— Как твой день? — спрашивает он небрежно, без намека на какие-либо эмоции в голосе. Это только еще больше усиливает мое беспокойство, вопрос притягивает меня через шикарный стол к его темному присутствию. Он убирает салфетку с колен и кладет ее на стол, глядя на меня с ничего не выражающим лицом.
Что, черт возьми, я должна ответить. Еще нет и половины одиннадцатого, а у меня уже довольно необычный день. Я выяснила, сколько ему лет, использовала вибратор, приковала его наручниками к кровати и оставила там, а теперь завтракаю в «Ритце». Такое, безусловно, не назовешь повседневной рутиной.
— Не уверена, — отвечаю честно, потому что у меня такое чувство, что к этому списку можно добавить еще несколько эксклюзивных пунктов.
Он опускает взгляд, и его супер-ресницы отбрасывают тень на скулы.
— Хочешь, расскажу, как проходит мой день? — спрашивает он.
— Если хочешь, — шепчу полным нервозности голосом, которую действительно испытываю. Я даже не уверена, что он не устроит сцену в самом роскошном отеле Лондона перед сливками лондонского общества.
Он откидывается на спинку стула и сверлит меня мощным взглядом зеленых глаз.
— Что же, я отложил утреннюю пробежку из-за маленькой искусительницы, приковавшей меня наручниками к кровати и пытавшей, чтобы выудить информацию. Затем она меня бросила, беспомощного и отчаянно в ней нуждающегося. — Он начинает крутить в руках вилку, и под его пристальным взглядом я слабею. Он делает глубокий вдох. — В конце концов, я добрался до телефона, который она оставила... вне... досягаемости... — Он сжимает большой и указательный пальцы. — А потом ждал, пока кто-нибудь из моих сотрудников придет и освободит меня. Чтобы избавиться от накопившегося недовольства, которым она меня наградила, я пробежал четырнадцать миль за свое лучшее время, и теперь смотрю на ее красивое лицо, желая нагнуть ее над этим чудесно сервированным столом, и трахать до следующей недели.
Я задыхаюсь от его грубых слов, без всякого волнения произнесенных посреди ресторана «Ритц». О, боже, что обо мне подумал Здоровяк Джон? Надеюсь, посмеялся. Кажется, он находит реакцию и поведение Джесси по отношению ко мне довольно забавными.
Официант ставит перед нами кофе, и мы оба киваем в знак благодарности, после чего он снова уходит.
Я беру шикарную, вероятно, полностью серебряную ложку и начинаю медленно помешивать кофе.
— Ты провел довольно насыщенное утро, — говорю тихо. А что еще я могу сказать? Нервно вскидываю глаза и вижу, как он борется с улыбкой. От этого я чувствую себя намного лучше. Ему хочется смеяться, но и злиться тоже.
Он вздыхает.
— Ава, никогда больше не поступай так со мной.
Я разваливаюсь на своем желтом троне.
— Ты безумно злился. — Я делаю долгий, облегченный выдох.
— Я был далеко, далеко за пределами безумной злости, Ава. — Он тянется рукой к вискам и начинает кружить по ним пальцами, словно пытаясь избавиться от воспоминаний.
— Почему?
Он замирает на середине движения.
— Потому что не мог до тебя добраться, — говорит он, будто я глупая. Должно быть, он видит растерянность в моем взгляде, потому что касается пальцами лба и облокачивается на стол. — Мысль о том, что я не смогу до тебя дотянуться, повергла меня в панику.
Что?
— Я же находилась в комнате! — выпаливаю я слишком громко. Быстро оглядываюсь, убеждаясь, что не привлекла стороннего внимания роскошных клиентов.
Он хмуро смотрит на меня.
— Ты ушла!
Я перегибаюсь через стол.
— Я ушла, потому что ты мне угрожал. — Это определенно не разговор для вычурного «Ритца».
— Это потому, что ты свела меня с ума. — Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Когда ты приобрела эти наручники? — обвиняюще спрашивает он, ударяя ладонями по столу, заставляя окружающих нас посетителей замолчать.
Я откидываюсь на спинку трона и жду продолжения разговора.
— Когда вчера ушла с работы. Своим трах-наказанием ты, вроде как, помочился на мой план, — угрюмо ворчу я.
— Следи за языком. Я помочился на твой план? — недоверчиво переспрашивает он. — Ава, позволь сказать, что в моем плане нигде не было указано, что ты меня закуешь, и я окажусь в твоей власти. Значит, это ты помочилась на мой план.
