И в ямине этой вода такая холоднючая оказалась, что я за малым не заверещал как девчонка, рюхнувшись в нее по самые колокола. Вот это прям вообще было бы кино, если бы не сдержался. Тоже мне, крутой самец и соблазнитель, что голосит как гимназистка, которую в переулке пощупали за булки.
Но, в общем и целом, круто все сложилось. Если удается найти человека живым, то это такой приход чистой эйфории, с которым мало что сравнится может. Разве что секс с моей Вороной, но это же только в последнее время происходить стало. Жаль, что не всегда так везет. Мила вообще умница. Упала в эту душегубку, ногу повредила, но каким-то чудом умудрилась зацепиться за трубу, не рухнув в воду. Если бы бухнулась в нее – вряд ли мы успели бы. Я двадцать минут постоял всего в этой пакости ледяной, и то уже мышцы ног окаменели, а бедные шары небось внутрь втянулись с перепугу. Потому и ломанулся бегом оттуда. Во-первых, согреться и вернуть подвижность как можно скорее, во-вторых, я же не псих передом в мокрых боксерах к Женьке поворачиваться. Увидит моего ужавшегося до размеров малютки-червячка от холода бойца и потом до конца жизни без смеха не вспомнит. А я типа героем же хочу перед ней выглядеть, а не парнем со смешным сморщенным хозяйством.
Пока Женька меня догнала, я уже успел избавиться от мокрых трусов и запрыгнуть в валявшиеся в багажнике треники. Обуви, правда, сменной не было, так что шнырнул в салон, завел движок прогреваться и натянул хотя бы сухие носки. Так доеду, ничего страшного.
– Живо двигайся на пассажирское и пей свой кофе! – строго велела Женька, появившись около машины. – Домой я поведу. Или нам еще куда-то нужно заехать?
Так, минуточку! Пустить ее за руль моей ласточки? Вот так запросто взять и отдать?
– Миш, ну ты чего примерз? Двигайся! – чуть толкнула меня в плечо Льдина.
Это моя Женька, теперь моя, но и ласточка моя, причем, гораздо дольше, и я никогда и никому ее до сих пор… Вздохнув, я переполз на пассажирское. Прости, родимая. Мы с тобой давно, и я тебя люблю, но это же моя Женька, и я так-то, и правда, сейчас херня, а не водитель, ступни еще как деревяшки.
– Домой в горячую ванну? – спросила Женька, как-то слишком лихо разворачиваясь на площадке перед забором какого-то промобъекта. Тише-тише, че за миллиметражи с забором!
Старшой и ребята, что несли Милу, уже отбыли, сейчас последние наши разъезжались. Арсюха махнул мне, когда они с Танькой запрыгивали в машину к кому-то из новеньких. Ясно, обратно с ним поедут.
– Ага, домой, – кивнул я, выдохнув и включил печку. Ладно, снявши голову по волосам не плачут. Терпи, ласточка, как я терплю, и да воздастся нам.
Теплый воздух подул мне на ноги, и зубы снова залязгали, и тут уж я ничего поделать не мог.
– Ты чокнутый, знаешь? – коротко зыркнув на меня, сказала Воронова.
– Чокнутый в смысле «о, как же ты крут!» или «отвали от меня, шибанутое создание»? – уточнил я, а Женька вдруг потрогала мой лоб, глянув обеспокоенно, а я чуть не рявкнул все же, чтобы на дорогу смотрела лучше.
– Скорее первый вариант, но знаешь, такое обычно восхищает однозначно, только когда это чей-то чужой парень. А когда это человек, который что-то значит для тебя, то пугает.
– И ты сейчас восхищена или испугана?
– Скорее второе.
– Ну, охрененно, – не смог не расплыться в довольной лыбе я. А фиг с ним, пусть ведет, как хочет, жалко что ли. Лишь бы живыми доехали, а железо выправить можно, а стекло поменять. – Жень, ничего реально опасного для меня не происходило сегодня.
– Пневмония или воспаление легких, что ты можешь схватить, – достаточно опасно, не находишь? И знаешь, я ведь была в том магазине и видела все. У тебя в принципе нечто вроде инстинкта самосохранения присутствует?
– Ну, я же жив до сих пор, – мигом насторожился я, теряя благодушную расслабуху.
– Угу. До сих пор, – пробормотала Женька и замолчала.
