Я была в нескольких шагах от опасности, возможно, от смерти, будь она Феликса или моя собственная. И наряду с его взглядом, с членом Кристиана, я переступила через край, забрав Кристиана вместе с собой.
Последнее, что я увидела, прежде чем полностью потеряла контроль, были веселые возбужденные глаза Феликса, прежде чем он повернулся спиной и ушел.
Глава 10
Мы вместе лежали в постели.
В моей комнате.
Кристиан ясно дал понять, что на обеденном столе все не закончится. И хотя мое тело и разум были истощены, я не хотела засыпать. Глаза Феликса прожигали мне кожу.
Не знаю, видел ли его Кристиан. Конечно, не видел, потому что не было пролито никакой крови. Ни моей, ни Феликса.
Он снова трахнул меня. В душе.
Я хорошо притворялась, что меня все это возмущает. Комната. Одежда. Машины в гараже, которые я могла выбрать сама. Бриллианты. Но всё подходило мне как перчатка.
Уже поздно. Утром мне нужно на работу. Но у меня не было никакого желания ложиться спать. Не было никакого желания изгонять Кристиана отсюда. Это не мой дом. Единственное, что было моим здесь, это пятно от красного вина на ковре.
— Это твои родители? — спросила я, взяв бокал вина, который тот протянул. Теперь мне это начинало нравиться. Потому что это не то дешевое вино, которое я пила, будучи бедной. И даже не такое дорогое вино, которым восхищался Пит. Это вино, которое нельзя купить даже за деньги. Только связями, властью.
Может быть, именно поэтому мне понравился его вкус.
Он откинулся на спинку кровати, прислонившись к изголовью. Удивительно странно вести с ним разговор. Обнаженными. После всего, что мы сделали. Это казалось слишком… обычным. Слишком интимным. Но я была здесь, чтобы собрать информацию.
Для дела.
А не потому, что хотела узнать его получше.
— Нет. Оба моих родителя мертвы, — сказал он это без эмоций, что было мне хорошо знакомо.
Когда рассказывала о том, что случилось с моей матерью, я делала это как можно более отстраненно. Сообщая людям о том, как сильно ее смерть повредила мне, дало бы им слишком много боеприпасов.
— Тогда кто они для тебя? — спросила я в отчаянии, но не из-за боеприпасов, а из-за информации. У меня было такое чувство, что Кристиан уже знал о моей матери. Уже знал обо мне все, что можно. Я много чего ему рассказала. У него много козырей, что ставило меня в невыгодное положение. Должен был быть способ добиться равноправия. От этого зависело мое выживание.
— Он был моим предшественником, — ответил Кристиан, пристально глядя на меня.
— Я знаю, — ответила напряженным голосом, потягивая вино. — Я также знаю, что обычно король не передает корону тому, кто не связан кровным родством. И все же ты здесь, с пресловутой короной.
— Я здесь, — согласился Кристиан.
Я ждала. Больше он не получит от меня никаких вопросов. Это не принесет мне никакой пользы. Он либо заподозрит, почему я вдруг захотела познакомиться с ним поближе, покопается и выяснит, что я работала с Харрисом. Либо, что еще опаснее, подумает, что мне хочется узнать его получше, потому что планирую провести с ним жизнь.
— Я собирался жениться на их дочери много лет назад, — сказал он мне после паузы. Долгая гребаная пауза. Его голос был по-прежнему ровным, бесстрастным. Но его тело напряглось. Ему не хотелось говорить об этом. Это старая рана, которую не залечили, а просто забыли. Я много знала о таких порезах.
— Ее убили до того, как мы поженились, — продолжил он.
Вот оно.
Его слабое место. Место, где я могла бы нанести удар. Пустить кровь.
— Они держали меня поближе к себе, — добавил Кристиан, все еще наблюдая за мной, — после того как она умерла.
Я потягивала вино, пытаясь переварить то, чем он со мной поделился. Хотя и не хотела этого, я сочувствовала Кристиану. Он становился для меня все более человечным. В этом и проблема с монстрами… чем больше ты узнаешь о них, тем менее чудовищными они становились. По крайней мере, в твоей голове.
