Вечером мне позвонили с незнакомого номера и сообщили, что Ярослав не спал и был свидетелем сцены в палате, ему понравилось, что я пришла. И если я хочу, то могу проведать его еще раз, чтобы пообщаться без свидетелей.
* * *
Он слегка приподнимается и я подтягиваю подушку повыше, чтобы он мог принять более удобное положение полусидя. Пульс стучит в висках, я все время смотрю ему в глаза, пытаясь прочитать мысли. Что если он меня ненавидит? Презирает? Ассоциирует с болью?
Если бы мне не позвонили прошлым вечером, я бы не решилась прийти снова.
Что-то нужно сказать. Поблагодарить? Его глаза немного мутные, да и в общем он выглядит неважно: сильный отек на лице, губы синие, челюсти в прямом смысле намертво сцеплены шиной. Для закрепления эффекта подбородок зафиксирован пращей.
— Можно я просто посижу с тобой немного? — наконец, спрашиваю. Он выглядит удивленным, но кивает. Я пододвигаю табуретку ближе к изголовью, присаживаюсь. Это хорошо, потому что колени рядом с ним дрожат. Все это время я держу его за руку. Наверное, у него температура, он такой горячий… как солнышко.
— Может быть, позвать доктора?
Он отрицательно качает головой.
— Только скажи, и я мигом.
У него половина лица перебинтована, а глаза улыбаются. Они темные, почти черные, еще и зрачки расширенные, смотрю в них, словно в самую ночь.
Он одет в белую майку, лежит под одеялом. Палата отдельная, здесь даже уютно. Его отец какая-то шишка, которая может себе позволить купить лучшее лечение. Боже, его отец шишка, он мог бы отдыхать где-нибудь на Бали, а не устраивать стриптиз перед кучкой неадекватов.
Тем более с таким телом. Наверное, на этом самом Бали девушки устраивали бы состязания, чтобы самим перед ним раздеться.
Темные волосы на голове коротко подстрижены, кожа смуглая. Руки крепкие, я нащупываю мозоли на ладонях. А потом спохватываюсь:
— У тебя, наверное, есть девушка, — стараюсь, чтобы голос звучал шутливо: — Ей не понравится, что я трогаю тебя, — отпускаю его, отвожу глаза и прячу руки под коленями.
Он мешкает, потом раскрывает ладонь и ждет. Стреляет взглядом, дескать, верни как было. Жест требовательный, лежа в койке после ранения, он пытается командовать, и я невольно улыбаюсь этой просьбе-приказу. Нерешительно снова вкладываю свою ладонь в его горячую, немного влажную. Так и молчим, смотрим.
Все позади, мы в безопасности, но в глубине души, в той ее части, которая подчинена инстинктам, мы все еще вдвоем среди врагов и держимся друг за друга. Вернее, конечно, я за него.
Глава 5
Время тянется.
Понятия не имею, что говорить. Тем более, он не может пока ответить. Я даже не уверена, что Ярослав — это его настоящее имя, а не выбранное случайно для прикрытия.
Да нет, настоящее, конечно, его так все называли. И парень в маске с пауком, и Тодоров.
— Твоей маме бы не понравилось, что я здесь, — закидываю удочку. Сложно в одиночку вести разговор с посторонним человеком. Нет общих тем. Нет общих знакомых. Ничего нет, кроме благодарности и воспоминаний о самых страшных минутах в жизни.
В его глазах снова мелькает чертовщинка, он слегка сжимает мою руку и ведет большим пальцем по ладони. От этого простого жеста волоски на коже встают дыбом, моя спина прямая, словно я в корсете для коррекции осанки. Я продолжаю что-то говорить, чтобы заполнить паузу:
— Мне никто не хотел ничего рассказывать, но я так рыдала, что доктор сжалился. Я вообще довольно плаксивая, но в экстремальных ситуациях, оказывается, словно высыхаю. Девочки все плакали в ювелирке, — делаю паузу, он смотрит на меня. — У меня одной не было слез. Я честно пыталась выдавить из себя хотя бы одну, чтобы быть как все. Не получилось. А потом прорвало! Хирург заверил, что если операция пройдет успешно, — а она пройдет, я верю, — ты еще неделю полежишь здесь и выпишут. Потом еще дней восемь походишь с шиной, и ее тоже снимут. Дальше, конечно, диета, реабилитация, физио и упражнения. И все станет как было. Но ты, наверное, это и так знаешь.
