Я кручу между пальцами сахарный пакетик. Понимаю, что нужно запихнуть в себя хотя бы этот чертов кофе с чизкейком, но только подношу чашку ко рту, как горло сжимается. Не могу.
— Егор, — трогает меня за руку Павел, — Очнись. Даша в автосервис совсем никакая звонила. Ты бы поговорил с девушкой, объяснил, что к чему.
— Да я б рад! — с чувством откидываю прорвавшийся пакетик на стол и собираю просыпавшийся сахар салфеткой, — Мобила ее прослушке. А я этой гниде адвокатской обещал, что никаких контактов не будет. Макса только завтра выпустят, как свидетеля до суда…
— Плохо… — качает головой Павел, — И вообще дела так себе. Никто ж из «фирм» не знает толком, за что вас в клубе вчера упаковали. Думают — прессинг начался. Сегодня на эмоциях жестко фанатье «Локомотива» нарубили. В мусорках дымовухи взорвали. Я краем уха слышал, что ещё и на трибунах что-то планируется.
— Вот задница… — я падаю лицом в ладони, лежащие на столе.
— Короче… Нужно как-то этот беспредел тормозить. Давайте жребий что ли потянем. Кто на футбол двинет…
— Не надо жребий, — решительно хлопаю ладонью по столешнице, — Я пойду. Все равно крыша едет от каждой вибрации телефона. А вы — по домам. К жёнам. Пусть я хотя бы один из нас буду такой… убогий.
— Тут никто не откажется… — виновато жмёт плечами Юрий, — Держи… — поротягивает мне билет через стол, и я забираю его.
— Поехали, — хлопает меня по плечу Павел, — Подкину что ли…
Телефон плавится в моих руках от Дашиных сообщений. Я перечитываю их по кругу и схожу с ума. Ей больно, а мне в два раза сильнее. Пальцы постоянно тянуться написать ей ответ, но нельзя… И я уже близок к тому, чтобы просто выкинуть этот теперь совершенно бессмысленный гаджет в окно, но в нем ее фото. Таких больше нигде нет. Я фоткал утром, пока она спала. Красивая — пиздец просто. Нежная, довольная, расслабленная…
— Ну хорош! — врывает у меня из рук телефон Павел и закидывает его на автомобильную панель, — Я прям чую, как твоя башка едет, мужик. Что делать собираешься?
Я запускаю пальцы в свои волосы на макушке и сжимаю кулак, натягивая пряди побольнее.
— К отцу ее пойду… — резко выдыхаю, чувствуя, как крепнет это решение, — Дарью нужно забирать, как положено. С благословением…
— В итоге — батя ее тебя упакует, — хмыкает друг, — На погоны себе благословит, а Дарья тебя за два года забудет, как звали…
— Пусть! — зло перебиваю его, — Значит, так надо.
— А мать? — Павел поворачивает на меня голову, — Один сын выйдет, зато второй сядет?
— Со мной такой связи у неё нет, как с братом. Обойдётся… Думаю.
— Ладно… — Павел тормозит у обочины. Оборачивается и достаёт с заднего сиденья кепку с шарфом, — Сильно не светись.
— Нормально все будет! — я забираю свой телефон и салютую другу кулаком, — Но пасаран!
— Да просрут опять…
Я захлопываю дверь тачки, и Павел тут же резво встраивается в поток.
Народа возле стадиона — уже прилично. Я знаю, где сейчас тусуются наши пацаны, но специально решаю пройти досмотр без них. Если что-то найдут и будут паковать — не отмажусь.
Прохожу рамы и терплю несколько секунд ментовского беспредела с выворачиванием карманов до трусов. Поднимаюсь на трибуну и падаю на своё место.
— О, Герыч… — меня начинают замечать, подтягивающиеся парни, — Тебя же приняли?
— Выпустили уже, — жму в ответ протянутые руки, — И просили передать, что все под колпаком ходим. Давайте на сегодня больше без приключений, мужики?
— Стареешь… — ехидно тянет один из молодых — Трофим.
— Я пытаюсь задницу твою, — свирепея, киваю парню, — Спасти от зоны. Ты ж ещё и националист. Если примут — натрут твою жопу на терке за все грехи.
— Ты чего гонишь, Егор, — успокаивающе хлопают парни меня по плечам, — Горячий Трофим, молодой. Ну? Чего с него взять?
— Мозги и инстинкт самосохранения… — рычу в ответ, а мужики громко ржут, — Ты не в духе чувак, мы поняли…
На исходе первого тайма фанатье, расстроенное результатом игры, начинает звереть, и в толпе вспыхивают одинокие фаэра. Четыре — два… Трибуна взрывается матерными кричалками вперемешку с «дудками». Трофим даёт кому-то отмашку назад и воздух вокруг нас загорается красно-белым дымом.