И вот тогда они пользуются шансом уничтожить тебя.
— Ты любил ее? — спросила я, встретившись с ним взглядом.
— Да, — немедленно ответил он. — Я был мальчиком. Она превратила меня в мужчину. Из-за нее я хотел стать хорошим. Она выросла бы женщиной, заставляющей любого мужчину быть хорошим.
Мне показалось, что меня ударили в живот. Кристиан снимал слои, показывая мне то, чего не должен был. Вещи, которые заставили меня ненавидеть его еще меньше, хотеть его еще больше. Помимо этого, вещи приводили меня в чертову ярость, пробуждая ненависть к этой мертвой девушке.
— Ты все еще любишь ее? — спросила я, пытаясь звучать ровно, чтобы не выдать отчаяния и ревности, которые испытывала.
Взгляд Кристиана был непреклонен.
— Нет.
Хотя я и ждала этого ответа, он все равно потряс меня. Единственное слово было таким твердым и лишенным эмоций, что я отшатнулась.
— Чтобы любить ее, я должен был походить на того человека, которым был в прошлом. — Он отвел свой взгляд от моего, вместо этого глядя в бокал с вином.
Большой жест с его стороны. Признак слабости. Признак того, что разговоры о ней все еще причиняли ему боль. О прошлом.
— Тот мальчик. Незнакомец, — сказал он, снова встретившись со мной глазами. Теперь они были твердыми, но уже слишком поздно. Он показал мне что-то мягкое внутри себя. — Ее память служит мне лишь напоминанием о том, что любовь может сделать в этом мире. Как ее можно использовать в качестве оружия.
И все же в его словах не было никаких эмоций. Ни печали, ни сожаления. Просто холодная решимость, от которой у меня по рукам побежали мурашки.
Мы больше не разговаривали. Я — потому что не хотела больше ничего знать об этой его сломанной части. Он — потому что вскрыл бы старые раны.
Мы молча выпили вино, и в конце концов я заснула, мучимая кошмарами о девушке, которая могла бы превратить Кристиана в хорошего человека.
Кристиан
Сиенна не проснулась, когда я встал с кровати.
Она вытянула руки, словно ища меня в пустом пространстве, ее лицо сморщилось, и низкий вздох сорвался с пухлых губ.
Я боялся просыпаться. Каждое гребаное утро. Просто смотрел на ее лицо в тусклом утреннем свете. Едва рассвело, но я почти не спал.
Как, черт возьми, я мог вспомнить Изабеллу в этой постели? Говорить о ней было все равно что ковырять зажившую рану.
Это быстро выходило из-под моего контроля.
Я выбрал Сиенну, потому что она была единственной женщиной за двадцать пять лет, которую смог бы терпеть в качестве своей жены. Которая подходила на роль моей королевы.
Но я никогда не ожидал, что у меня будут какие-то гребаные чувства к ней.
У меня не было чувств, они мертвы.
Похоронены вместе с девушкой, которую любил двадцать пять лет назад. Мои мысли вернулись назад, пока я наблюдал, как спит Сиенна, ворочаясь в постели, борясь даже во сне.
Священник бубнил какую-то чушь.
О гребаном рае.
Как будто он существовал.
Как будто Изабелла сидела на гребаных облаках, расчесывая волосы, с улыбкой на лице, наблюдая за нами.
Гребаная чушь собачья.
Единственная причина, по которой я не развернулся на пятках, не протолкнулся сквозь толпу и не убрался отсюда к чертовой матери, — мужчина, стоявший рядом со мной. Его рука крепко сжимала мое плечо, глаза были сухими и сосредоточенными на гробе. Единственным, кто рыдал, был Лоренцо, крепко прижавшийся к матери. Он не произнес ни слова с тех пор, как я его нашел. Ни единого гребаного слова.
И я начинал расстраиваться. Лоренцо был единственным человеком, который видел, кто это сделал. Который мог бы привести нас куда-нибудь. К мести. Моя кровь взывала к этому. Я убил многих за те дни, что прошли с тех пор, как я потерял Изабеллу. Мои пальцы были сердито-красными от того, сколько я тер их, чтобы вымыть.
