Димиров, блин. Знает, как мотивировать персонал.
– Пойдемте, я отдам, – торопливо предлагает Лариса и спешит в Катину мастерскую. – Я сразу вынесла. Извините…
– Это точно она? – спрашиваю строго.
– Вася, возьми, – слышится из-за спины голос маменьки. И тут же перед моим носом оказывается надушенный батистовый платок. – Отпечатки, – вздыхает мама. – Не наследи.
– Спасибо, – забираю тонкую тряпку и, свернув вчетверо, осторожно беру вещдок за горлышко. На дне еще плещутся остатки. И если на бутылке окажутся отпечатки пальцев обоих охранников и остатки клофелина на дне, то дело можно считать раскрытым.
– В Москве сразу к Ивану Яковлевичу обратись, – замечает мама со знанием дела. – Самый лучший судмедэксперт. Я ему позвоню. Он тебя примет.
– Спасибо, мам, – целую в завитую макушку.
– Вася, иди в баню, – отмахивается она, полковник полиции в отставке, следователь по особо важным. Горжусь невероятно. И люблю. Таких мам одна на миллион.
– Это хорошо, что я именно у тебя родиться надумал, – вздыхаю, пакуя бутылку в новый пакет. – Заберу с собой. А там как тесть решит… Это его война. Пусть выиграет.
– Я не знаю, что тут у вас произошло. Надеюсь, ты расскажешь, – смотрит на меня обожающе мама, – но если это на нашу Катю готовилось покушение, то это и твоя война, Вася. Ты нашел исполнителя. А кто ему помогал? И где заказчик?
– Этого гада я закрыл. В Эльчистане. А вот насчет исполнителей ты права. Наверняка, кто-то помогал иуде.
– Найди их всех, – напутствует меня мама.
– Обязательно, – киваю я, осматриваясь по сторонам. Не могу я ждать. Пусть картины эти дурацкие кто-то другой упакует. Там рядом с Катей отпетая гнусь ошивается…
– Панкратов, – рявкаю в трубку. – Ты вообще где?
– Около вашего номера жду, товарищ генерал! – рапортует мой водитель. Теперь уже бывший.
– Быстро шагай в первый, – велю я. – Упакуешь картины и привезешь их в Москву на моей машине. Ее все равно перегонять.
– Так точно, – тускло соглашается Панкратов. И войдя в апартаменты, просит виновато. – Разрешите обратиться, товарищ генерал.
– По дороге на аэродром расскажешь, – хмуро бросаю водителю. А сам наблюдаю за матерью. Она так и осталась в Катиной мастерской. Придирчиво рассматривает каждое из полотен и довольно улыбается.
– Ты женился на очень талантливой девушке, – восклицает она, когда я подхожу попрощаться.
– Я знаю, – улыбаюсь довольно и неожиданно вспоминаю как выгибалась девчонка в моих объятиях. Как закидывала мне ноги на плечи. Катя… Катюша моя.
– Я договорюсь с Ингой, если ты не против…
– Да ради бога, – развожу руками. И повернувшись к Панкратову, командую. – Все. Едем. Самолет ждать не будет.
И всю дорогу слушаю невнятный лепет своего бывшего бойца. Он оказывается Люду любит. А она его.
– Совет да любовь, – роняю, стараясь сдержаться и не рассмеяться в голос. Ну кто я такой, чтобы учить жить взрослого мужика. Что я ему, семейный психолог, что ли? – Только нам придется с тобой расстаться, – добавляю хмуро. Вот хороший же водитель был Панкратов. Нахер его к Людке понесло. Влюбился! Мать его ети…
– Почему, товарищ генерал? Я ничего не нарушал. В отпуске был. А что с вами в Эльчистан не поехал…
– Да при чем тут Эльчистан? – морщусь раздраженно. – Зря Люда мне вашего ребенка приписала. На фиг мне такие расклады? И моей жене будет неприятно все время рядом твою Люду видеть. Ей уже сообщили… Еле разгреб.
– Какой ребенок? Ничего не понимаю, – вздыхает Панкратов, останавливая машину. – Я хотел вас попросить с военной ипотекой помочь… А ребенок чей? Люда мне ничего не говорила…
– Хороший поворот, Леша, – ухмыляюсь я. – Давай сделаем так. Сейчас наша медицина творит чудеса. Облапошить тебя не удастся. А поэтому веди-ка ты завтра с утра свою милую на анализ. Пусть по крови определят срок беременности и твою к ней причастность.
– Да какая причастность, Василий Петрович?! – жалобно воет мой Панкратов. – Мы неделю назад как вместе спать начали… А до этого я и не знал, как подойти.