— Какого хера! — я слетаю вниз по порожкам через ряды стульев и хватаю Трофима за грудки, — Я запретил!
Дым сходит на поле, и арбитр останавливает игру.
— А ну тихо, мужики! — нас тут же кидаются разнимать, и сейчас — это хорошо, что никто не видит нашей потасовки. Припечатываю кулаком парню в челюсть.
— Ты ж не вывозишь! — сплёвывает молодой, — Уступи место…
— Да забирай! — швыряю его вниз, — Только вот за всех них, — я киваю на трибуну, — Ответственность теперь тоже ты несёшь!
Возвращаюсь на своё место и первый раз в жизни раздумываю, чтобы уйти со стадиона.
Вдруг, мне кажется, что по проходу спускается вниз Дарья. У меня глюки. Этого не может быть! Я впиваюсь глазами в девушку в вечернем платье, и осознаю, что это — все-таки она. В груди начинает неприятно гореть. Что здесь делает? Слишком красивая, почти неуместно… И окончательно я теряю дар речи, когда Дарья подходит ко мне.
Я смотрю на неё, как на инопланетянку, боясь прикоснуться и спугнуть, а хочется целовать. Мое тело требует ее тепла и начинает меня предавать, заставляя сократить последние несколько шагов.
—
— Привет… — она выдыхает робко и кутается в палантин, — Если не хочешь отвечать вместе со всеми за утренние беспорядки, — ее голос едва слышимо вибрирует, — Тебе стоит прямо сейчас пойти со мной. После игры со стадиона выйдут только женщины и семейные пары. Остальные… — она нервно перебирает пальцами край ткани, — В общем, я больше ничего не могу сказать…
Я замираю в нерешительности. В моей голове начинают гудеть вопросы. Как уйти, зная, что парням прилетит? Но с другой стороны — они сами виноваты. Знатно подставились. Их все равно не выпустят. А я могу попасть основательно и без шансов на лояльный исход. Но задаю я Дарье совсем другие вопросы…
— Ты как здесь оказалась и откуда знаешь про ментов?
— Второй вопрос совсем глупый, — ее губы трогает грустная улыбка, — А первый… Сегодня день рождения у Фадеева. Наверняка, ты знаешь, кто это…
Я чувствую, что мое сердце ухает в желудок при упоминании мужа Альбины. Но Аля не дура, чтобы палить отношения на стороне…
— Ну вот, — продолжает Дарья, — Он друг моего отца… И сейчас они в скайбоксе — она кивает головой в сторону вип трибуны, — Мирно поглощают канапе…
Мой близкий диалог с девушкой начинает привлекать внимание мужиков.
— Герыч, — Трофим хлопает меня по плечу, но я даже не оборачиваюсь, — Ты бы предупреждал даму, где свидание, — ерничает он, и в поддержку его шутке раздаётся дружный хохот, — Мадам, — он обращается к Дарье, — Давайте в будете спать со мной, а за это я куплю вам годные кроссовки. А то ведь или шею, или ноги переломаете.
Я вижу, как вздрагивают губы и вспыхивают обидой глаза Дарьи.
— Счастливо оставаться… — она меряет меня презрительным взглядом полным слез и, даже не взглянув на Трофима, начинает подниматься вверх по трибуне.
Я делаю резкий выпад, прихватываю молодого мудака за запястье и, вывернув его, шиплю парню в самое ухо.
— Я бы урыл тебя, гнида. Но оставлю только потому, что если развяжу здесь драку, то окажусь в отделе, а сегодня у меня другие планы.
С чувством сплёвываю ему на белые кроссовки и отшвыриваю от себя в руки напрягшимся пацанам.
— Лучше держите его, — киваю и начинаю подниматься вверх по лестнице.
Меня здесь больше чувство ответственности не держит.
Дарью успеваю догнать под трибунами, почти у самого выхода. Подлетаю к ней и хватаю за край шарфа.
— А ну стой! — дергаю на себя, наматывая на кулак ткань, так, что девушке становится некуда деваться, и она оказывается прижатой к моему телу.
По ее щекам текут мокрые дорожки. Губы… Господи, искусанные, распухшие от соли становятся для меня спусковым механизмом, и я со стоном накрываю их поцелуем. У него вкус ее слез и легкого алкоголя. Но я только глубже врываюсь в рот девушки, пока мне по лицу не прилетает обжигающая пощёчина.
