— Одевайся.
Валюша вернул себе невозмутимый вид и гордо засеменил по коридору.
— Красивый, правда, — вывалилось из меня. — Наша лучшая модель.
— Да, я понял, Маруся, — Тимур устало тронул переносицу изящными пальцами.
* * *
— Блядь, порядок он тут хочет и трудовую дисциплину, — фыркала Бурая. — А здесь одни наркоманы и отбросы общества. Посмотри на нас! Мы ж клуб серийных самоубийц! Он что? Он понимает, что нормальные люди сюда работать не пойдут? При такой работе, понятно, большой процент отморозков и психологически неуравновешенных людей! Мы же все тут больные! А без распиздяйства работать невозможно! Иначе это будет уже не Интернет-конференция, а Макдональдс! — из-за шторы послышалось вежливое «кхе», — а кто-то пусть вообще молчит, престарелый ловелас! Убить кого-то тут мало за сегодняшний выход!!!
— Я ловелас?! — высунулся Валюша.
— А кто? Я? Я, может, потягиваю юные попки в душе в рабочее время?! — на это Аланик, будучи представителем юных попок, аристократично улыбнулся Бурой. Она гневно накинула дубленку с мехом на воротнике и сразу стала похожа на заведующую овощебазой в Купчино.
— Я знал? Вы сами там еле успели следы замести, а мне хоть бы кто стукнул!!
— Стукнуть тебе?! — заорала я. — Мы б тебе стукнули, если бы были уверены, что ты не вылезешь с криком на всю квартиру: «Какая сука поебаться не дает?!».
Занавеска возмущенно дернулась
— А ты, Бурая, это зря про больных!
— Мы, между прочим, людям помогаем. С тяжелыми психо-сексуальными проблемами, — обиженно сказала занавеска.
— Настю видел кто-нибудь? — решила я перевести тему.
— А тебя вчера не было?
— Нет. Вчера же вторник был.
— Вчера здесь Настя во всей красе выступала. Они с Валюшей на пару отличились.
— Опять Валюша. Изумительно. — Из монолога Бурой я узнала, что Насте было просто-напросто негде жить. Она орала, чтобы ей тут разрешили ночевать, Валя орал, чтобы она убирала за собой хотя бы и работала бы иногда, Бурая орала, что у нее здесь не приют бездомных шлюх и что кто-то сюда водит своих мужиков, что совсем не вяжется с ее, Бурой, понятиями о работе на видеоконференциях. В ответ на это Настя кинула в администратора чашкой. В нежно-розовеньких осколках Валюша признал свою чашечку. Тут я уже начала жалеть Настю.
— Мою любимую чашку, прикинь??
— Сердечком?
— Ну. Думал, убью суку. Подарок же.
— Потом она орала, что приведет ментов или бандитов, что нас тут всех убьют или посадят. Веселая такая девчонка.
— А в итоге чего?
— Взяла у Аланика 50 рублей в долг. Пошла жаловаться Тимуру на меня и на Валюшу. Администратор ни хера не делает, а Валюша избил бедную овечку…
— Ал, ты зачем ей денег дал? Она же не вернет никогда в жизни.
— Ну… у меня было, чего же не дать…
— Натурально сестра милосердия, — Бурая направилась к выходу. Затем остановилась и резко выдохнула: — Ладно, я домой, девочки. Иди целоваться, жрец греческой любви. Я сегодня приеду, куплю барахла всякого, будем убираться. Чтобы тут еще кроме меня три человека было. Двери, если эта мразь придет, ей не открывать… Что-то я устала… похудела как будто даже. Маруся, скажи, я похудела?
— Ты, Бурая, очень похудела. Иди домой, спать.
Мы все расцеловались. Лилит с Таней-Три-Икса мужественно сидели по комнатам. Светало.
-
— i wanna touch your hard dick … wanna suck you out!
— Mmmm… i wish you could feel how i want you…
— Wanna fuck me, bustard? Wanna fuck my hot sweet pussy??
— Yeah, i want you…
— Do you?!!
— Yeah…
— I can’t hear you, fuckin bustard!!
— I want your little beautiful pussy..
— Mmmm…. do you want me to put my pants down? Wanna lick my sweeeet pussy?
— Yes, my girl…
— I want your tongue… lick me… just… lick… my pussy…. my asshole
— U drive me crazy… i wanna see more of u..
— More? May be my neck?
— Yes.
— May be my hair?
— Oh…
— May be my knees?
— Mmm…..
— May be my tummy?
— Лилька, а потом ты приходишь в западную компаху устраиваться, скажем, референтом, а там сидит такой дядечка в галстуке и пиджаке, лысенький и старенький, и вещает тебе важным голосом: «Политика нашей компании в целом основана на…» Прикинь, а ночью на тиджис или кам-контактсе отвисает. Я всерьез не воспринимаю уже…
— Как Гриди? Смейтесь надо мной, смейтесь! Я старый, я толстый! Смейтесь, у меня встает!!! Бееее…. Тоже ведь босс чей-нибудь, его секретарши боятся!
— Шоу ми ёр пусси!!! ААА!!! Айм Каминг!!!
* * *
Больше всего я не люблю два вопроса: «чем занимаешься по жизни?» и «ты (она, они) — лесбиянка(и)?».
Мне абсолютно нечего ответить, к своим двадцати я уже давно перешагнула оба эти понятия. Я живу в атмосфере, где люди далеко за гранью гомосексуализма, вне области понятий морали, работы, проституции. Просто смешно было бы спросить Текки, лесбиянка ли она? И чем она занимается по жизни. Первое время стереотипы мои с оглушительным треском зарывались в густую свежесть настоящего и разнообразного порока. Вопросы: «А как же так можно?», «Если он педик, как же у него с девочкой получилось?» и «За деньги? Да ты же проститутка!!!» были нелепыми, никто на них не давал мне ответов и, со временем, я перестала искать их сама. Я приняла это как театр, как нелепую нашу изуродованную пьесу, где нет четких ролей. Поэтому я не могу сказать, чем я занимаюсь «по жизни». Зарабатываю деньги? Сплю с мужчинами? Сплю с женщинами? Имею творческое хобби? Живу одна? Живу с мужчиной? Употребляю ли алкоголь и наркотики? Курю ли? Это слишком сложные вопросы для меня, особенно, когда их задают вне рамок «разговора по душам». Студию я любила за то, что здесь никто никогда не задавал никаких вопросов вообще: юным амбициозным натурам, вроде меня, было намного интереснее рассуждать о собственных уникальных персонах, чем расспрашивать о других.
Тем нелепее мне казалась возникшая ситуация между мной и Новенькой — задавать такой вопрос здесь, вдали от правил, шаблонов и определений, в обстановке полного гендерно-культурного хаоса. Я не выдержала:
— Ты глупая?
— То есть — да?
— То есть — не твое дело.
— Ну точно, значит. Я ошибаться не могу. Я, знаешь ли…
— Не знаю.
— … сразу такие темы просекаю.
— Слушай, ты работать сюда пришла или темы просекать?
— Нужно же знать, с кем работаешь.
— Зачем?
— Для спокойствия.
— Успокоилась? Пошли.
Бурой всегда казалось, что у нас недостаточно моделей. Вот он, итог. По коридору за мной шло мальчишкоподобное существо с черными ледяными глазами, худым внимательным лицом и пирсингом в брови. В милитари-майке и ботинках, заставляющих питерских негров, не раз битых местными скинхедами, неприятно подрагивать. Оленька.