Он утвердительно моргает.
— Я могу помочь с упражнениями. Я по профессии логопед. Детский, правда, но если ты захочешь… в смысле, мне бы хотелось что-то для тебя сделать.
Он слегка улыбается и кивает.
— Все обязательно будет хорошо. Я буду думать только о хорошем, сила мысли, молитва… во что ты веришь, то и буду делать.
Он сдерживает смех и делает жест, будто отмахивается. Дескать, что ты переживаешь, ерунда. Видел бы он себя со стороны. Безбашенный.
Ярослав чуть крепче сжимает мои пальцы, когда заходит врач с дежурной улыбкой.
— А кто у нас тут? Доброе утро! — смотрит в папку с бумагами, весело улыбается. — Как вы сегодня, Ярослав?
Переводит глаза на меня, намекая, что мне следует оставить их наедине.
— Если хочешь, я приеду завтра, — спрашиваю шепотом у бойца. Его глаза улыбаются и он слегка кивает. Я улыбаюсь в ответ, мне вдруг хочется наклониться и поцеловать его в лоб, но я так, разумеется, не делаю. Машу на прощанье и убегаю, ловя себя на мысли, что мне совсем не хочется уходить.
Слишком рано. В моем новом мире по-прежнему существует лишь два человека — я и он. Остальные — враги, жертвы или трусы. Наверное, мне нужна помощь психолога. Умом я это понимаю, но сердцем… сердцем мне нужен только этот человек. Рядом. Тогда безопасно.
Даже когда он лежит на кровати бледный и забинтованный, даже когда я вспоминаю слова его матери о том, что при следующей нашей встрече меня постигнет участь ее сына.
Глава 6
Катерина
Через несколько часов после операции Ярослав выглядит значительно лучше, чем накануне. Я ожидала, что он будет отходить от наркоза, но нет, обошлись местной анестезией. Вытерпел.
Для меня огромное удовольствие разглядывать его лицо, больше не бледное, как стена в коридоре. Отек спал, пращу с головы Ярослав снял сам. Когда его рот закрыт, совершенно незаметно, что он все еще с шиной.
Заглядываю в его палату, пряча за спиной цветы, он не реагирует, и я робко стучусь. Понятия не имею, уместно ли дарить мужчине букеты, но фрукты ему нельзя. По крайней мере, в целом виде. Медсестра шепнула, что пока только больничная еда, и я не стала тратить деньги впустую.
Он сидит на кровати в свежей темно-синей майке и в свободных спортивных штанах, смотрит в айпад.
Пальцы покалывает от острого дискомфорта и ощущения полной чужеродности происходящего.
Не стоит мне здесь быть. С ним.
Надо бежать…
Ярослав отрывается от экрана, видит меня и улыбается.
Вижу тепло в его глазах, как-то умудряюсь читать по ним. Это тепло окатывает с головы до ног, оно смывает последние страхи.
Он подбирается довольно резво, откладывает планшет, вытаскивает наушники из ушей. Эта поспешность очень приятна. Делает гостеприимный жест, дескать, заходи-располагайся.
Я закрываю за собой дверь и прохожу в палату.
Окно распахнуто настежь, утренний свежий воздух наполняет легкие. Слышно, как поют птицы. Больница окружена рядом высоченных деревьев, на которых нашли приют десятки пернатых созданий. Определенно точно, утро здесь начинается рано.
В палате очень светло, да и сам Ярослав выглядит посвежевшим. Догадываюсь, сумел добраться до душа самостоятельно и чувствует себя намного увереннее. Вчера на него было страшновато смотреть.
— Сиди, не вставай, — я останавливаю его движение. Сама ставлю цветы в вазу, набираю воды. — Не рано пришла?
Он пожимает плечами, показывает пальцем на планшет, а потом на стул рядом. Я присаживаюсь напротив него и жду, пока он печатает:
«Не рано, здесь всех будят в шесть, — читаю на экране. — В восемь уже провели остеосинтез. Половину лица все еще не чувствую. Давай знакомиться?»
Он хитро смотрит на меня, затем делает движение, чуть подаваясь вперед, как бы показывая, что готов увлечься беседой.
