, а сама во все глаза наблюдаю за ним.
Он будто не слышит.
Сгребает мои волосы и целует мой лоб, рвано выдохнув. Выпускает моё лицо и очень медленно идёт к умывальнику, бросив тихое:
— Трандюлина…
Открывает воду, глядя на своё отражение. Наклоняется, плеща её себе в лицо. Взяв бумажное полотенце, он прикладывает его к лицу, развернувшись ко мне. Смотрит оттуда и хрипло спрашивает, швыряя полотенце в урну:
— Кто тебе сказал?
— Эм… — собираюсь я с мыслями. Прикладываю руки к пылающим щекам и говорю. — Врач…
— Что за врач? — грозно требует он.
— В поликлинике… — отвечаю, замявшись.
— Когда?
— Сегодня…
Благов проводит рукой по волосам и протягивает её мне. Молча подхожу, глядя на третью пуговицу его рубашки. Ковыряю её пальчиком, боясь поднять глаза. Он подталкивает меня к зеркалу и становится позади, упёршись руками в умывальник по обе стороны от меня. Я чувствую своими бёдрами его бёдра. Его грудь касается моей спины. Наши глаза встречаются в отражении. Его глубокие карие. Острые и очень серьёзные. Мои голубые девчачьи и какие-то наивные. Я такая белокожая и белокурая, тоненькая, а он смуглый и черноволосый. Большой. Его кожа светится здоровьем. Он такой яркий, живой. Мы просто шокирующе разные. Я никогда не смотрела на нас вот так, со стороны.
Этот контраст заставляет моё сердце биться чаще. Смотрю на него, как заколдованная, моля о чём-то, сама не знаю о чём. Это самый важный момент в нашей жизни. Если мы выйдем отсюда порознь, я никогда уже не буду прежней.
— О чём ты думаешь? — спрашивает Благов, впившись в мои глаза своими.
— Я…боюсь… — шепчу хрипло.
— Чего? — спрашивает он, продолжая выкачивать из меня кислород.
— Не знаю…будущего… — с отчаянием выдыхаю я, чувствуя, как увлажняются глаза. — Без тебя…и без…без детей…
Благов склоняет голову и целует моё плечо, накрывая ладонью мой пустой живот, от чего у меня с ресницы срывается слезинка.
— Ну, вот же я, с тобой… — говорит он, шумно втягивая в себя мой запах. — С детьми или нет, мне без разницы.
Я закрываю глаза, не в силах это выносить. По щекам бегут слёзы.
— Не плачь, дурочка моя… — эмоционально шепчет Паша, сжимая меня в руках и пристраивая голову на моём плече. — Мы с тобой живы и мы, блин, встретились. Это самое главное.
Киваю, плача в открытую. Откидываю голову на его плечо, молчаливо требуя целовать меня.
— Тссс…Пушистик… — бормочет он, собирая губами мои слёзы. — Всё у нас будет, я тебе, бл*ть, обещаю!
Я хочу слышать больше успокаивающих слов от него. Пусть продолжает. Если и есть слова, которые могут меня успокоить, то это только те, что скажет мне он.
— Кать… — уткнувшись носом в мою щёку, зовёт он. — Ты меня слушаешь?
— Ддаа… — икая, подтверждаю я, пытаясь открыть глаза.
Паша целует мой висок и твёрдо говорит:
— У моих знакомых каждая третья жена бесплодная, а потом рожают целыми пачками! Так что, если ты хочешь от меня ребёнка, ты его получишь? Поняла?
— Я ннне твввоя женнна… — подмечаю эту важную деталь.
Благов начинает ржать так, что его грудь колышется. Открывая кран, он в неверии бросает:
— Ты просто на глазах борзеешь…
Глава 29
— Заключение получила? — спрашивает Паша, не успела я сказать "алло".
— Получила, — вздыхаю, изучая содержимое своего спортивного рюкзака.
На самом деле, заключение столь удручающее, что я на некоторое время пала духом. Последние два дня я проходила комплексное обследование в одной московской клинике, и это оказалось не так утомительно, как я думала. Меня практически водили там за ручку. Боюсь представить, сколько это стоило. Мне назначили шестимесячный курс лечения, после которого станет ясно, смогу ли я хоть каким-нибудь образом сама забеременеть и выносить ребёнка.