Я принялся, обжигаясь, прихлебывать кофе из термоса и озадаченно поглядывал на нее. Че не так-то? Сам себе напортачил? Мне ведь случалось слышать нечто подобное. Ну, типа, когда мужик склонен к чему-то эдакому, типа по водостоку с букетом в зубах или горы одной левой своротить, то это круто, только когда это чужой мужик. А свой пусть и не восхищает, но жив-здоров, пупок горами теми же не подорван, под боком всегда, и есть уверенность в завтрашнем дне. Бля, женщины, вот как в вас совсем-то разобраться? Чтобы вас заполучить – надо хотя бы впечатление произвести, красивые жесты, хорошие поступки, а чтобы удержать надолго – все совсем наоборот?
– Ух ты, а у нас тут тусня, – констатировал, заметив во дворе ментовской бобик и толкущихся рядом мужиков в форме.
Кроме «УАЗика» еще стоял и легко узнаваемый мною джип с трещиной в лобовом, парой вмятин и отбитым боковым зеркалом. Нам с Женькой это зеркало должно новую швабру! А перед стоящими почти навытяжку стражами правопорядка гарцевала на высоченных каблуках эффектная блонди в серебристо-черной длинной шубе нараспашку, чтобы получше было видать выдающийся бюст и длинные ноги, чисто формально прикрытые коротенькой узкой юбчонкой. Вот на кой столько лисичек бедных изводить на шубу было, если в ней и смысл весь – понты галимые? Ладно бы еще для тепла, хотя все равно зверюшек жалко.
– А вот и госпожа адвокат собственной персоной, – мрачно сообщила Женька.
Завидев нас, дамочка сказала нечто отрывистое, будто «фас!» скомандовала, и менты к нам двинулись, а она торопливо шмыгнула в свое авто.
– Так, Жень, ты не хипишуй только. Все норм будет, – схватил я Женьку за руку и хотел открыть дверь, но она в ответ вцепилась в мою кисть.
– А ну сидеть! Куда ты, блин, собрался в носках? Не набегался еще сегодня?
– Думаешь, лучше снять, а то промокнут? – закосил под дурака я, но не сработало.
– Сойкин, сиди, а! Они же явно ко мне, и я, в конце концов, не младенец, могу и сама в чем-то разобраться. – И, резко распахнув дверь, она вышла навстречу идущим.
Вот говорю же: женщины, фиг вас разберешь! Говорите, что мечтаете о мужиках, что от всего прикроют, а потом такие «я и сама могу, не младенец!»
Из тачки я все же вылез, заработав краткий грозный взгляд Женьки. Ага, стою-боюсь, Ворона моя строгая.
– На каком основании вы меня намерены арестовать? – услышал ее ледяной голос и нахмурился.
– Не арестовать, а задержать и препроводить в отделение для получения пояснений в связи с заявлением граждан Алексеенко и Чучкина о факте вашего вооруженного нападения на них вчера около двадцати ноль-ноль с причинением вреда здоровью и порчи имущества.
– Моего? – холодно спросила Женька, а я втянул воздух, но она тут же глянула с «а ну не смей вякать» видом на меня. – Я не знаю никого с такими фамилиями. И вооруженного собственно чем?
– И тем не менее, заявление мы обязаны отработать и разобраться.
Да ты, сука, научись без чужой команды жопу подтирать, разбиральщик!
– Эти граждане утверждают что я, одинокая женщина, просто взяла и напала на них? Незнакомых мне людей? А причина? Я разве произвожу впечатление неадекватного человека?
– Гражданка Воронова, нам все это не нравится так же, как и вам, и давайте просто проедем в отделение и разберемся во всем! – зачастил полноватый сержант, покосившись в сторону джипа.
– А давайте! Я как раз намеревалась к вам прийти и написать заявление о попытке вторжения в мою квартиру с применением спецсредств.
– Доказательства есть? – сплюнув на снег через губу, спросил второй мент – лейтенант с щербатой рожей и премерзским взглядом, которым он шарил по Женьке. – Или может имеете намерение сообщить нам кто напал на ни в чем не повинных граждан, просто проходивших мимо вашей двери, если это не вы.
– Это – не я. А было ли нападение, и кто его совершил – ваша работа выяснять. Заодно предлагаю вам подняться, раз уж вы все равно здесь и взглянуть на мою дверь и оценить нанесенный ей ущерб.
– А с какой стати мы должны это делать, если от вас заявления не поступало.