Его доводы казались мне неубедительными, и я обиженно отвела взгляд.
— Это всего лишь лукум, — не сдавался он. — Хочешь, я прикажу, чтобы во всём дворце его подавали только тебе? — спросил он, обнимая меня за талию и притягивая ближе.
Я почти прикасалась к нему грудью и ощущала тепло его дыхания на своей коже.
— Хочу, чтобы ты угощал им только меня, — поставила условие. — А остальные могут есть этот лукум в одиночестве.
Он улыбнулся и легонько коснулся губами моего лба.
— Хочешь, чтобы я уделял внимание только тебе? — спросил он полушёпотом и продолжил осыпать моё лицо поцелуями.
Я кивнула и с замиранием ждала ответа.
— Но я и так, кроме тебя, больше никого не вижу. Ты ослепила меня, Мелек. Околдовала. И нет мне покоя, — шептал он. — И днём, и ночью думаю только о тебе. Я не мог дождаться вечера, потому пришёл в гарем утром.
— Правда? — спросила я, ощущая, как вместо обиды мною овладевает нежность.
— Чистая правда, — подтвердил он. — Клянусь всем лукумом мира, — добавил он смеясь. — Скажи мне, о прекрасная Мелек, ждёшь ли ты вечера с таким же трепетом, как и я?
Мне было и стыдно, и страшно произнести это вслух, поэтому я вновь ответила едва заметным кивком.
— Тогда эта ночь будет только нашей, — пообещал он.
— А следующая? — спросила, лукаво улыбаясь.
— И следующая. И все, что после.
Он оставил меня в сладостном предвкушении. Ни злые взгляды, ни колкости других наложниц не смогли испортить этот день.
Глава 6
Я с нетерпением ждала вечера и с радостью позволила служанкам ухаживать за моей кожей и завивать волосы.
Когда дворец наконец погрузился в сумерки, вместо откровенного платья мне принесли шёлковый халат и накинули его на голое тело. Ощущать прикосновения холодной и гладкой ткани было одновременно стыдно и волнительно. По телу пробежала томительная дрожь.
К падишаху меня вела пожилая наставница. На этот раз её лицо уже не было таким суровым — видимо, моё взволнованное состояние заставило её смягчиться.
Вместо того чтобы углубиться во дворец, наставница вывела меня из гарема в сад и направилась к купальне.
— Его величество велел завязать тебе глаза, — сказала она, когда мы остановились у колышущихся на ветру штор, закрывающих вход в купальную.
Хотя мне и было боязно соглашаться на подобное, я послушно прикрыла глаза и позволила надеть на себя повязку. Моё сердце забилось чаще, все ощущения обострились. Я чувствовала каждым сантиметром своего тела, как тонкая ткань скользит по коже во время движения, колышется и открывает самые потаённые места лёгкому южному ветру.
Наставница вела меня под руку, и я надеялась, что она не чувствует моей дрожи.
— Ангел мой, — услышала я голос Селима.
Приподняла ладонь, желая коснуться его. Но вместо объятий он подхватил меня на руки и уложил на что-то мягкое, напоминающее небольшие подушки. Когда шаги наставницы стихли, я попросила:
— Сними с меня повязку, Селим. Я хочу видеть тебя.
— Потерпи, мой ангел, — ответил он, нежно гладя меня по щеке.
Во мне боролись два чувства: страх оказаться беспомощной и лишающее здравомыслия влечение. Я не понимала, какое из них было сильнее. Стоило ли мне так легкомысленно вверять себя другому человеку? Буду ли я жалеть, если оттолкну его сейчас?
Пока я замерла в нерешительности, Селим, покрывая мою шею поцелуями, потянул завязки моего халата, распахивая его и осторожно снимая. Я лежала перед ним беззащитная и нагая и даже не видела его лица.
— Не бойся, моя Мелек, — прошептал он, проводя пальцем по моим губам.
После его прикосновения на них осталось что-то тягучее. Я коснулась губ языком и ощутила вкус сладкого и ароматного мёда.
— Оставь и мне немного, — сказал Селим, целуя меня в губы и деля на двоих эту медовую сладость.
Дрожащими руками я обхватила его за плечи, притягивая ближе. Я не видела его, но чувствовала. Селим был без рубашки. Его мускулистая грудь коснулась моей, мягкой и одновременно напряжённой, с набухшими от возбуждения сосками. Я вздрогнула, едва сдерживая стон.
