– Нам, знаете ли, все равно, кого сажать.
Меня заперли в похожий на предбанник каменный мешок, размером с сортир, с зарешеченным окном, выщербленной совковой плиткой на полу и с узенькой лавочкой, вделанной в дальнюю стену. Зачем-то продержали около получаса.
Выпустили. Посадили на стул возле казенного столика с лампой. Неопрятный старик (почему-то в белом халате) отобрал и описал вещи (в том числе часы и обручальное кольцо). Потом приказал раздеться.
– Наклонитесь! Раздвиньте ягодицы!
Это на предмет, ни спрятал ли я чего в заднем проходе. «Вот и первые уроки рабства», – подумал я.
– Встать! Вперед!
Старческая рука залезла в мои волосы.
– Да нет! – услышал я голос за спиной. – Этот из интеллигентных. Вшей нет.
Повели в душ. Температура воды градусов шестьдесят. Напор, как из брандспойта для разгона демонстраций. Не струи, а сверла.
Я оглядел общую обстановку: после моей утренней ванны здесь можно только испачкаться.
Полотенца не дали. Вероятно, имелось в виду, что я высохну сам. Одежду вернули и повели в камеру. Едва приоткрыв ярко-оранжевую дверь с глазком и окошком для подачи еды, втолкнули внутрь.
– Добрый день! – вежливо сказал я.
В небольшой комнате с тремя кроватями и окошком, зарешеченным так плотно, что за ним ничего невозможно рассмотреть, сидят двое.
Один – щуплый невысокий человек лет тридцати. Хитрые глаза и нос с горбинкой. Он мило улыбнулся:
– Добро пожаловать!
Второй – сын востока. Причем дальнего. То ли китаец, то ли кореец, то ли вьетнамец.
– Да он по-русски ни хрена не понимает! – Махнул рукою горбоносый молодой человек. – По-моему, вообще не догоняет, за что его сюда определили.
– А вас за что? Если, конечно, вопрос не слишком нескромен.
– Да нет. Мошенничество в особо крупных размерах. Ярослав. – Он протянул мне руку.
– Очень приятно. Андрей. Убийство, совершенное с особой жестокостью.
Его рука напряглась, а улыбка стала несколько вымученной. Он отпустил мою руку нарочито медленно, боясь оскорбить опасного соседа. С той же напряженной улыбкой сел на кровать и отодвинулся куда-то в угол.
– Не беспокойтесь, – сказал я. – Я не виновен.
– Так ведь я тоже невиновен, – обрадовался тот. – Я – брокер. Меня хозяева подставили.
Я посмотрел на него внимательнее. Одет претенциозно, но на особо крупные размеры, пожалуй, не тянет (даже висящий на спинке стула толстый пиджак, бежевый в темную крапинку). Впрочем, почем я знаю, откуда у них начинаются эти самые «особо крупные» размеры? Может, со штуки баксов?
Тюремная еда – это отдельная песня, уместная разве что на похоронах. Я долго искал рыбу в поданной через окошко и пахнущей этой самой рыбой неприятного вида тюре. Нашел рыбий скелет. Они что, мясо предварительно счищают? В вареве его тоже не обнаружилось.
– Как рыбная ловля? – поинтересовался Ярослав.
Я поморщился.
– Хуже, чем в Яузе в черте Москвы.
– Да ты возьми там сыр «Эмменталь» в упаковочке. Мне передачу принесли.
– Спасибо.
Кроме «супа», выдали буханку хлеба, отвратительного, но единственно съедобного из тюремного рациона.
– Где они берут такой хлеб? – вздохнул я.
– А-а! – усмехнулся Ярослав. – История следующая. Его из пыли выпекают, которая на хлебозаводах остается. На специальном заводе по специальной технологии.
– Так это же невыгодно!
– Ха! Невыгодно! Его же в советское время построили. А времена те были романтические, озабоченные высокими идеями, а не презренной выгодой.
Я улыбнулся. Мой сосед мне нравится.
Через пару часов меня вывели на «прогулку». Одного. В каменный мешок примерно три на четыре метра. Над стенами, где-то в полуметре, нависает железная крыша, так что видна только узкая полоска голубого неба да втекает в эту дыру свежий морозный воздух. Там, наверху, на стене, прохаживается охранник.
И тогда я начал читать стихи:
Пять коней подарил мне мой друг Люцифер,
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтобы мог я спускаться в глубины пещер
И увидеть небес молодое лицо…
Что? Зачем? Что я хотел доказать? Им? Себе? Только то, что я человек, а не животное, запертое в клетке, не машина, способная работать при условии удовлетворения ее минимальных потребностей.
Когда я читал Маркиза де Сада, мне, в общем, нравились его подходы. Есть только наслаждение. Стремитесь к нему, достигайте его всеми возможными способами, даже если они кажутся кому-то грубыми и шокирующими. Изысканность, бывает, выглядит грубой. Наслаждайтесь! И что вам до других? Философия крайнего эгоизма и аморализма. Местами кажется, что у него списал Ницше, местами, что большевики. Человек – машина! И нет ни бога, ни черта.
Теперь же мне хочется кричать, что человек – не машина!
…Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена, стоит Истомина…
«Пир во время чумы» – вещь куда более тематическая. («Все то, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимо наслажденье, Быть может, вечности залог…») Но «Евгения Онегина» я знаю дальше.
– А что это он читает? – спросил один охранник другого.
Тот пожал плечами.
Они не узнали! Они не поняли!
Я усмехнулся.
Не успел дочитать первую главу, как меня повели обратно.
Но я читал стихи и на следующий день, и через день, и позже. Гумилев, Пушкин, Йейтс. Я – не животное в клетке! Я – не машина!
Мне повезло. Меня пока не били. Но зачем пытки? Зачем еще и бить? Здесь все пытка: от раскаленного душа до рыбного скелета на обед, и от прогулки под крышей в каменном мешке до жестких кроватей с матрацем в полсантиметра, словно привезенных сюда специальным рейсом из музея при Петропавловской крепости.
Мы играем в пытки. Они это всерьез.
Можно свитчинуть, переквалифицироваться в нижнего и ловить себе кайф. Я подумывал об этом. Кроме шуток! Такой подход помог бы мне все это вынести. Но для меня он предполагает сознание вины. Мазохистское наслаждение крепко связано с понятием о справедливости наказания. А потому он опасен. Если я внушу себе, что виновен, и поверю в это, они тоже это поймут. Следак не слепой. Даже не глуп, по-моему. Можно попробовать переключаться перед каждым допросом. Почти шизофрения, раздвоенное сознание. Трудно, но возможно.
У них два компьютера: ее ноутбук и его старенький пентиум. Конфисковали оба. Поставили и подключили в моем кабинете. Надо просмотреть сайты. Мне кажется, что это важно. Познакомились через Интернет…
Ее комп новый, вряд ли там есть тот самый сайт. А вот на его – возможно. Я загрузил «Интернет эксплорер» и вышел в Сеть.
Похоже, Маркиз сидел в Интернете по-черному. Чего здесь только нет! Ну, боевые искусства, понятно. «Путь самурая», тоже понятно. Японская культура от классики до мультфильмов; Средние века: история, искусство, религия; история инквизиции, клуб исторического моделирования «Варяг», скандинавская мифология… медицина почему-то… энциклопедия первой помощи. Я почувствовал: тепло. Здесь где-то! Близко!
