А в других — короткая полка, подвешенная над единственным деревянным стулом. Ей хотелось знать, какие книги читают люди во время отпуска. И какие оставляют почитать другим. Она, например, всегда оставляла книги, которые имели для нее значение.
Потом, уже дома, докупала экземпляр любимой книги. Но часто и его она тоже оставляла в одном из отелей. Точно она не помнит, но Колаковского[6] оставила, наверное, в пяти отелях. Кроме того, ей почему-то обязательно хотелось знать, есть ли в таких библиотеках, особенно на краю света, польские книги.
Она подошла к сонному портье. Спросила о библиотеке. Он посмотрел на нее недоуменно, но, когда до него дошло, о чем речь, пальцем указал на застекленную полку, висевшую в углу холла, прямо над полинявшим креслом.
Полка чем-то смахивала на верхнюю часть буфета, того, что она вместе с кроватью получила в наследство от бабушки Марты. Солидные темные доски, а на них, за стеклом, книги. Главным образом французские и английские, удивительно много русских, изредка немецкие. Какое-то время она разглядывала надписи на корешках. Одна книга стояла корешком вовнутрь. Ей захотелось узнать, что за книга. Полка висела слишком высоко, с пола до нее было не дотянуться. Одной ногой она встала на кресло, потянулась к книгам, потеряла равновесие и, падая, увлекла всю полку за собой. Стекло со звоном разбилось.
Она лежала на полу, вся усыпанная осколками. Над ней склонился испуганный портье, все громче и надрывнее причитавший: «О, ту God». Под осколками у нее на животе лежала книга. Она отбросила ее в ярости, поранив пальцы. Потом она встала, прикрывая руками голую грудь. Подняла лифчик своего бикини. Он лежал на полу под полкой. Сначала она попыталась надеть его, но только испачкалась кровью, а когда заметила, что замок на нем сломан, оставила эту затею. Портье помог ей дойти до стойки.
— Дайте ключ от моего номера и велите принести большое ведерко льда. И что-нибудь для дезинфекции. И пару пластырей, — добавила, заметив струйки крови на ладонях. — Номер триста пять. И уймитесь вы, наконец. Со мной ничего страшного, — успокаивала она портье.
У ее ног лежала та самая книга, которую она отбросила в ярости. Наклонилась и не поверила своим глазам. Польская книга! По-польски! — Можете продать мне эту книгу? — спросила она портье, листая страницы.
— Продать? — Он на секунду оторвал взгляд от ее испачканной кровью груди. — Что вы! Возьмите ее просто так! И любую другую, какая только вам понравится.
Пожалуйста. Любую другую. Да хоть все. Я сейчас же пошлю лед к вам в номер. Да, в номер. И все эти книги тоже пошлю. В номер.
Номер триста пять, да, уже, пожа луйста, ключ, номер триста пять, берите все эти книги. Простите, пожалуйста, спасибо, о боже мой, простите, спасибо, все книги, ве дерко льда, пластыри, триста пять… — все повторял он в каком то исступлении.
Да. Некоторые книги пахнут своими историями. И океаном…
Следующие дни у бассейна показались ей более сносными. Спустя неделю она дала им еще один, последний день, чтобы образумиться. Потом окончательно решила, что будет путешествовать одна. Но все ее путешествия сводились к тому, что она вставала утром раньше всех и шла на пляж, гуляла, иногда с фотоаппаратом подсматривала за птицами, подбиравшими то, что ночью на берег выбрасывал океан, а когда ее одолевала усталость, садилась, прислонившись спиной к гранитной скале, и смотрела на проплывавшие вдали корабли.
Она училась быть наедине с собой. Ей это было нужно. Она всегда была «с кемто». А когда не была, то работала. Когда он ушел от нее, ей осталась только работа. А сюда она сбежала от работы…
В одно прекрасное утро она взяла с собой «библиотечную» книгу и полотенце. Третьего дня она обнаружила в двадцати минутах ходьбы от отеля маленький песчаный пляж, затерявшийся между закрывавшими его скалами. Убедившись, что никого поблизости нет, она сняла просторную рубашку, потом бикини и легла нагишом на полотенце. Приступила к чтению.
Книга отбрасывала тень ей на лицо.
— А вы сумели бы так же любить? — вдруг донесся со скалы мужской голос. — Так же сильно? Она вздрогнула. Книга выпала из рук, задев и опрокинув бутылку с водой. Холод разлился по бедрам. Она приподнялась на локтях, прищурилась и посмотрела в ту сторону, откуда раздался голос.
На гранитной глыбе стоял мужчина и курил. Она узнала его. Аукаш…
Собственно говоря, она совсем ничего о нем не знала, кроме того, что он был лучшим другом мужа Моники, ее сослуживицы, благодаря которой она оказалась на этом острове.
— Поехали с нами, Аня, — звала Моника, — отдохнешь немного от всей этой круговерти. Уедешь, может, немного забудешься.
Идея поначалу показалась ей абсурдной. Она пребывала в глубокой депрессии, и одна только мысль о том, что надо удалиться от дома на расстояние дальше, чем до работы, казалась ей усилием, на которое она не способна. Кроме того, она не видела никаких разумных причин, из-за которых надо лететь на другой конец света, чтобы поплакать. Лучше всего ей плакалось в собственной постели.
Моника не сдавалась. Они разговаривали об этом почти каждый день. Наконец как-то вечером Моника сказала: — Ты не можешь просто так зависнуть и лечение своих ран отдать на произвол времени. Сама прекрасно знаешь, что время для тебя остановилось. Тебе нужен план…
Месяц спустя она сдалась. Ей действительно был нужен план! Очень нужен. Ее собственный план под названием «стереть его из памяти» буксовал. Ей на самом деле необходимо было уехать подальше, потому что расстояние в два этажа на работе, которое когда-то казалось настоящей пропастью, теперь разделяло их недостаточно. Заплаканная, ночью она позвонила Монике: — Еду… Еду с вами…
— А что, по-вашему, значит «так же любить»? — ответила она вопросом на вопрос, прикрывая книгой грудь.
Парень продолжал стоять и пялиться на нее. Ситуация становилась все более неловкой. Она встала. Он продолжал рассматривать ее, когда она надевала трусики и рубашку.
— У вас что, пиво кончилось или воду из бассейна спустили? — спросила она иронически, застегивая пуговицы.
— А у тебя что кончилось? — спросил он.
— Любовь у меня кончилась, а я пытаюсь понять почему… — сказала она тихо, подворачивая слишком длинные рукава мужской рубашки, и сама удивилась своей откровенности.
— Любовь? Это какая, когда держатся за руки? Нельзя всю жизнь держаться за руки, потому что рано или поздно руки затекут. Такая любовь всегда кончается, — сказал он, спрыгивая на песок. — Когда-нибудь да кончится. Подругому не бывает, иначе мы все поумирали бы. Но важнее любви то, что остается после нее.