Мы оба перестаем говорить о планах, трах-наказаниях и наручниках, когда официант подходит с нашими заказами. Вначале он ставит тарелку передо мной, а затем перед Джесси, поворачивая так, чтобы подача — больше похожая на картину — оказалась в лучшем ракурсе, чтобы мы могли полюбоваться ею, прежде чем атаковать ножом и вилкой. Я благодарно улыбаюсь.
— Это все, сэр? — спрашивает официант у Джесси.
— Да, спасибо.
Официант отходит от стола, оставляя нас продолжить неуместный разговор.
Я погружаю нож в еду. Выглядит слишком красиво, чтобы есть.
— Ты должен знать, что твоя искусительница чрезвычайно собой довольна, — задумчиво говорю, обхватывая губами вкуснейший зерновой тост, покрытый копченым лососем и голландским соусом.
— Держу пари, так и есть. — Он поднимает брови. — А она знает, как безумно я ее люблю?
Вздохнув, таю. Я в «Ритце», ем самую невероятную еду и смотрю через стол на самого потрясающе красивого мужчину в своей жизни, — моего потрясающе красивого мужчину. Только моего. Я снова греюсь в лучах солнца на седьмом небе под названием Джесси.
— Полагаю, знает, — подтверждаю я.
Он снова переключает внимание на свою тарелку.
— Лучше ей не полагать, — сурово говорит он.
— Она знает.
— Хорошо.
— А в чем, собственно, проблема? — спрашиваю я. — Тридцать семь — это пустяк.
Он скользит по мне взглядом. Выглядит почти смущенным.
— Не знаю. Тебе нет и тридцати, а мне почти сорок.
— И что? — Внимательно наблюдаю за ним. Он и правда комплектует по поводу возраста. — Тебя это беспокоит больше, чем меня.
— Возможно.
Он с трудом сдерживает улыбку. Вижу, он рад, что меня это нисколько не волнует. Покачав головой, возвращаюсь к еде. Мой высокомерный плейбой испытывает неуверенность, но за это я люблю его еще больше.
Мы едим в приятной тишине, официант постоянно интересуется, все ли у нас в порядке. А как может быть иначе? Когда мы заканчиваем, он быстро уносит тарелки, и Джесси просит счет.
— Так когда мы пойдем по магазинам? — спрашивает он, а после делает глоток кофе.
Я раздраженно выдыхаю. Совсем об этом забыла. Понимаю, если брошу ему вызов, то тут же слечу с седьмого неба под названием Джесси. Я пожимаю плечами.
— Тебе не обязательно идти. Я в любое время могу заскочить в «Хаус оф Фрейзер».
— Я хочу пойти, и вообще, я должен тебе платье, помнишь? — Он ухмыляется, и я быстро вспоминаю расправу над платьем. Он хочет пойти, только чтобы сделать правильный выбор, а это означает, что мне, вероятно, купят лыжные штаны и джемпер с круглым вырезом.
— В пятницу в обед? — Я стараюсь, но безуспешно, чтобы голос звучал бодро.
Его хмурая морщинка появляется на привычном месте.
— Несколько ограничивает время, не думаешь?
— Я что-нибудь подберу.
Допиваю самый вкусный кофе, который когда-либо пробовала.
— Запиши меня в свой ежедневник на пятницу... на всю вторую половину дня.
— Что? — Чувствую, как хмурюсь.
Он достает из кармана пачку банкнот и кладет пять двадцаток в кожаную папочку, которую только что принес официант. Сто фунтов за завтрак? Это мое новое платье!
— Назначь мистеру Уорду встречу в пятницу днем. Скажем, на часик. — В его зеленых глазах пляшет восторг. — Мы пройдемся по магазинам без всякой спешки и подготовимся к вечеринке.
— Я не могу записать одну встречу на весь день! — недоверчиво бормочу я. Мистер Неразумный вернулся.
— Можешь и запишешь. Я достаточно плачу твоему боссу. — Он встает и направляется к моей стороне стола. — Ты должна сказать Патрику, что живешь со мной. Я не собираюсь больше с ним церемониться.
А я с ним живу? Встав, принимаю протянутую руку и позволяю ему вывести меня из ресторана. Нет, он не будет церемониться. Вместо этого он просто его уничтожит.