— Скинь мне на почту заключение и анализы, — велит этот делец. — Хочу зайти в одно место, проконсультироваться. Чем ты занята?
Закатываю глаза.
Вчера рано утром он улетел в Нью-Йорк. У его друзей недавно родился сын и Паша должен стать крёстным отцом.
— Вещи собираю… — сообщаю ему, зажав трубку между плечом и шеей.
— Куда это? — спрашивает он, а я слышу гудки серен и кучу всякого информационного шума у него на заднем плане. Может, это поехали охотники за приведениями? Я тоже хочу побывать на Манхеттене. Очень-очень. Он сказал, что в следующий раз мы поедем вместе.
— Хочу поехать со Светой на дачу к её родителям… — сообщаю послушно, укладывая своё бельё. — Мне вообще-то и здесь хорошо, просто…
— Что такое?
— Мне одной ночевать как-то…страшновато…я не привыкла к таким большим пространствам…
— Ага, ты привыкла жить в картонной коробке, я в курсе…
— Я серьёзно… — дуюсь обиженно. — Я привыкла спать с тобой!
— Я скоро вернусь, — вздыхает он. — Потерпи…
— Ладно… — капризничаю я.
— Не дуй свои губки, Пушистик. Я соскучился.
Улыбаюсь, как чеширский кот.
— Нечего было без меня уезжать… — продолжаю капризничать.
— Нечего было резину тянуть, — не реагирует он.
Я только вчера записалась на очередь в рязанскую миграционку. Мне туда нужно через две недели.
— Как…эмм…малыш?.. — спрашиваю, передразнивая его состроив рожицу.
Застёгиваю рюкзак и выношу его в коридор, ухватив за верхнюю ручку.
— Маленький и сморщенный. Наши дальтоники получатся лучше.
Начинаю ржать, потому что на заднем плане у него возмущается приятный мужской голос:
«Ты охренел так про моего сына говорить?!»
Я просто ухахатываюсь. Ну, потому что это до неприличия грубо и так по Благовски.
— Как его назвали, Грубиян? — спрашиваю, усаживаясь на полку в прихожей.
— Львом.
— Хорошее имя…
— У нас будет ещё лучше… — в открытую стебётся он.
«Пошёл ты.». — гласит всё тот же голос за кадром. — «Скажи это Лианке».
— Ну, на фиг… — открещивается Паша.
Опять смеюсь, становясь счастливой до невозможности. Мне кажется, мои тучи понемногу рассеиваются. Когда он так убеждённо говорит о наших детях, я тоже начинаю в них верить. Мне двадцать три, будет двадцать четыре через два месяца…я могу бороться за них ещё лет десять, как минимум. Это просто…судьба, наверное. То, что я узнала об этом сейчас, когда у меня есть мужчина, который ждёт не дождётся как спустить в меня свой генетический материал. Он просто архиответственный в этом вопросе. Пару дней назад этот извращенец пальцем затолкнул в меня свои сперму, когда она из меня вытекла.
— Я уже вся тебя жду не дождусь… — сообщаю ему с раболепными интонациями.
— Я в курсе, — бросает он самодовольно.
Гад.
Люблю тебя.
— А ты в курсе, что я делала вчера в ванной?..
— Не беспредель, КАтёнок… — предупреждает Паша, понизив голос. — А то расскажу, что я делал вчера в душе.
— Я как раз туда собираюсь… — дразнюсь я.
— Ведьма маленькая… — хрипло тянет он. — Уделала меня, согласен.
— Так-то вот, Пал Олегыч…
Теперь смеётся он.
— Мне нужно в метро спускаться, — вздыхает он. — На чём ты поедешь?
— На Егоре, — пожимаю я плечом.
— Хорошо. Пусть возьмёт мою машину, — командует Паша с другого конца планеты.
— Я бы не села с ним на мотоцикл, — заверяю его, вытягивая ноги и рассматривая свой педикюр.
— А со мной села бы?
— Ага… — без раздумий отвечаю я.
Паша хмыкает.
— Лады, как-нибудь прокатимся, — вбивает он в свой внутричерепной компьютер пометку. — Мне пора. Постараюсь набрать тебя вечером, приклей телефон на лоб.
— Уже… — бурчу я.
Вчера вечером он звонил мне, но я была на игре Егора и не слышала. Кажется, он будет припоминать мне это до конца жизни.
