Глава
4
Брэндон
“Sucker for Pain” — Lil’ Wayne and Wiz Khalifa
Его тяжелый кулак бьет в мою челюсть, и я улыбаюсь, наслаждаясь взрывом боли. Сплевываю кровь на пол и медленно поднимаю взгляд на противника. Пот стекает по его лбу, пока он подпрыгивает на носках. Он усмехается ликующей толпе, после чего снова набрасывается на меня, и с каждым его неуклюжим шагом мое настроение поднимается. Он делает выпад, но мое терпение кончилось. Я пригибаюсь, а затем бью его кулаком по лицу. И он тяжело падает, ударяясь головой о залитый кровью бетон. Толпа восторженно ревет.
Я закрываю глаза, моя грудь вздымается, пока я стою в попытках сдержать ярость, пульсирующую в каждой мышце. Наконец, открыв глаза, я поворачиваюсь к веревкам в готовности покинуть ринг. И там, среди здоровенных мужчин, я вижу женщину. Ее платье слишком красиво для "Дыры", и она выделяется всем своим видом, словно белая ворона. Я все еще в сомнениях, пока мой взгляд скользит по миниатюрным изгибам ее фигуры, которая, должно быть, феноменально выглядит обнаженной. Длинные шоколадные волны волос падают ей на плечи, и когда, наконец, вижу ее лицо, я замираю. Поппи. Поппи здесь. Она бледна, словно только что увидела привидение. И в каком-то смысле так и есть.
Моя грудь сжимается, а сердце бешено колотится: его жалкие ошметки безнадежно пытаются собраться вместе. Ее серые глаза встречаются с моими, и в моей голове мелькают тысячи воспоминаний, каждое из которых вращается вокруг Коннора.
И это больно. Это так чертовски больно. Она с тем же успехом могла бы облить меня бензином и поджечь, потому что я не хочу этого. Ничего этого я не хочу.
Кто-то движется передо мной, загораживая ее, и я втягиваю в легкие воздух, будто поднявшись из недр очень глубокой и темной черной дыры. Я проскальзываю между веревками и продвигаюсь через переполненную комнату, пока не распахиваю дверь, ведущую в коридор. Дверь захлопывается за моей спиной, заглушая рев толпы. Единственный звук, который я могу различить в настоящий момент, — это неистовое биение моего пульса, стучащее набатом в ушах. Я упираюсь спиной в стену и провожу рукой по волосам. Как, черт возьми, она меня нашла?
Металлическая дверь внезапно распахивается, с силой ударяясь о бетонную стену. Я продолжаю смотреть прямо перед собой, пытаясь уклониться от неизбежной катастрофы.
— Брэндон Патрик О'Кифф! — ее голос раздается эхом по коридору, и я втягиваю воздух сквозь зубы. Прижимаюсь лбом к стене и медленно вдыхаю. Я не могу так с ней поступить.
Ее каблуки цокают по бетонному полу и останавливаются прямо передо мной. Такой знакомый, сладкий запах ее духов почти сбивает меня с ног. Я не смотрю на нее. В попытках притвориться, что, если останусь так стоять, возможно, она уйдет. Я могу справиться лишь с несколькими вещами. И этот список довольно ограничен: бои, секс и алкоголь.
— Брэндон! — она тыкает меня в грудь, и я инстинктивно отталкиваю ее руку. Окрываю глаза и встречаю ее удивленный взгляд.
— Ты… — она глубоко вздыхает и в следующий момент дает мне звонкую пощечину, которая звучно отдается от стен и оставляет жжение. — Я думала, ты мертв!
— Как видишь, это не так, — я сдерживаю голос и фиксирую взгляд на стене позади нее, прямо над ее головой.
— Почему ты не позвонил мне? Не сказал, что ты порядке? Почему, Брэндон?
Почему? Такой простой вопрос, и все же на него нет ответа, потому что у меня нет причины кроме той, что я просто не хотел. Не хотел видеть ее.
— Ты должна уйти, Поппи, — холодно говорю я, изображая безразличие, которое хотел бы чувствовать, но правда в том, что каждое мгновение, пока я стою здесь с ней, ощущается словно какая-то извращенная пытка.
— Я не уйду, — шепчет она.
Я ничего не говорю в ответ. Просто стою, опустив голову и потирая ладонью пульсирующую щеку. Поппи обхватывает руками мое лицо.
— Посмотри на меня, — произносит она, и ее голос сочится ненавистью. — Посмотри на меня, черт возьми.
