— Ощущаешь свою ненужность? Или у тебя кто-то есть? — спросил Захар и только потом подумал о том, как это глупо. У нее могли быть муж, дети или даже внуки. Нет, голос неОли звучал довольно молодо, но ведь это ни черта не означало. — Тебе сколько лет вообще? — добавил поспешно.
— Двадцать четыре! — выпалила девица. — Но вы не должны… Вас это не касается.
Двадцать четыре. Дите совсем. Может, потому и старается. Бомжей, вон, вроде него, спасает. Захар скосил взгляд на расстилающийся под ногами город.
— А вам?
— Я уже старый и потасканный. Так расскажи мне, неОля, что заставило девушку твоего возраста дежурить в День влюбленных на горячей линии для психов? Твой парень не обидится?
— Нет.
— Нет — не обидится?
— Нет у меня парня! Хотя это не ваше дело. И линия эта не для психов.
— А для кого?
— Для всех, кому нужно выговориться.
— Ну, что ж… Тогда давай поговорим.
Глава 3
— О чем же вы хотите поговорить?
— Да пофигу. О чем угодно. Например, я бы с интересом послушал, что заставило молодую двадцатичетырёхлетнюю девочку работать в День влюбленных?
— Я не девочка! — возразила Варя, а потом, осознав двусмысленность фразы, с ужасом замолкла и захлопнула ладонью рот. Если так будет продолжаться и дальше — ей придется крепко задуматься о смене рода деятельности. Ну, нельзя в ее случае… нельзя ляпать что-то бездумно. Она и не ляпала. По крайней мере, до этих пор. Варя только в разговорах с Захаром Ивановичем давала маху. Уж больно его голос сбивал с толку. Она так странно на него реагировала, что это было даже пугающе. В первый раз еще могло показаться, но во второй — вряд ли. Варя скосила взгляд на свою лежащую поверх журнала руку. Кожа вся сплошь в пупырышках. Вот же черт!
В ответ на ее промах Захар Иванович тихо хохотнул. Этот смешок тоже был такой… колючий, что ли? Будто он вовсе разучился смеяться, а она вернула ему эту способность. Варя поежилась и взволнованно облизала губы.
— Мы не должны говорить обо мне, — заметила твердо.
— О чем же нам говорить?
— О том, что вас беспокоит.
Варя поудобнее устроилась на диване. Откинула голову на подлокотник. После небывалого снегопада случилась оттепель. Крыша начала подтекать, отчего желто-коричневые пятна на потолке вновь поменяли свои очертания. Раньше Варя могла в них разглядеть медведицу с медвежонком, а теперь в контурах пятен угадывался одногорбый растолстевший верблюд.
— Это неинтересно.
— Почему? Очень даже. К тому же до тех пор, пока мы это не выясним, я не смогу вам помочь.
— Ты? Помочь? Мне?
— Я! Вы же для этого мне звоните?
— Вот! Видишь, ты уже понимаешь, что я звоню именно тебе.
С ноги, которой она нервно покачивала, слетела домашняя тапочка и шмякнулась на пол. Варя вскочила. Чуть не выронила трубку из руки, взволнованная просто до предела. Неужели он действительно признался, что звонит ей? Нет, конечно, с Варей такое случалось и раньше. У нее были постоянные клиенты, просьбам которых у них в центре пошли навстречу — неходячий ветеран, подросток с кризисом ориентации, и Мира — депрессивная алкоголичка. Но ведь это — совсем другое! А почему, Варя даже себе боялась признаться. Может быть потому, что Захар Иванович не был ни подростком, ни ветераном, ни алкоголиком. Он был мужчиной с красивым голосом, который ее взволновал. И это, конечно, дикая глупость, это ошибка, но… Как остановить чертовы мурашки? Как, скажите!
— Захар Иванович, я буду вынуждена отключиться, если вы продолжите в том же духе.
— Даже если я после этого самоубьюсь?
— Мы оба знаем, что вы этого не сделаете. Так о чем бы вы хотели поговорить?
— Я непременно должен ныть о каких-то проблемах?
— Можно не ныть, а просто рассказать о том, что вас больше всего волнует в данный момент. Зачем-то же вы позвонили.
— Хочешь правду?
— Только зная правду, я смогу вам помочь, — в который раз повторила Варя.
— Ну, смотри. Сама напросилась. Так вот, мне просто хотелось поговорить с таким же неудачником, как я сам.
