— Почему не полностью идеальными? — Вновь перебила я своего собеседника, ведь он второй раз делает на этом уточнение.
— Потому что идеальных не существует, маленькая мисс, — и снова его добрая улыбка, от которой мне стало чуточку спокойнее.
— Мне кажется, существует, просто у каждого человека есть свой определённый типаж идеала, и вполне возможно, если в реальности он не существует изначально, то что-то или кто-то может им стать спустя время или обстоятельства, — неожиданно даже для себя выпалила я и тут же замолчала. Впервые мне захотелось поделиться своими мыслями с кем-то малознакомым.
Удивление застыло на лице Кристофера — он явно не ожидал услышать в ответ что-то подобное. Остановился, чтобы вновь заглянуть своей пронзающей душу синевой в мои глаза. Медленно склонил голову в бок и усмехнулся, после чего прикусил нижнюю губу.
— Да, ты определённо очень умна для своих лет, сказать честно, изначально недооценил тебя по достоинству. Впрочем, твои размышления являются концепцией «Кукольного Дома».
Я только сейчас понимаю, что мы остановились у двери, которая отличалась от остальных отсутствием серебряной таблички с номером, а также она была не белого, а бордового цвета. Юноша открывает её и жестом руки приглашает зайти внутрь. Оказавшись в помещении, я отметила, что оно немного меньше пространством, нежели моя комната. Стены выкрашены в светло-коричневые тона, прямо по середине расположилась больших размеров ванна, перед ней — белоснежный коврик, на вид мягче, чем те, что украшают полы в коридоре, большое зеркало, в полный рост, находилось у одной из стен, и совсем недалеко стоял небольшой пустой столик. И всё. Целая комната практически для одной большой ванны. С ума сойти, так действительно живут люди?
— Спасибо.
Вновь раздался голос Кристофера, и я обернулась всем телом на звук. Служанка, судя по её форме горничной, принесла пару полотенец, мочалку, столько же небольших бутылочек с жидкостью и, по всей видимости, сменную одежду и передала это всё ему в руки. Сделав еле заметный поклон, девушка удалилась, а мой знакомый уже положил все принесённые ею вещи на тот самый столик и снова посмотрел на меня.
— Прими ванну, а потом иди в свою комнату отдыхать, хорошо? Надеюсь, ты запомнила дорогу. Завтра будет достаточно трудный день, первые уроки. Возможно, сможешь узнать что-то новое для себя. Удачи, маленькая мисс.
— Кристофер, подожди! — Он уже дошёл до дверного проёма, как я смущённо решила его всё-таки остановить. — Эм… ты не мог бы мне помочь, пожалуйста?
Я начала нервно перебирать пальцы рук между собой, когда он несколько секунд просто продолжал молча, статуей на месте стоять спиной ко мне. Наконец-то обернувшись лицом, хореограф с неким непониманием взглянул в мою сторону.
— Помочь… помыться?
— Да… то есть… — Я уже чувствовала, как начали гореть от стыда щёки, поэтому опустила глаза на пол, чтобы не видеть чужой реакции. Вдруг покажусь ему совсем глупой. — Просто зачем так много вещей для… этого? Я немного в растерянности.
— Вот оно что. А как же ты тогда мылась раньше? — В одно мгновение юноша оказался рядом со мной и немного наклонился, чтобы вновь заглянуть в глаза. Едва коснулся костяшкой указательного пальца моего подбородка, и я приподняла голову, уже не скрывая ни своего лица, ни смущения.
— Ну… у меня было мыло. Такое твёрдое, небольшое, коричневое… — от волнения я стала жестикулировать руками, словно описываемый предмет сейчас находился прямо в моих руках. Какой стыд. Словно маленький ребёнок, которого застали врасплох, — и всё.
— Хм, вот как, — Кристофер вопросительно изогнул бровь, а после полностью выпрямился. — Я думал, дела обстоят ещё куда хуже. Хорошо, маленькая мисс, я помогу тебе, но ты просто должна не сопротивляться мне, хорошо? — Его ладони оказались на моих плечах. — Я не причиню тебе вреда. Ты можешь мне доверять, помнишь? — И сделал едва заметный кивок, который я неуверенно повторила через секунду. — Хорошо, а пока раздевайся.
Сердце в одночасье сжалось, а потом сразу же пустилось вскачь в бешеном ритме. Раздеваться? Вот так просто? При малознакомом мужчине? Что за немыслимая просьба! Волнение, смущение, страх — всё смешалось внутри, заставляя каменеть, тело отказывается двигаться, кроме как поднимать и опускать грудь от глубокого дыхания и слегка дрожать от ощущения неизвестности. Юноша уже снял свой пиджак и аккуратно положил на стол рядом со всеми остальными вещами, начал закатывать рукава белой рубашки до локтя и смотреть на меня, ожидая, когда я уже приступлю к осуществлению его просьбы.