Селим отстранился, оставляя меня лежать на подушках. Мне хотелось потребовать, приказать ему вернуться. И когда я уже собиралась это сделать, тягучая капля мёда упала на мою грудь. Потом ещё одна. Вслед за ними кожи коснулось что-то твёрдое и ребристое, похожее на пест, с помощью которого десерты поливают мёдом.
Он скользнул вниз, к соску, растирая вокруг него тягучий нектар и заставляя меня дрожать. Медленно двигаясь по кругу, он задевал набухший сосок снова и снова. Удовольствие, граничащее с болью. Такого мне не приходилось ощущать прежде.
Когда я уже собиралась просить пощады, вместо холодного и твёрдого песта, моей груди коснулся горячий язык Селима. Я выгнулась ему навстречу, запуская пальцы в его жёсткие волосы, хватаясь так, будто боялась, что он оставит меня, нагую и беззащитную, одну в этой купальне. Исчезнет.
— О ангел, — выдохнул он, скользя рукой к моему пульсирующему клитору.
Я двинулась бёдрами ему навстречу, раскрывая ноги.
Губы Селима оставили мою грудь и спустились ниже, покрывая поцелуями дрожащий от желания живот, приближаясь к лобку. Я замерла, не веря, что он пойдёт на это.
Да, он накрыл губами клитор, и я содрогнулась, испытывая невиданное прежде волнение. Его язык начал двигаться, и я стонала и изгибалась ему в такт, не в силах оставаться на месте. Перед завязанным глазами вспыхивали и гасли звёзды. Но мне было мало. Я хотела большего.
— Не так, — взмолилась, отводя бёдра назад. — Хочу тебя, — выдохнула в отчаянии.
— А я тебя, мой ангел, — прошептал он в ответ. Горячий и твёрдый, он упёрся в требующий ласки вход.
Селим толкнулся вперёд, и внизу всё сладостно сжалось.
— Да, — простонала, обхватывая его ногами и стягивая с глаз повязку.
Наши взгляды встретились. В глазах Селима полыхала страсть.
Его поначалу медленные движения, плавящие моё тело, распаляющие его и превращающие в податливый пластилин, стали резче и глубже. Я цеплялась за его плечи руками, кусала их и стонала. Мой бесстыдный, полный страсти и желания голос отдавался от стен купальни. С каждым толчком, в моём теле нарастала лёгкость.
Селим вжал меня в подушки. Несколько глубоких и резких движений — моё тело свела сладкая судорога. Звёздное небо над нами дрогнуло и погасло.
Я потеряла сознание.
Темнота сменилась ярким светом, не дневным, а искусственным. Рядом — чьи-то голоса, подо мной — холодный кафельный пол.
Мне было страшно открывать глаза. Я сделала глубокий вдох и, щурясь, посмотрела вверх, на ряды электрических ламп. Осознание, что моё видение закончилось, оставило в душе пустоту и горечь. Я закрыла глаза, не желая смотреть на однотонные и скучные стены спа-центра, в который пришла с Жанкой.
— Не притворяйся, подруга, — сказала она. — Я видела, что ты очнулась.
Едва сдерживая слёзы, я взглянула на её обеспокоенное лицо.
— О, — воскликнула она, — и этот в себя пришёл. Хорошо ты его приложила. Что ж ты сигаешь в бассейн не глядя?
Я подскочила, чтобы посмотреть на «этого», и ахнула. На кафеле рядом со мной лежал падишах. Ну, или почти падишах… Потому что вряд ли во дворце носили современные нейлоновые плавки. Я склонилась, всматриваясь в удивлённое лицо мужчины.
— Точно ангел, — сказал он, качая головой. — Ты когда летела ко мне, у меня чуть сердце от радости остановилось.
Они даже разговаривали похоже.
— Кто вы? — спросила, надеясь услышать знакомое имя.
— Селим, — ответил он. — На нашем языке это означает…
— Хранимый небесами, — закончила за него.
— Именно, — подтвердил пострадавший от моего прыжка. — У меня дома есть свежайшая пахлава, — сказал он неожиданно. — Недавно привёз из Турции. Я хочу угостить тебя, о прекрасный ангел.
Я замерла, понимая, что надо бы отказаться. Я больше не во дворце и это вовсе не падишах. Но от воспоминаний о страсти, которую я испытывала в видении, низ живота сладостно свело.