— И вы решили, что я — неудачница?
— Тогда я еще не был в этом уверен, а сейчас — да.
Варя нахмурилась. Села. Нащупала ногой злосчастную тапку. В ночную смену она могла себе позволить некоторые вольности. Подаренные мамой тапочки на овечьем меху — одна из них.
В трубке вновь зашипела сигарета.
— И почему же вы так решили?
Захар Иванович в очередной раз сумел вывести Варю из себя, но, к счастью, она отлично владела голосом.
— Тебе всего двадцать четыре. А ты одна в День влюбленных дежуришь на горячей линии для психов. Что может быть хуже?
— Хуже, чем помогать другим, вы это имеете в виду? Я вам скажу. Гораздо хуже — очерстветь.
Захар Иванович глубоко затянулся.
— Хм. Ты права. Извини. Мудак я последний. У самого дерьмовое настроение, вот и решил испортить его кому-то еще.
— Это нормально, — вздохнула Варя.
— Серьезно?
— Да. Обычная человеческая реакция. С возрастом люди становятся циничнее.
— И сколько же, ты думаешь, мне лет? — закашлялся Захар Иванович.
— Не знаю. А это важно?
— Это ты мне ответь. Важно — нет. Вот, скажем, подкатил бы к тебе сорокалетний потрепанный жизнью мужик, ты бы как отреагировала?
Варя замолчала. Их разговор опять уходил куда-то не туда. Как бы она отреагировала? Как… В минуты отчаяния ей вообще иной раз казалось, что она согласилась бы на любого! Только бы кто-то был. Рядом. Только бы не одной. Чем дольше длилось ее одиночество, тем ниже падала планка требований к мужчине. Когда ей было пять, Варя мечтала о принце из сказки.
— Не знаю, — шепнула она, — я об этом не задумывалась. Захар Иванович…
— Что?
— Вы бы рассказали мне, что у вас случилось. Знаю, вы невысокого мнения о моей квалификации, но поверьте, я смогу вам помочь. Но для этого мне нужны хоть какие-то вводные данные. Как все началось?
— Что именно?
— Когда вы впервые задумались о самоубийстве?
— Когда понял, что жизнь не имеет смысла. — Ну, вот! Вот они и сдвинулись с мертвой точки. Варя подошла к окну, села на подоконник, разглядывая редких прохожих. — Думаешь, я того, совсем ку-ку?
— А что, вы в этом сомневаетесь? — усмехнулась Варя. — Поверьте, здоровые люди сюда не звонят. Психически стабильные благополучные люди вообще не задаются вопросами о смысле жизни.
— А я-то думал, что такие вопросы как раз, напротив, свидетельствуют о моей психической зрелости.
— Вынуждена вас разочаровать. Психически зрелые люди ничего не анализируют. Не рефлексируют. Они просто живут, понимаете? Наслаждаясь эмоциональной стороной своего бытия.
— А если нечем наслаждаться? Если вообще не за что ухватиться?
— Так не бывает, чтобы вообще не за что было. Нужно внимательнее присмотреться.
— Присмотреться? Ну-ну! — усмехнулся Захар Иванович. — А ты сама-то насколько счастлива?
— Я счастлива очень! У меня есть мама, есть любимое дело, даже два… Есть подруги. Вот у вас ведь наверняка тоже кто-то есть. Друзья?
— Был один. С самого детства с ним вместе таскались. В универ поступили один, бизнес замутили…
— Институт? Бизнес? — удивилась Варя, хотя, конечно, не должна была перебивать. Но Захар Иванович оказался совсем не так прост, как она себе думала, и оно само собой вырвалось.
— Да было дело. А ты что думаешь, все бомжи бомжами родились?
— Нет! Конечно, нет. Извините, что я вас перебила. Продолжайте, пожалуйста.
— А че продолжать-то? Был друг — да сплыл.
— Вы что-то в бизнесе, наверное, не поделили?
Варя принялась судорожно соображать, сопоставлять даты. Она слышала, что в девяностые партнеры то и дело друг друга кидали, но если Захару Иванычу всего сорок, бизнес он начал уже в нулевых… Или нет? Да какая разница!
Варя попыталась его представить. Успешным, молодым. Наверное, у него была совершенно удивительная жизнь. Почему она решила, что может ему помочь? Что она вообще знает об этой жизни?!