— Всё в порядке? — он наблюдал, повернувшись телом в пол-оборота.
— Я имела в виду, ты можешь просто объяснить мне, для чего нужна та или иная вещь, а не… — глубокий вдох и судорожный выдох, — в прямом смысле мыть меня. Это, кажется, как-то… слишком, — честно проговорила я тихим и высоким от мандража голосом.
— Не переживай, маленькая мисс, здесь тебя научат относиться к своему телу проще и не смущаться быть нагой, — странно, но его тёплая улыбка действовала на меня как успокоительное. — Относиться к нему, как к обычной вещи, которую также не постыдно показывать. Конечно, излишне увлекаться этим не нужно, но тебя просто не должен смущать тот факт, что при необходимости тебе придётся оказаться обнажённой перед мужчиной — это абсолютно естественно.
— Это… достаточно тяжело, — начала я глубже дышать, дабы нормализовать сердечный ритм. — Даже слишком.
— Понимаю. Но со временем ты привыкнешь, вот увидишь, — он медленно сделал пару шагов ко мне и сложил руки на груди, тон переменился на более серьёзный. — В «Кукольном Доме», конечно, есть альтернативная практика, помогающая бороться с данной проблемой, но, поверь, до неё действительно не стоит доводить дело. Поэтому позволь мне помочь тебе сделать первый шаг к принятию себя, — голосу вернулась прежняя успокаивающая ласка. — Даю слово, что не сделаю ни одного действия против твоей воли. Так что будь умницей и выполни сказанною мной ранее просьбу.
В молчаливом согласии я быстро залезла в ванну, повернувшись к Кристоферу спиной. Наверное, он прав. Раз я оказалась в таком месте, то должна идти по должному пути к правильному поведению и новому восприятию своей личности. Ведь я даже не могу предположить, какой ужас случится, если я начну протестовать и показывать характер — история может развернуться по самому кошмарному варианту событий. Сделав решительный глубокий вдох и шумный выдох, я взялась за край тех лохмотьев, что висели на плечах, словно платье из-под грязного серого мешка, медленно потянула ткань вверх и, когда она уже совсем не касалась кожи моего тела, скинула куда-то на пол, тут же прикрыв ладонями грудь, скрестив ноги и сильно зажмурившись от новой волны страха и стыда. Мы вместе молча стояли всего несколько секунд, а казалось, будто целая вечность проскользнула между нами. Затем я почувствовала нежное и аккуратное, но чуть ли не обжигающее теплом прикосновение чужой ладони к лопаткам, которая медленно заскользила вниз по коже, остановившись на пояснице.
— Это сделала твоя мать? — Осторожный вопрос, и только спустя мгновение понимаю, что он спрашивает о моих ссадинах и синяках.
— Да, — еле слышно отвечаю я, боясь признаваться в этом.
— Повернись ко мне.
Кристофер говорит это с такой нежностью в голосе, будто не просит, а умоляет — как тянется к запуганному зверьку, дабы помочь. И я переминаюсь с ноги на ногу, исполняя его просьбу. Когда оказываюсь лицом к юноше, то отвожу голову в сторону и смотрю в стену, куда угодно, только бы не поймать его взгляда и не оцепенеть окончательно. Мне кажется, от моего бешеного сердцебиения уже заметно содрогается кожа груди, на щеках сгорают бутоны смущения. Он ласково берёт меня за оба запястья, но я не тороплюсь их разводить.
— Не бойся, я не обижу тебя, обещаю. Это исключительно тебе во благо, помнишь?
Всё же делаю усилие над собой и поворачиваю голову, тут же встречаясь с двумя умиротворёнными синими океанами. Несколько секунд мы просто неотрывно смотрим друг на друга. Казалось, в его взгляде собрались всё спокойствие и нежность этого мира. И ещё… сожаление. Он будто безмолвно уверял, что всё плохое теперь позади. Но позади ли? Затем Кристофер наконец медленно разводит мои руки в стороны, разглядывает с ног до головы, и его лицо искажает гримаса боли, словно в то же мгновение он почувствовал последнюю на самом себе. Засохшие корочки крови на царапинах покрывала грязь, но синяки ей так хорошо скрыть не удалось — они отчётливо выделялись различными пятнами палитры красок на бледном теле. Тёплые подушечки пальцев аккуратно, почти невесомо, изучают повреждённую кожу, и мне отчего-то становится жарко, температура тела словно резко возросла на несколько градусов.