Твою ж мать, Люда! – усмехаюсь про себя. – Тебе так не терпится меня достать, что на моего водителя позарилась. Думала, привезет он тебя в часть, и мы заживем одной дружной семьей. Идиотка, блин…
– Едем уже, я на самолет опоздаю, – рявкаю я. – А ты выясни все, Леша. Вернее, завтра утром езжай в Москву. И пусть тебе эта ляля пришлет результаты анализов… Понял?
– Слушаюсь, товарищ генерал, – бодро заявляет мой Панкратов, включая зажигание. Снова выезжает на трассу и добавляет жалостливо. – Только вы меня никуда не переводите. Я же верой и правдой служу…
Глава 44
Катерина
Теплый солнечный вечер навевает тоску и грусть. Впервые в жизни я прикипела к мужчине и рассталась с ним.
– Ты влюбилась, – не спрашивает, а утверждает Настя. Вместе с ней и с Егоркой я валяюсь в детской на ворсистом зеленом ковре, больше напоминающем траву. По всему полотну вытканы какие-то зайцы и ослики, мишки и другая живность.
Мой маленький брат сидит между мной и матерью. Задумчиво собирает пирамидку. А потом надев последний круглый красный шар, хлопает в ладоши и ждет того же от нас.
Аплодируем радостно и Егорка начинает все сначала.
– Влюбилась, – признаюсь вытягиваю вверх руку. И тут же чувствую легкое пожатие Настиных пальцев.
– Я рада за тебя, систер, – шепчет она. – Теперь ты меня понимаешь…
– Теперь да, – с тяжким вздохом признаюсь честно. – А тогда… была готова убить вас обоих.
– Я тебя понимаю. Мой папа тоже корки мочил. Но они с мамой любят друг друга. И мы с Сашей тоже.
– И мы с Васей, – всхлипываю я.
– Кстати, – вдруг вспоминает о чем-то Настена. – Я сейчас! – подскакивает с места. И несется куда-то прочь из комнаты.
– Ты что-то забыла, систер? – кричу вслед.
– Саша просил тебе кое-что дать, – кричит она выбегая.
– Мама? – дует губки мой брат.
– Она сейчас придет, – объясняю, гладя малыша по животику и во все глаза смотрю на папину копию. Одно лицо. Даже хмурится так же.
– Ты мой хороший, – целую Егорку в макушку. – Но я себе такого же мальчишку хочу, – целую, обнимая ребенка. – Или дочку.
«Надо Василия Петровича напрячь», – улыбаюсь мысленно.
«Вась, ты уже выехал из «Сосен»?» – пишу мужу. От тоски щемит сердце.
«Так точно. В самолете уже сижу. Минут через десять взлетаем», – тут же приходит ответ.
«За тобой тачку прислать?» – спрашиваю, затаив дыхание. Хочется быть полезной любимому. Да и приедет быстрее.
«Не откажусь», – печатает муж и добавляет поцелуи и сердечки. Вот кто бы сказал, что генералы бывают романтичными, не поверила бы.
«Куда?»
Печатает адрес. И снова добавляет сердечки, тюльпанчики и розочки. Такой смешной.
– Ка-й-а-я-я, – лепечет малыш, прыгая на меня и утыкаясь носом мне в плечо. – Кай-я-я-я.
– Да ты же мой хороший, – обнимаю братца. – Хочу себе такого же, – заявляю, застывшей на пороге Настене.
– Ма-ма-ма, – тянет руки к матери малыш. И как только та опускается на ковер, быстро перебегает к ней.
– А как же я? – смеюсь, хватая за пухлую ножку.
– Себе заведи и тискай, – фыркает моя Макарова, прижимая ребенка к себе. – На вот, это тебе, – достает из кармана шифонового платья узкую упаковку. – Папа велел тебе отдать…
– Чей? – не понимаю я и во всю глазею на тест на беременность.
– Твой, ну не мой же, – хохочет Настя. – Давай, Димирова. Сделай его дедом.
– Ты думаешь? – охаю я, усаживаясь на подушки.
– Саша уверен, – пожимает плечами Настя. – Говорит, кто-то много плачет. Гормоны шалят.
– Божечки-кошечки, – закрываю руками алые щеки. – Ну как он догадался?
– Опыт не пропьешь, Кать, – улыбается мне Настя и добавляет, подначивая. – Не дрейфь, Димирова.
Лениво поднявшись, бреду к себе в комнату. Еле-еле переставляю ставшие ватными ноги. И сама не верю происходящему.