И я смотрю. Под ее глазами залегли темные круги, которые словно навсегда оставили отпечаток на ее коже. Ее лицо осунулось от потери веса, а волосы потускнели. Как будто все, что делало Поппи собой, засохло и умерло, исчезло. Коннор бы перевернулся в своем долбанном гробу. Я обещал ему, что если с ним что-нибудь случится, я позабочусь о ней, но я даже о себе не могу позаботиться. Парень, который дал ему это обещание… что ж, его давно нет.
Глаза Поппи наполнены слезами.
— За что ты причинил мне такую боль? — спрашивает она. — Я потеряла его. Я его потеряла…
И ее прорывает. Слезы текут по ее фарфоровой коже. Ее красные губы дрожат, когда она пытается сдержать всхлип.
— Ты бросил меня, когда у меня больше никого не осталось. И я знала это… — она качает головой. — Я чувствовала, что ты жив, и искала тебя.
Она делает быстрый вдох, и ее глаза внезапно вспыхивают гневом.
— Люди все время умирают от разбитого сердца, понимаешь, Брэндон? Они умирают, и мое сердце, черт возьми, разорвано в клочья.
Меня поглощает чувство вины, но я не могу ненавидеть себя еще сильнее, чем уже ненавижу. Если бы я был лучшим человеком, чем есть, я бы взял на себя ее горе, но факт в том, что я потерял его. И я не могу преодолеть собственное горе. Оно слишком велико, слишком всепоглощающе. Я тону в нем, медленно сгибаясь и рассыпаясь под его весом, поэтому я просто не могу взвалить на себя ее скорбь.
Она хватает мой подбородок и дергает вверх, заставляя снова посмотреть на нее.
— Скажи, — ее хватка становится жестче, а глаза полыхают, — скажи мне что-нибудь!
— Тебе не следовало приходить, — говорю я и обхожу ее, открывая дверь в загаженную кладовку, чтобы переодеться.
— Что? Мне не следовало…
Ее каблуки стучат по полу. Она хватает меня за плечо, но я не оборачиваюсь. Я стою к ней спиной, стягивая с себя шорты.
— Что бы ты здесь ни искала, — я пожимаю плечами, — ты этого не найдешь.
— Брэндон, мне нужно знать, что произошло.
Я замираю и делаю глубокий вдох, задерживая дыхание, прежде чем медленно выдохнуть.
— Он умер. Я нет.
И разве это не горькая правда моей жизни… заключенная в четырех словах?
— Почему ты оставил его? — выдыхает она.
— Я… — слова застревают у меня в горле, и мне хочется орать. И вколачивать во что-нибудь кулаки, пока не собью костяшки пальцев в кровь, а затем заливать в себя виски в попытке выключить собственный разум хотя бы на секунду.
— Он был мертв, — говорю я, задыхаясь. — И я оставил его, потому что больше ничего не было. Лишь тела, — я натягиваю трико и оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее. — Прости за Коннора.
— Прости? — ее голос надламывается. — Это все, что я получу? Прости? — она опускает взгляд в пол и нервно поправляет бретельку на платье. — Тогда почему ты бросил меня?
— Я не мог посмотреть назад. Как я и сказал, не осталось ничего, кроме тел.
Нахмурившись, она берет меня за руку и проводит пальцем по моим сбитым костяшкам, и я замечаю изношенную фенечку, все еще обернутую вокруг ее запястья.
— Нет, я все еще здесь.
— Ну, а я нет, — слегка улыбаюсь ей и убираю руку. Она должна знать, что я не могу быть ее искуплением. Это не та часть, где мы помогаем друг другу. Мне никто не сможет помочь.
Я закидываю сумку на плечо и выхожу в дверь, не оглядываясь.
Убегаю. Всегда убегаю.
***
Какого черта она здесь появилась? Ну, и что теперь? Теперь она знает, что я жив, и знает, какой я долбаный сукин сын. Чем это может кому-нибудь помочь, и тем более ей? Если честно, я тысячу раз думал о том, чтобы связаться с ней, но просто не мог. Я не мог видеть отражение своей боли в ней. Я знал, что не смогу смотреть на нее и не видеть все то, что мы потеряли. И я знаю, что этим поступком подвел Коннора самым худшим образом, потому что он любил эту девушку больше самой жизни. Улыбаясь, я вспоминаю, как мы впервые увидели ее. Даже в десять лет Поппи уже была Поппи. Эту девушку просто невозможно было игнорировать, как бы вы ни старались.
